Еще одна чашка кофе
Шрифт:
Ну да, конечно, они были в Петербурге с мамой и с Павликом лет десять назад, и тогда тоже была осень, и они шли вот так же вечером по Летнему саду, и все еще были живы.
— Марина, а чем ты вообще занимаешься? — напомнил о себе фотограф, возвращая ее в эту осень, горькую и безжалостную.
А чем она занимается? К уже имеющемуся коробу лжи добавить еще немного.
«Я — детский врач, а еще я пишу романы и немного рисую в альбомах, и… да к черту слова! Присядем на лавочку?»
Вот эта укромная скамеечка в пустой неосвещенной аллее как раз подойдет.
Она села к нему поближе — еще ближе. А потом потянулась к нему и внезапно (так что он от удивления едва не отшатнулся)
Сильно, с чувством обнять его, разомкнуть его губы своими, бесстыдно проникнуть в него умелым языком и ложью — доверься мне!
Он, конечно, опешил, и Лине показалось, что сейчас он ее оттолкнет. Но она не отступила — чуть сильнее обхватила его за шею.
И он ответил на ее поцелуй.
Пару минут они изучали трещинки и вкус друг друга, целуясь, а когда остановились, она обольстительно улыбнулась (пружина снова заработала!):
— Милый, а ты не хочешь пригласить меня к себе домой?
И без слов, глазами, она пообещала ему: все будет долго, разнообразно, так, как ты хочешь!
— А мы не слишком торопимся?! — В его голосе были и недоверие, и холод.
В ту же секунду Лина поняла, что ее прицел дал сбой или что взятая ею верхняя нота вышла фальшивой. Это было равносильно тому, как если бы цирковая гимнастка сделала неосторожное движение и сорвалась с высоты. Лина поняла, что ошиблась — выбрала неверную тактику. Фотограф смотрел на нее холодно, изучающе, отстраненно. «Ах, нет, дорогой, ты оказывается не похотливый самец, а существо — кто бы мог подумать! — сложносочиненное! С тобой надо поосторожнее, потоньше. Побольше женственности, романтичности». С ним не получится быстро, наскоком, в данном случае не обойдешься красной помадой и кружевными трусами. С этим парнем понадобится время, его нужно будет приручить. Все это она поняла-просчитала за пару секунд. Она взглянула на него с некоторым удивлением. Может быть, впервые как на человека, а не как на цель-средство. Что ж, выходит, бывают и такие, как этот, как там его… Данила.
Значит, нужно ждать. Ладно, она ждала уже так долго — целую ледяную вечность, что сможет еще немного или много — сколько понадобится. Придется начать все сначала, с белого листа. Это как в настольных играх из ее детства, в которые они с Павликом любили играть — бросаешь фишку, продвигаешься на несколько ходов вперед, радуясь, что заветная цель и победа близко, и вдруг раз — выпавший кубик показывает, что тебе нужно вернуться назад, в самое начало. Твой результат обнулился, ты снова на старте и надо начинать все заново.
Лина вздохнула и сделала вид, что смутилась.
— Прости, Данила, знаешь, бывает, что я от волнения веду себя глупо. Просто… Просто ты мне понравился.
Она коснулась его руки и как будто нежно и робко переплела их пальцы. Он напрягся, но руки не отнял.
— Ты мне тоже нравишься, — спокойно сказал Данила. — Но я не люблю спешить. Все должно идти своим чередом, я считаю.
Лина внутренне усмехнулась: а ты серьезный парень, Данила Суворов. Молодец. Какой же ты, мать твою, молодец.
— Конечно, ты прав, — улыбнулась белая овечка Марина.
Все то время, что они гуляли по Саду, он пристально за ней наблюдал, подмечая мельчайшие детали, запоминая все, что она рассказывала о себе. Впрочем, говорила она скупо, словно бы стараясь не сказать лишнего. Однако же он заметил, что его спутница умна и прекрасно образована.
