Ещё слышны их крики
Шрифт:
Он несколько секунд выдерживал пристальный взгляд Кристины, но затем усмехнулся и посмотрел себе под ноги.
– Да, именно так. Если быть откровенным, я ненавижу Санта-Селину.
– Почему? – в этом коротком вопросе живо послышалась заинтересованность.
– Почему? Ну… это маленький, серый и откровенно уродливый городок со злыми и недоверчивыми людьми. Вы так не думаете?
– Нет, – девушка покачала головой с легкой усмешкой на губах.
– А я думаю, – уверенно сказал парень, словно речь шла о той сфере, в которой он был профессионалом.
– А я думаю, что у вас были далеко идущие планы, которые этот городок, рассчитанный на тихую и стабильную жизнь, беспощадно похоронил, – сказала
Тот поднял взгляд и несколько секунд смотрел девушке в лицо поистине скорбным взглядом.
– Действительно так, – ответил он. – Этот город похоронил все мои мечты.
Лишь на одно мгновение глаза Кристины вновь сверкнули оранжевым огнем, после чего лицо ее приняло серьезное, но слегка грустное выражение. Однако этого мгновения хватило, чтобы Свен нервно дернул плечами и вновь устремил оробевший взгляд себе под ноги.
– Мне очень жаль, – в голосе девушки послышалось искреннее сожаление.
– Так уж вышло.
Во всем облике Свена проявилась не очень приятная в глазах умных людей позиция жертвы. Однако Кристина никоим образом не выразила неприятия, а наоборот, казалось, еще больше заинтересовалась своим новым знакомым.
– Мечты, – сказала она. – Страшное заболевание.
– О да, соглашусь.
– И единственное лекарство, когда ты действительно болен.
Свен молча усмехнулся.
– В вашем случае это было заболеванием или лекарством? – спросила девушка.
– Все-таки заболеванием.
– И переделать их в лекарство не получится?
– Думаю, что нет.
– Это… хорошо, – девушка покачала головой с грустной улыбкой.
– Не очень, – ответил Свен.
– Значит, мечты были действительно лихими. Такие мечты и меняют мир.
Свен вновь усмехнулся. В то же время весь его скорбный вид говорил о том, что в рассуждениях о своих неудачах он черпает свою жизненную энергию.
– Может быть, расскажете, как протекала ваша болезнь? – спросила девушка.
Во взгляде парня мелькнул легкий испуг.
– Зачем? – спросил он, глядя в серьезное лицо девушки, словно старался найти в нем признаки насмешки.
– Ооо, – протянула Кристина и, откинувшись в кресле, скрестила на груди руки. – Я готова часами слушать о чужих мечтах.
Глава I. День восьмой
1 апреля 2017 года
Шорох. Именно он разбудил меня в ту ночь. Странный шорох за входной дверью, который я расслышал сквозь сон, и который тут же смолк, как только я открыл глаза. Помню страшное напряжение мышц во всем теле, заставлявшее меня крепче и крепче вжиматься в кровать под собой, словно в попытке соединиться с ней в одно целое, перестать быть тем, чем я являлся. Не знаю, сколько я пролежал в этом состоянии – на спине, с вытянутыми вдоль тела руками. Тогда мне казалось, что не меньше часа, но, думаю, на самом деле прошло не более двух минут. Дождь, начавшийся накануне вечером, прекратился, и в той тишине, которая меня окружала, я ни на миг не допускал, что этот шорох мне послышался. Тишина. Предательская тишина, скрывавшая за дверью в мою квартиру смертельную опасность. Чувствуя леденящий душу ужас, не осмеливаясь пошевелиться, не осмеливаясь даже взглянуть на электронные часы, стоявшие рядом с кроватью, я все же прекрасно понимал, что ждал этих минут всю свою жизнь. Я знал, что это произойдет, и даже по какой-то необъяснимой причине знал, что начнет происходить именно так – с шороха у двери.
