Еретики Дюны
Шрифт:
— Никаких неожиданностей.
— Именно. Если обладаешь таким знанием заранее, то твоя жизнь становится невыразимой скукой.
— Разве жизнь Муад Диба была скучной?
— И жизнь Тирана тоже. Мы думаем, что все их жизни были посвящены тому, чтобы вырваться из цепей, которые они для себя сотворили сами.
— Не они верили…
— Помни о своих философских сомнениях, Майлс. Остерегайся! Ум верующего застаивается. Он оказывается неспособным расти вовне, в неограниченный и бесконечный космос.
Тег мгновение сидел без движения. Он вдруг ощутил усталость, которая завладевала им поверх мгновенной встряски от питья, ощутил также тот
Были вещи, которые, как его учили, ослабляют ментата, и безусловно он чувствовал, как они его усиливают.
«Она учит меня, — подумал он. — Она дает мне урок».
Словно спроецированное в его мозг и очерченное там огнем, увещевание дзенсуннитов, которое изучают начинающие студенты в школе ментатов, сфокусировало на себе все его внимание: «По твоей вере объединенные единичности ты отрицаешь все движение — эволюционное или обращенное вспять. Вера фиксирует гранулированные мироздания и приводит к тому, что это мироздание сопротивляется. Ничему не дозволено переменяться, потому что при любой перемене исчезнет недвижимое мироздание. Но оно движется само по себе, пока ты не движешься. Оно ширится свыше тебя и делается для тебя более недостижимым».
— Самое странное из всего, — в тон заданному ей самой настроению сказала Тараза, — то, что ученые Икса не могут видеть, насколько их вера главенствует в их мироздании.
Тег внимательно посмотрел на нее, он молчал.
— Верования икшианцев полностью подчинены выбору, который они делают, как именно они будут смотреть на свое мироздание, — сказала Тараза. — Их космос не действует сам по себе, но представляется в виде тех опытов, которые они выбирают.
Вздрогнув, Тег пришел в себя от этих воспоминаний, и, очнувшись, нашел, что он в Оплоте Гамму. Он так и сидел в привычном кресле своего кабинета. Осмотревшись, он заметил, что ничего не сдвинуто с места, но комната и то, что в ней находилось, больше не представлялись чуждыми ему. Он нырнул и вынырнул по модулю ментата.
ВОССТАНОВЛЕН.
Вкус и запах того питья, которым так давно угостила его Тараза, до сих пор щипал язык и ноздри. Он знал, что переключась на миг в модуль ментата будет способен вызвать в памяти сцену еще раз — приглушенный свет затененных глоуглобов, ощущение кресла под собой, звуки голосов. Это все возникнет снова, замороженное во времени-капсуле изолированного воспоминания.
Повторение этого строго воспоминания творило даже волшебное мироздание, где его способности увеличивались больше смелых ожиданий. Атомов не существовало в этом его волшебном мироздании, только волны и мощнейшее движение повсюду вокруг. Он вынужден там откидывать все барьеры, возведенные из веры и понимания. Это мироздание прозрачно. Он проходил сквозь него без промежуточных экранов, на которые проецируется форма. Волшебное мироздание сводит «я» до зернышка воображения, где его собственные способности создания образов только экран, на котором можно ощутить любую проекцию.
«Вот оно. Я одновременно и исполнитель, и инструмент исполнения! Постоянство вокруг». — Тег колебался уходя и возвращаясь в чувственную реальность. Он ощутил, как его сознание ужимается и как при этом цель заполняет все мироздание. Он распахнут в бесконечности.
«Тараза сделала это умышленно, — подумал он. — Она увеличила меня».
Тега заполнило граничащее с ужасом благоговение. Он понял, откуда его дочь Одрейд взяла такие силы, чтобы создать для Таразы «Манифест Атридесов». Его силы ментата погрузились в эту более великую модель.
Таразе потребуется от него исполнение, наводящее страх. Такая необходимость манит и ужасает. Это может вполне значить даже конец Ордена.
Главное правило таково: «Никогда не поддерживай слабость, а поддерживай силу».
— Как это можно приказать всем этим жрецам? — задала вопрос Шиана. — Ведь это их место.
Одрейд ответила, как бы небрежно, но аккуратно подбирая слова, чтобы они соответствовали уровню знаний и пониманий Шианы.
— Корни жрецов — в Свободных. У тех всегда где-то поблизости были Преподобные Матери. Но ведь, дитя, ты ведь ими тоже повелеваешь.
— Это совсем другое.
Одрейд подавила улыбку.
Прошло меньше трех часов с тех пор, как ее ударные отряды отразили нападение на храмовый комплекс. На это время Одрейд устроила свой центр в покоях Шианы, руководя оттуда всем необходимым для оценки и предварительного возмездия, при этом все время давая объяснения Шиане и наблюдая за ней.
«Параллельный поток».
Одрейд оглядела помещение, которое выбрали под командный пункт. Клочок от изодранных одежд Стироса так и остался валяться у стены. «Человеческие потери». У этой комнаты странная форма. Нет двух параллельных стен. Одрейд фыркнула — до сих пор сохранила запах озона от снуперов, с помощью которых ее люди обеспечили уединенность этих апартаментов.
С чего бы такая странная форма? Здание древнее, часто перестраивавшееся и достраивавшееся, но это не объяснение для такой комнаты. Приятная шероховатость кремовой штукатурки на стенах и потолке. Вычурные занавески из волокон спайса, окаймлявшие две двери. Сейчас ранний вечер, и солнце, проходящее сквозь решетчатые ставни, испещрило рябью стену напротив окон. Серебряно-желтые глоуглобы, витавшие под потолком, настроены в соответствии с солнечным светом. Приглушенные уличные шумы слышатся через вентиляторы под окнами. Мягкие узоры оранжевых ковриков и серых плиток показывают удобство и безопасность, но чувство безопасности у Одрейд вдруг исчезло.
— Мать Настоятельнице, Союзу, Иксу и Тлейлаксу послания отправлены, — заявила она.
Одрейд отозвалась и сказала, что поняла.
Связная вернулась к своим обязанностям.
— Что ты делаешь? — вопросила Шиана.
— Кое-что изучаю.
Одрейд в задумчивости пожала губы. Их проводники по храмовому комплексу провели их сквозь лабиринты коридоров и лестниц, сквозь арочные окошки, иногда мелькали виды внутренних двориков. Затем — превосходная икшианская система суспензорных шахт, по которой они перенеслись в другой коридор, и снова там были лестницы, извивающиеся проходы… Наконец, эта комната.
И опять Одрейд окинула взглядом комнату.
— Ну почему ты изучаешь эту комнату? — спросила Шиана.
— Тс-с, девочка!
Комната составляла неправильный многогранник с меньшей стороной слева, приблизительно тридцать пять метров в длину, в ширину вдвое меньше. Множество узеньких диванчиков и кресел, различной степени удобности. Шиана сидела по королевски величественно на ярко-желтом кресле с мягкими подлокотниками. Ни одного песьего кресла в этом месте. Много коричневых, голубых и желтых тканей. Одрейд поглядела на белую решетку вентиляции над картиной, изображавшей горы, на широкой стороне комнаты. Холодный ветерок веял из вентилятора под картиной.