Мимоходом Марина сообщила, что знает несколько иностранных языков, и они даже перекинулись парой фраз на французском и английском, которые Данила сумел выучить за годы своих зарубежных поездок. Она упомянула, что играет на фортепиано и что когда-то училась в художественной школе. Но когда он спросил ее, кто она по профессии — девушка отмахнулась и не стала вдаваться в подробности. И было еще кое-что, его удивившее. Они заговорили о Петербурге, о расхожих стереотипах, связанных с городом, о том, что Петербург считают городом мертвых, и Марина вздохнула:
— А что мертвые? Они всегда рядом с нами.
Данила улыбнулся — будь он чувствительной барышней, то счел бы, что фраза эта прозвучала, пожалуй, зловеще.
У нее был странный, обволакивающий парфюм, который длинным шлейфом тянулся за ней по осенним аллеям. Данила чувствовал его как нечто плотное и осязаемое.
Сгущающиеся осенние сумерки, красивая незнакомка в черном платье, звуки джаза — странное приключение. В Марине было что-то и отталкивающее, и невообразимо привлекательное. И когда она — сама! — вдруг прильнула к нему, впилась в его губы с такой страстью, как будто это последний поцелуй в ее жизни, он растерялся. Глупая ситуация — не отталкивать же ее, черт побери. В конце концов, чего хочет женщина, того хочет Бог. В этом смысле фотограф Суворов был истинным джентльменом. Он был джентльменом и во всех прочих смыслах, поэтому, когда она недвусмысленно предложила ему поехать к нему домой, он честно сказал ей, что не любит такой быстрой езды и что надо бы сбавить обороты.
Все происходящее было настолько странно, что он уже решительно ничего не понимал. Вот только что они говорили о литературе, о джазе, и вдруг она повела себя как проститутка — поцелуи, намеки, просьба пригласить ее в квартиру! Однако при этом на проститутку она никак не похожа. Кроме всего прочего он заметил, что она явно расстроилась, когда он отверг ее притязания. Будто бы ей было очень нужно, чтобы он согласился и привел ее в квартиру Ивана. Он молчал, словно отгородившись от нее нарисованной в воздухе ментальной разграничительной линией.
Марина нежно коснулась его шеи, и он поразился, какая у нее холодная рука. Она, очевидно, продрогла в своем красивом вечернем платье (сегодняшний прохладный вечер предполагал верхнюю одежду, а Марина, хоть и была одета элегантно, но не по сезону). Он спросил ее: не холодно ли ей, а она как будто даже удивилась — холодно? Нет-нет! Словно бы она вообще не испытывала элементарные человеческие реакции типа холода.
Летний сад закрывался.
Они вышли в ночной город и пешком дошли до того самого места, где расстались накануне; остановились возле дома, который Марина вчера назвала своим. На сей раз Данила решил сделать вид, что уходит, а после спрятаться в укромном месте и подождать, чтобы убедиться в том, что она действительно живет здесь. Они простились, договорившись на следующий день встретиться снова.
Марина улыбнулась ему на прощание, застенчиво, нежно, и шагнула в арку дома. Данила перешел улицу и заскочил в маленький магазинчик на противоположной стороне, откуда хорошо просматривалась арка, в которой недавно скрылась девушка. Через некоторое время у дома остановилось такси, из арки показалась Марина. Она села в машину, и такси умчалось.
«Ясно, стало быть, все, как я думал, — она не живет здесь. Это была очередная ложь», — усмехнулся Данила. Откуда она вообще такая взялась?!
Он вдруг вспомнил, как в детстве они с пацанами любили рассказывать друг другу страшилку о девушке с кладбища. Вот парень знакомится с девушкой, провожает ее, а она просит проводить ее до кладбища. Они доходят до кладбищенской ограды, и она исчезает за кладбищенскими воротами. Бинго — она там живет! М-да… А что — эта бледная красавица Марина вполне может быть да хоть с кладбища!