Эрагон.Наследие
Шрифт:
Лишь у самого нижнего края облака Сапфире удалось свернуть и вырваться из-под нисходящего потока, и ее сразу же подхватил следующий восходящий поток — точно чья-то гигантская рука швырнула ее ввысь, и Эрагон надолго утратил всякое ощущение времени.
Бешеные порывы ветра были так сильны, что у Сапфиры не хватало сил им сопротивляться; она то взлетала вверх, то резко падала вниз в сменявших друг друга воздушных потоках. Ее швыряло, как кусок плавника, угодивший в водоворот. Она, правда, сумела немного продвинуться вперед — на какие-то несколько жалких миль, выигранных дорогой ценой и огромной затратой сил, — но воздушные потоки продолжали играть с ней, как с игрушкой.
На Эрагона это действовало весьма удручающе. Оказалось, что все они — он сам, Сапфира и Глаэдр — совершенно беспомощны перед этой бурей и при всем их общем могуществе даже надеяться не могут справиться с силами природы.
Дважды ветер едва не швырнул Сапфиру прямо в бушующие волны. Оба раза нисходящим потоком воздуха ее вырывало из подбрюшья грозовой тучи и бросало под потоки чудовищного ливня, яростно молотившего по поверхности моря. Когда это случилось во второй раз, Эрагону показалось, что он видит среди волн длинное темное тело нидхвала. Однако когда снова блеснула молния, темный силуэт чудовища исчез, и Эрагону осталось только размышлять, не сыграли ли с ним шутку быстро движущиеся по воде тени.
Силы Сапфиры истощались; она все слабее сопротивлялась порывам ветра; теперь уже ветер сам тянул ее, куда ему хочется, а она пыталась ему противодействовать, лишь когда ее прибивало уж слишком близко к поверхности воды. Во всех остальных случаях она почти переставала махать крыльями и старалась экономить силы. Эрагон чувствовал, что Глаэдр начинает подпитывать Сапфиру своей энергией, давая ей возможность как-то продержаться, но этого ей хватало лишь на то, чтобы просто поддерживать высоту.
Вскоре даже тот слабый свет, что их окружал, стал меркнуть, и Эрагона охватило отчаяние. Большую часть дня они потратили на борьбу с этой бурей, а она по-прежнему швыряла их, как игрушку, и не думала успокаиваться; да и Сапфире, похоже, никак не удавалось хотя бы приблизиться к краю грозовой тучи.
Когда солнце село, вокруг воцарилась такая темнота, что Эрагон не мог разглядеть даже собственного носа. Собственно, было все равно, открыты его глаза или закрыты. Ему казалось, будто их с Сапфирой закатали в плотные слои черной шерсти; окружавшая их непроницаемая тьма действительно давила на них физически, словно некая вполне ощутимая субстанция.
Каждые несколько секунд очередная вспышка молнии вспарывала мрак, порой скрываясь за пеленой облаков, а порой сверкая прямо перед Эрагоном и Сапфирой, ослепляя их своим сиянием, равным дюжине солнц; после такой вспышки во рту оставался железистый привкус, а ночь казалась в два раза темнее. Эрагон с Сапфирой не знали уже, что хуже — этот ослепляющий свет или кромешная тьма. Но как бы близко ни ударяли молнии, ни одна из них не задела Сапфиру, хотя постоянные раскаты грома уже вызывали у них обоих дурноту. Сколько им еще так лететь, Эрагон даже представить себе не мог.
Затем где-то среди ночи Сапфира угодила в бешеный восходящий вихрь, который оказался сильнее и обширнее всех тех, с которыми они встречались до того. Как только они в него попали, Сапфира сразу начала яростно ему сопротивляться, пытаясь из него выбраться, но сила ветра была так велика, что ей едва удавалось удерживать крылья в горизонтальном положении.
Наконец, отчаявшись, она выбросила из пасти длинный язык пламени, осветив небольшое пространство вокруг, полное ледяных кристалликов, которые сверкали, как драгоценные камни, и взревела:
«Помогите! Мне самой с этим не справиться!»
И все трое объединили свои усилия, а Глаэдр еще и уделил Сапфире очередную порцию своей энергии.
«Ганга фрам!» — воскликнул Эрагон, и это заклинание буквально швырнуло Сапфиру вперед, однако ее движение почти сразу снова замедлилось, потому что лететь под нужным углом к ветру было столь же трудно, как переплывать через Анору во время весеннего паводка. Даже когда Сапфира летела параллельно земле, восходящий поток воздуха упрямо толкал ее вверх. Вскоре Эрагон заметил, что начинает задыхаться, ему не хватало кислорода, но выбраться из этого воздушного потока им никак не удавалось.
«Это отнимает у тебя слишком много сил и слишком давно продолжается, — сказал ему Глаэдр. — Останови действие заклятия».
«Но ведь…»
«Останови. Мы ничего не выиграем, если вы с Сапфирой окончательно лишитесь сил. Придется оседлать этот ветер и скакать на нем до тех пор, пока он сам не устанет и не даст Сапфире возможность с него соскочить».
«Как это Сделать?» — спросила Сапфира. Усталость и ощущение близкого поражения явно затуманили ей мозги, и Эрагону стало жаль ее. Он сделал то, что велел ему Глаэдр, и золотистый дракон сказал:
«Теперь ты должен усилить действие того заклинания, с помощью которого согреваешь себя, и распространить его действие на Сапфиру и на меня, ибо сейчас нам всем станет еще холодней, куда холодней, чем самой суровой зимой в Спайне, и без магической защиты мы попросту замерзнем до смерти».
«Даже ты?»
«Мое Элдунари попросту треснет и расколется, точно кусок горячего стекла, если его бросить в снег. Затем тебе с помощью заклинания нужно собрать воздух вокруг тебя и Сапфиры в некий пузырь и удерживать его там, чтобы вы оба имели возможность дышать. Но из этого пузыря обязательно нужно удалять уже использованный воздух, иначе вы задохнетесь. Произносить такое заклинание нужно очень внимательно и осторожно, ты ни в коем случае не должен сделать ни одной ошибки. Слушай внимательно. Начинается оно так…»
И Глаэдр произнес все нужные фразы древнего языка, а Эрагон старательно повторил их, и лишь после этого старый дракон разрешил ему применить магию. Затем он по совету Глаэдра усилил согревающее заклятие, чтобы защитить всех троих от смертоносного холода.
А ветер тем временем поднимал их все выше и выше, и Эрагон уже начинал думать, что это никогда не кончится, они так и будут подниматься по спирали все выше и выше, пока не достигнут луны и звезд.
Эрагону вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, так и создавались кометы: птицу, дракона или еще какое-то вполне земное существо с такой скоростью уносил ввысь безжалостный ветер, что они вспыхивали, точно огненные стрелы, которые используют при осаде крепости. Если это так, решил Эрагон, то мы трое окажемся одной из самых ярких и прекрасных комет в истории земли, если, конечно, кому-нибудь удастся увидеть ее полет, а это вряд ли возможно над бушующим морем, вдали от всех берегов.