Эрагон.Наследие

Паолини Кристофер

К тому времени, как солнце наконец появилось над го­ризонтом, ни у Эрагона, ни у Сапфиры не осталось сил, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг. Да, собственно, в монотонной поверхности моря внизу и не было ничего такого, что могло бы привлечь их внимание.

Глаэдр первым заметил остров и сказал:

«Сапфира, вон туда, правее. Ты его видишь?»

Эрагон моментально встрепенулся, поднял голову, ле­жавшую на скрещенных руках, и, прищурившись на ярком свету, посмотрел на север. В нескольких милях от них из облаков поднималось кольцо горных вершин, покрытых снегом и льдом. Все вместе это было похоже на старинную зубчатую корону, покоившуюся на мощных слоях тумана. Склоны гор, обращенные на восток, ярко сверкали в лучах утреннего солнца, а западные их склоны были еще окута­ны темно-синим плащом сумерек. Горные отроги темными кинжалами с извилистым лезвием пересекали заснежен­ные долины.

Эрагон выпрямился в седле, едва осмеливаясь пове­рить, что их путешествие подходит к концу.

«Осторожней, — сказал Глаэдр, — берегитесь Арас Тхел­дуин, тех огненных гор, что стерегут сердце Врёнгарда. Быстрее, Сапфира, нам осталось совсем немного».

48. Хищные личинки

Ее поймали на пересечении двух совершенно одинако­вых коридоров — с одинаковыми колоннами, одинако­выми канделябрами и алыми знаменами на стенах. На знаменах были изображены пересекающиеся языки золо­того пламени — эмблема Гальбаторикса.

Насуада, в общем-то, и не надеялась, что ей действи­тельно удастся от них сбежать, и все же испытывала глубо­кое разочарование, когда ее побег не удался. Уж во всяком случае, она рассчитывала убежать гораздо дальше, прежде чем ее схватят.

И пока солдаты тащили ее обратно в зал Ясновидящей, ставшей ее тюрьмой, она упорно им сопротивлялась. Сол­дата были в доспехах и латных перчатках, однако она все же ухитрилась здорово исцарапать им физиономии, а кое-кому и искусать руки.

Войдя в зал, солдаты в ужасе закричали, ибо увидели, что Насуада сотворила со своим тюремщиком. Очень ста­раясь не ступать в огромную лужу крови, они подтащили ее к серой каменной плите, привязали и поспешно ушли, оставив наедине с трупом.

Она кричала, глядя в потолок, рвалась в своих путах и сама на себя злилась, ибо из ее побега все-таки ничего не вышло. Потом она глянула на тело тюремщика и тут же отве­ла глаза. После смерти лицо его приобрело какое-то обвиняю­щее выражение, и смотреть на него было просто невыносимо.

После того как Насуаде удалось украсть ту ложку, она потратила немало времени, затачивая конец черенка о ка­менную плиту. Ложка была из мягкого металла, и придать черенку соответствующую форму оказалось нетрудно.

Она полагала, что теперь к ней заявятся Гальбаторикс и Муртаг, но вместо них пришел все тот же человек в се­ром и принес ей нечто вроде позднего обеда. Он начал рас­стегивать ее кандалы, готовясь сопроводить ее в уборную, но в ту же минуту, как ее левая рука оказалась на свободе, она ударила его под подбородок заостренным концом сво­его оружия и до упора погрузила черенок ложки в мягкую плоть. Тюремщик завизжал — жутко, пронзительно, как поросенок, когда его режут, — три раза крутанулся вокруг собственной оси, взмахнул руками и упал на пол, дергаясь, суча ногами и отбивая пятками барабанную дробь.

Все это продолжалось как-то невероятно долго и здо­рово выбило Насуаду из колеи. Ей этот человек в сером вовсе не казался таким уж плохим или злым — она вообще представления не имела, какой он на самом деле, — и было в нем еще некое простодушие, заставлявшее ее думать, что она, по сути дела, воспользовалась им по праву более сильной. И все же она сделала то, что сделать было необ­ходимо, и хотя теперь ей даже думать об этом не хотелось, она по-прежнему была убеждена, что действовала вполне оправданно.

Пока тюремщик дергался в предсмертных конвульсиях, Насуада расстегнула свои путы и спрыгнула с плиты. За­тем, взяв себя в руки, выдернула острый черенок ложки из шеи убитого — точно затычку из бутылки вытащила: кровь хлынула фонтаном, забрызгав ей ноги и заставив отскочить назад. Насуада шепотом выругалась и двинулась к двери.

С двумя стражниками, стоявшими снаружи, она рас­правилась довольно легко. Того, что стоял справа, ей уда­лось застигнуть врасплох и прикончить тем же способом, что и человека в сером. Затем она выхватила у него из-за пояса кинжал и бросилась на второго стражника, пока тот возился с копьем, тщетно пытаясь ее проткнуть. Однако Насуада находилась от него так близко, что орудовать ко­пьем было куда труднее, чем кинжалом, и она заставила его замолчать, прежде чем он успел убежать или поднять тревогу.

После этого ей удалось пробежать довольно далеко. Но то ли благодаря магии Гальбаторикса, то ли из-за простого невезения в одном из коридоров она налетела на пятерых солдат, которые довольно быстро, хотя и не без ущерба для себя, скрутили ее.

Должно быть, через полчаса она услышала топот мно­жества подкованных железом сапог у дверей своей ком­наты, и туда ворвался Гальбаторикс в сопровождении стражи.

Как и всегда, он остановился почти за пределами ее ви­дения — высокая темная фигура с угловатым лицом. Насуа­да видела лишь часть его силуэта, но все же заметила, как он поворачивается, осматривая то, что творится в зале Яс­новидящей. Затем он ледяным тоном спросил:

— Как это могло случиться?

Один из воинов в украшенном плюмажем шлеме упал перед ним на колени, протягивая заостренный черенок ложки.

— Сир, мы нашли это в теле одного из стражников.

Гальбаторикс взял черенок, задумчиво повертел его в руках и промолвил:

— Ясно. — Затем он повернулся к Насуаде и, стоя так, чтобы ей было видно, легко согнул черенок и сломал его пополам. — Ты же понимала, что сбежать тебе не удастся, и все же из упрямства предприняла такую попытку, — ска­зал он ей. — Я не позволю тебе убивать моих людей только для того, чтобы досадить мне. Ты не имеешь права отни­мать у них жизнь. Ты вообще ни на что не имеешь права,пока я тебе этого не позволю! — Он швырнул на пол обломки ложки, развернулся и, широко шагая, удалился из зала Яс­новидящей, хлопая своим тяжелым плащом.

Двое солдат унесли тело тюремщика, убрали кровавую лужу на полу и, осыпая Насуаду проклятиями, ушли.

Оставшись одна, она наконец-то вздохнула с облегче­нием и позволила себе немного расслабиться.

Ей очень хотелось есть. Особенно сильно она это по­чувствовала теперь, когда несколько улеглось возбужде­ние, владевшее ею. Насуада, правда, подозревала, что по­есть ей дадут, скорее всего, нескоро. Если вообще дадут. Гальбаторикс вполне может наказать ее пыткой голодом.

Впрочем, мечты о хлебе, жареном мясе и вине в высо­ких бокалах оказались недолговечны, ибо за дверью зала вновь послышался грохот сапог. Сильно этим удивленная, Насуада попыталась внутренне собраться и подготовить­ся к любым неприятностям — в том, что ее ждут исключи­тельно неприятные вещи, она не сомневалась.