Наконец щелкнул замок. Дальше мой непрошенный – или же прошеный? – гость действовал совершенно бесшумно, но я четко представлял, как его правая рука медленно открывает дверь, как его голова просовывается в щель и зоркий взгляд осматривает мою гостиную. Как он переступает порог, прислушивается, прикрывает дверь и с минуту стоит к ней спиной, собираясь с мыслями и силами. Я даже не думал о том, чтобы приготовиться к сопротивлению, вступить в схватку и попытаться спасти свою жизнь. Вернее, думал, но знал, что это совершенно бесполезно; опять же, знал по какой-то необъяснимой причине, и это знание было для меня так же непреложно, как и то, что нынче ночь и я лежу в своей постели. И скоро умру. Было и странное ощущение призрачной надежды, но надежда эта никак не была связана со мной, и тем более она не была связана с тем человеком, голос которого прорезал ночную тишину.
– Простак, – взломщик говорил тихим голосом, и растягивал слова с издевательской интонацией. – Простак, я пришел.
Я ненавидел свою фамилию и всегда ее стеснялся. Но еще никогда она не вселяла мне такого отвращения, как в ту ночь, когда ее произносил мой потенциальный палач. И это отвращение, смешавшись со страхом, словно вышибло из меня последние силы; я перестал вжиматься в кровать, и вместо этого задрожал всем телом. В тот же момент я увидел, как в гостиной вспыхнул тусклый луч света, и понял, что злоумышленник включил фонарик. Понял, что не суждено мне больше увидеть свет солнца, и вот этот тусклый луч осветит собой последние минуты, а может и секунды, моей жизни и мою смерть.
– Простак, смерть идет.
Догадка моя подтвердилась, и вновь лишь мысленно я увидел и услышал, как палач мой преодолевает расстояние в пять шагов, отделявшее мою спальню от гостиной. Луч света ударил мне в глаза и заставил зажмуриться. Когда через несколько секунд я открыл глаза, то смог разглядеть очень высокого и очень худого мужчину, одетого в узкую, почти обтягивающую одежду черного цвета, с закрепленным на лбу фонариком. Его бледное лицо выражало ту самую издевку, которая слышалась в его голосе, а тощее его тело пребывало в едва заметном, но постоянном движении. Создавалось впечатление, что стоя на месте, он словно балансирует на тонкой нити, натянутой над пропастью, и особенно противились падению в эту пропасть его длинные, хаотично болтающиеся руки, обтянутые перчатками. Я сразу подумал, что именно эти руки, похожие на двух змей, выползающих прямиком из тела, станут орудием моего убийства. Не пуля, не нож, а костлявые пальцы этих омерзительных рук, сомкнувшиеся на моей шее и сжимающие ее до хруста, который отзовется в ушах убийцы привычным его слуху сладостным триумфом.
Он отвратительно хихикнул, и продолжил дразнить меня своей издевательской речью:
– Лежит. Убивай, не хочу. Бери и убивай. Простак, мой милый Простак. Как же приятно осознавать, что совсем скоро тебя не будет в этом мире. Как приятно. Скажи, Простак, что ты чувствуешь? Что чувствуешь на пороге ада?
Страх сковывал мои осознанные движения, и даже если бы я хотел ответить, то не смог бы. Единственное, на что сейчас было способно мое тело – это невольная дрожь.
– Простак, – нараспев произнес он мою фамилию. – Ответь на вопрос.
И вдруг я понял, что могу ответить. И не просто могу, а должен. Как бы ни противно было вступать в разговор с этим человеком, я понимал, что мои желания ничего не значат в данный момент. Что-то извне заставляло меня ответить, при этом позволяя мне самому решить, что именно.
– Почему? – прохрипел я.
– Что почему? – руки убийцы дернулись сильнее прежнего, стукнулись о бедра и продолжили болтаться.
– Почему я должен умереть?
Вновь последовал короткий смешок и певучий ответ: