Эрагон.Наследие

Паолини Кристофер

— Да, пожалуй… Но если Гальбаторикс постоянно чи­тал твои мысли или наблюдал за тобой посредством маги­ческого кристалла, почему же он не смог сразу же высле­дить тебя и вернуть в Урубаен?

— Он играл со мной — знаешь, как кошка с мышью. Я тогда отправился в поместье одного человека, которому, как мне казалось, можно полностью доверять. Разумеется, я ошибался, но, увы, обнаружил это гораздо позже, после того, как близнецы вернули меня сюда. Гальбаторикс все это время знал, где я нахожусь. Он знал, что я все еще зол на него из-за смерти Торнака. Вот он и решил пока оставить меня в том поместье и между тем поохотиться на Эрагона и Брома… Однако я его удивил: я довольно скоро уехал от­туда, и к тому времени, как он узнал о моем исчезновении, я был уже на пути в Драс-Леону. Поэтому Гальбаторикс и от­правился в Драс-Леону. Это было сделано вовсе не для того, чтобы наказать лорда Табора — хотя такой возможности он, безусловно, не упустил, — а для того, чтобы найти меня. Но и в Драс-Леону он опоздал. К тому времени, как он туда при­был, я уже встретился с Эрагоном и Сапфирой, и мы отпра­вились в Гилид.

— А почему ты уехал? — спросила Насуада.

— Разве Эрагон тебе не рассказывал? Мы отправились туда, потому что…

— Нет, я не о том. Я знаю, зачем вы отправились в Гилид. Я хотела спросить, почему ты уехал из того поместья? Ты же считал, что там безопасно. Так почему ты все-таки поспешил оттуда уехать?

Муртаг некоторое время молчал.

— Мне хотелось ответить Гальбаториксу ударом на удар. И стать известным тоже хотелось — чтобы мое имя связывали не только с «подвигами» Морзана. Всю жизнь меня воспринимали как-то неправильно только потому, что я сын Морзана. А мне хотелось, чтобы люди уважали меня за мои собственные подвиги. Не за те, которые со­вершил он. — Муртаг искоса глянул на Насуаду. — Полагаю, я получил то, что хотел. Но судьба опять же решила жесто­ко подшутить надо мною.

Насуаде очень хотелось спросить, был ли при дворе Гальбаторикса еще кто-нибудь небезразличный Муртагу, но она решила, что это слишком опасная тема, и задала со­всем другой вопрос:

— А много ли Гальбаториксу известно о варденах?

— По-моему, все. У него куда больше шпионов, чем ты можешь себе представить.

У нее так похолодело под ложечкой, что она даже руки к животу прижала.

— А как ты думаешь, можно ли его как-то убить?

— Конечно. Нож. Меч. Стрела. Яд. Магия. Все годится. Но дело в том, что он настолько окутан самыми различ­ными чарами, что нет ни малейшей возможности к нему подобраться и причинить ему какой бы то ни было вред. Эрагону повезло больше других: Гальбаторикс не хочет его убивать, так что он может и не один раз предпринять по­добную попытку. Но даже если он сто раз нападет на Галь­баторикса, пытаясь застигнуть его врасплох, ему все равно не пробиться сквозь эту магическую защиту.

— У каждой загадки есть разгадка, а у каждого чело­века — какая-нибудь слабость, — стояла на своем Насуа­да. — Может быть, Гальбаторикс любит кого-то из своих наложниц?

Но Муртаг так на нее посмотрел, что она поняла: мож­но было и не спрашивать. А потом он вдруг спросил:

— Неужели будет так уж плохо, если Гальбаторикс бу­дет продолжать править? Тот мир, которым он правит, пожалуй, даже хорош. Если он победит в этой войне с Вар­денами, в Алагейзии наконец-то воцарится мир. А затем Гальбаторикс положит конец бесконтрольному использо­ванию магии; эльфы, гномы и люди не будут больше иметь поводов для ненависти друг к другу. Мало того, если вар­дены проиграют эту войну, мы с Эрагоном сможем жить вместе, как и следует братьям. А вот если вардены победят, это будет означать для нас с Торном верную смерть.

— Вон как ты заговорил? А со мной что же будет? — спро­сила Насуада. — Ведь если Гальбаторикс выиграет войну, я стану его рабыней, и он будет приказывать мне все, что хочет! Так ведь? — Отвечать Муртагу явно не хотелось; она видела, как он напряжен, как сильно он сжал кулаки — так что выступили вены на тыльной стороне ладоней. — Ты не можешь сдаться, Муртаг! — воскликнула она.

