Еретик Жоффруа Валле
Шрифт:
— Одна я-то тебе как раз и помогу, — вздохнула Екатерина. — Слушай. На днях я была у графа Бридуа. То, что он мне показал... Знаешь, я, кажется, нашла способ помешать кощунственной свадьбе. Я сделаю так, что Генрих Наваррский сам откажется от твоей руки. Если, конечно, ты не станешь мешать приведению моего плана в действие.
— Что от меня требуется? — спросила Марго.
— Прежде всего, ты должна, пусть не совсем радостно, но покориться воле короля. А мы обхитрим его.
Приближенные королевы снова заполнили спальню, и тут в окно, на огонь свечей, влетела большая черная бабочка.
— Сен Мор, миленький, поймай ее, — шепнула Екатерина. — Боже, какая дурная примета! К самой ночи. Как я теперь засну.
Все, кто находился в спальне, с тревогой следили за прыжками резвого херувима и метанием черных крыльев. Бабочка пересаживалась с распятия на ковер, с ковра — на кровать с коричневым покрывалом, с кровати — на тяжелый балдахин, нависший над креслом Екатерины. Тут бабочка и затихла, сложив черные крылья.
— Мне не достать ее там, — надул губы Сен Мор.
— Ну и ладно, мой золотенький, — сказала Екатерина. — Пускай сидит там. Она тоже хочет бай-бай. Пусть.
Взоры всех присутствующих в спальне невольно тянулись к зловещей бабочке. Она устроилась как раз на многоцветной, потемневшей от времени, радуге, по которой бежали слова: «Источник ясности и света». Тот девиз придумал сам Франциск I, когда привел в эту спальню пятнадцатилетнюю дочь гордых флорентийских герцогов, чтобы отдать ее в жены своему сыну Генриху.
Вечерний ритуал Екатерины Медичи подходил к концу. Еще десять минут сокровенной беседы с мэтром Шармуа, и ловкие камеристки помогут уставшей королеве-матери раздеться и лечь в постель. Угаснут свечи. Лишь одна из них сиротливо останется гореть на столике, около которого сядет фрейлина-чтица Нинон с рыцарским романом.
— Сандреза, — неожиданно позвала королева, — мне почему-то кажется, что ты не все рассказала мне сегодня.
— Все, ваше величество, — вздрогнула от недоброго предчувствия Сандреза. — Я рассказала вам обо всех слухах, что ходят вокруг загадочной гибели Филиппа Альгое. И обо всем остальном.
— О Филиппе я знаю, — поморщилась Екатерина. — Но почему ты ничего не рассказываешь мне о своем Флоко? Он на самом деле погиб?
— Да, мадам.
— Говорят, почему-то не смогли отыскать его тело.
— Флоко приговорили к смерти, мадам. Я очень рада, что не нашли его тело. Раз есть приговор суда, его сожгли бы даже мертвого. Особенно теперь, после приказа короля. Пусть лучше вместо тела Флоко сожгут тряпочную куклу. Я бы не хотела, чтобы он сгорел даже мертвым.
— У меня такое ощущение, девочка, что ты говоришь мне неправду, — зевнула Екатерина. — Сен Мор, где ты? Уже лежишь на своем тюфячке? Умница, мой золотенький. Поцелуй у королевы-мамы ножку и спи. Сейчас мы с тобой будем слушать сказку. Нинон, читай, мы ждем. Сколько можно тебя просить!
И в сладкозвучных устах Нинон тотчас ожили прекрасные девы и страстные юноши из очередного рыцарского романа. Голос фрейлины наполнил утонувшую во мраке спальню покоем. Голос звучал до тех пор, пока с кровати не раздался
Часть вторая. Тело и кровь
Скорбную новость о гибели друга первым узнал Раймон. Ее подтвердила и Сандреза. Красавица фрейлина пришла в лавку на Мосту Менял, и Раймон вновь, как и в первый раз, потерял рассудок. Безумная тяга к Сандрезе смешалась в Раймоне с другим, в сотни раз более постыдным чувством. Узнав, что Базиля больше нет, Раймон прежде всего подумал о бриллианте. Бесценный камень отныне навсегда становился собственностью Раймона.
— Я пришла, — сказала Сандреза, — чтобы сообщить вам...
— Мы никогда не оставим вас! — пылко откликнулся Раймон. — Поверьте! Вы знаете о нашем к вам отношении.
— Чьем — вашем? — поинтересовалась Сандреза. — Лично вашем? Или вдвоем с Клодом?
В голосе Сандрезы Раймону послышалось кокетство.
— Я положу к вашим ногам такое богатство, — воскликнул он, — какое вам и не снилось! Вы достались мне по наследству вместе с баснословным приданым!
— Я досталась вам? — удивилась Сандреза. — По наследству? Подумайте, дорогой мой Раймон Ариньи, о чем вы говорите. А вдруг Базиль жив.
— При чем здесь Базиль! Он никогда не любил вас. Вас всегда любил только я. Один я! И вы все равно станете моей. Рано или поздно.
— Но может быть, вы все-таки послушаете, о чем я хочу сказать?
— Нет, слушайте теперь вы. Пробил мой час! Я верил в него!
— Да вы попросту не в своем уме! — возмутилась Сандреза. — Вы невоспитанны и наглы. Вам неведомы законы верности и чести. Едва услышав о смерти друга, вы готовы...
— Я люблю вас, Сандреза! — перебил он. — Я так люблю вас, что вы постепенно привыкнете к моему уродству и перестанете замечать его.
— Замолчите!
— Я окружу вас такой заботой и вниманием, таким поклонением, которые победят все. И вы забудете Базиля.
— Вы неприятны мне, Раймон Ариньи. Поймите! Не заставляйте меня сказать вам что-либо более резкое. Пресвятая богородица! О чем мы говорим! Неужели вы не хотите узнать еще об одной новости, которую я принесла вам?
— После, — сказал Раймон. — Только не сегодня. Зачем в такой день... Давайте лучше возьмем Клода и сходим в балаган «Под немеркнущей звездой», посмотрим «Короля Артура». Вспомним былое. То будет лучшей памятью о нашем незабвенном друге.