Еретик
Шрифт:
— Мне лично ты не нужна. Но ты родишь Спасителя.
Чтобы вразумить граждан Александрии, Менасу пришлось ехать туда лично и разговаривать и с купцами, и со старшинами ремесленников.
— Почему вы медлите? — спрашивал он, — вы ждете, что Костас подобреет?
После чудовищной расправы над несколькими весьма богатыми и одновременно наиболее беззащитными семьями Константинополя доброты от Костаса никто не ждал, но надежда на то, что он одумается, еще жила.
— Разве
Отвечать было нечем. Костас запретил даже обсуждать компромиссный «Экстезис», а это грозило расколом и неизбежной резней.
— Или он отыскал какие-то новые средства для ведения войны?
Этого тоже не было. Лед сошел уже в начале марта, однако новый император так и не вышел в поход против Амра. Теперь уже не из-за отсутствия денег, а потому что потерял поддержку ведущих военно-аристократических родов империи.
— Или вы боитесь аравитян больше, чем этого безумца?
И этот вопрос был риторическим. Аравитяне держали слово, а это в столь переломный момент стоило многого. А затем Менас встретился и лично переговорил с патриархом Александрийским.
— Приближается время сбора урожая [80] , — напомнил Менас. — Сколько вы уже потеряли из-за тьмы и холодов?
Патриарх насупился и промолчал. Две трети урожая сгнило на корню.
Менас развел руками.
80
Сезон жатвы длится в Египте с середины марта по конец мая.
— Если вы не примете условий Амра, он просто пошлет людей с факелами на ваши поля, и вы потеряете последнее, — констатировал он, — против огня человек бессилен.
Этот аргумент и оказался решающим, и к Амру наконец-то выслали настоящее посольство.
— Мы тебе платим, но ты на наши земли не входишь, — предложил оставшийся в Александрии за старшего Анастасий.
— Мы уже несколько раз это обсуждали, — улыбнулся Амр. — Сколько можно?
— Наших церковных дел не касаешься…
— Мне они неинтересны.
— Вашего гарнизона в Александрию не вводишь.
Аравитянин сокрушенно покачал головой.
— Мне важно одно: чтобы тех, кто платит мне дань, не обижали. Если вы так опасаетесь варваров, держите свой собственный гарнизон. Будет не хватать сил, я приду и помогу. А навязываться не стану.
Александрийцы переглянулись. Лучших условий предложить было невозможно.
— У меня одно требование, — улыбнулся Амр, — отдайте мне Родос. Вместе с крепостью.
Он знал, что деться им некуда, а он, получив Родос, наконец-то получал контроль над Нило-Индийской торговлей — полный.
Симон вышел из города с первой попытки. Спустился к Босфору, пересадил Елену
Он опустил успокоившуюся Царицу Цариц на заснеженную землю, крепко схватил за руку и повел вправо — к морю. И, как он и рассчитывал, море еще было охвачено льдом, и они могли пройти.
— Страшно! — повизгивала она, с восторгом глядя сквозь серо-зеленую толщу, — как стекло! Господь сделал воду стеклом!
— Да, — кивал он.
Именно поэтому он и двинулся в Египет напрямую, морем; уже зачумленные, а потому и опасные варвары боялись льда еще больше, чем Елена, и на лед не ступали. Одна беда, не прошло и полудня, как непривычная ходить Царица Цариц начала уставать, затем садиться — прямо на лед, и Симон снова посадил ее себе за спину.
— Ты сказал, я должна родить Спасителя, — после долгого молчания спросила Она из-за его спины, — а кто станет отцом?
Симон задумался. Если бы Елену по-прежнему следовало сделать главной Царицей Ойкумены, отцом должен был стать такой, как нынешний император. Почти абсолютная в своей знатности кровь Елены плюс почти абсолютная власть Костаса — это был бы лучший вариант. Но, чтобы родить Спасителя, император в качестве отца не требовался. Скорее, какой-нибудь жрец…
— Какой-нибудь жрец. Наверное.
Он как-то не думал над этим.
— Может быть, ты? — тревожно выдохнула в ухо ему Елена.
Симон удивился. Стать отцом Спасителя было почетно, но чтобы — самому?
— Я не знаю, Елена, — с сомнением проронил он.
«С другой стороны, почему бы и нет?»
Прямо сейчас он был сильнее любого жреца Ойкумены.
— Может быть, и я.
Елена хихикнула.
— Ты симпатичный. Я не против… а это не слишком больно?
Симон крякнул. Она так и осталась четырнадцатилетней — там, внутри. Но от женщин Ее изолировали еще раньше, и сколько лет Ей, как той, что осознает себя женщиной, он просто не знал.
— Я никогда не был женщиной, Елена. Я не знаю, каково это. Спросишь у кого-нибудь.
Елена притихла, затем начала напевать, затем снова притихла и вдруг поинтересовалась.
— Мой сын будет изваян в каждом храме? Как Анубис?
— Может быть… — кивнул Симон, — не это ведь главное.
— А что?
Симон задумался, да так и встал посреди ледяного поля.
— А что главное, Симон?
Симон молчал, снова переживая то, что, в общем-то, знал с самого начала, но к чему Елена не была готова совсем. Потому что главным в Спасителе было одно — его пролитая во искупление человечества от мести Всевышнего жертвенная кровь.