— А разве у меня есть выбор? — крикнул он в ответ, и ему ответило гулкое эхо.

Насуада встала и посмотрела на него сверху вниз.

— Ты можешь сражаться! Посмотри на меня… Посмо­три же! — Он неохотно поднял глаза. — Разве ты не мо­жешь найти возможность ему сопротивляться? Можешь! Если даже данная тобой клятва помешает тебе, даже если она позволит тебе только самый крошечный бунт, то и это может оказаться ключом к уничтожению его власти над тобой. Ты говоришь, есть ли у тебя выбор? Можно, конечно, всю оставшуюся жизнь прожить, чувствуя себя беспомощным и жалким. Можно позволить Гальбаториксу окончательно превратить тебя в чудовище. А можно бороться! — Она, не стесняясь, раскинула руки, чтобы он мог видеть ожоги, покрывающие ее тело. — Неужели тебе нравится причинять мне боль?

— Нет, что ты! — вырвалось у него.

— Тогда сопротивляйся, черт тебя побери! Ты дол­жен бороться, иначе утратишь все,даже собственное «я». И Торн тоже погибнет.

Она не отступила, когда Муртаг вскочил, ловкий и гиб­кий, как кот, и двинулся на нее. В итоге его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица. На щеках у него ходили желваки, глаза гневно сверкали, дыхание со сви­стом вырывалось из груди. Таким Насуада не раз видела его и прежде и понимала: его гордость болезненно задета, и теперь ему более всего хочется стереть в порошок того, кто посмел его оскорбить. Ее, Насуаду. Было слишком опасно давить на него сейчас, но она понимала: иного та­кого шанса у нее не будет.

— Если я могу продолжать бороться, — сказала она, — то можешь и ты.

— Назад, на камень! — грубо приказал он, но она не умолкала:

— Я знаю, что ты не трус, Муртаг. Лучше умереть, чем жить рабом такого человека, как Гальбаторикс. По край­ней мере, ты мог бы совершить доброе дело, и впослед­ствии люди всегда помнили бы твое имя.

— На камень! — прорычал он, хватая ее за руку и под­таскивая к серой плите.

Насуада не сопротивлялась. Он толкнул ее на каменное ложе, застегнул у нее на руках и ногах кандалы, затянул ре­мень на лбу и, выпрямившись, уставился на нее темными, какими-то дикими глазами. Сам он был более всего похож на туго натянутый канат.

— Ты должен решить, хочешь ли ты рискнуть своей жизнью, чтобы спасти себя, — снова заговорила Насуада. — Спасти себя и Торна. И это ты должен решить сейчас, пока еще есть время. Спроси себя: как бы Торнак поступил на твоем месте?

Не отвечая ей, Муртаг приложил ладонь к ее груди. Ладонь была очень горячей, и у нее внезапно перехватило дыхание. Почти шепотом он заговорил на древнем языке, и по мере того, как эти странные слова срывались с его губ, Насуаде становилось все страшнее.

Муртаг говорил, казалось, несколько минут, но, когда он умолк, она ничего особенного не почувствовала. Впро­чем, это ничего не значило: она бы все равно не смогла определить, замешана ли тут какая-то магия.

Прохладный воздух коснулся ее груди в том месте, где только что лежала горячая рука Муртага. Он повернулся и пошел прочь, и она уже хотела его окликнуть спросить, что он с нею сделал, — но тут он остановился и сказал:

— Это должно защитить тебя от боли. Почти при любых пытках. Но ты должна делать вид, что тебе по-прежнему больно, иначе Гальбаторикс обо всем догадается.

И с этими словами Муртаг исчез за дверью.

— Спасибо тебе! — прошептала ему вслед Насуада.

Она долгое время обдумывала этот разговор. Вряд ли его подослал Гальбаторикс. Хотя, конечно, такая возмож­ность оставалась. Насуада чувствовала, что душа ее разры­вается. Она не в силах была понять, хороший ли — хотя бы в глубине души — Муртаг человек или плохой? Она вспом­нила короля Хротгара — в детстве он был для нее, как до­брый дядюшка, — и то, как Муртаг убил его на Пылающих Равнинах. Затем она вспомнила рассказ Муртага о его дет­стве и о том, с чем ему пришлось столкнуться во дворце Гальбаторикса. А еще она вспомнила, как он отпустил Эра­гона и Сапфиру, хотя легко мог тогда доставить их обоих в Урубаен.