«Если», 2012 № 09

Бачило Катерина

— Вы хотели сказать, моя собственность?

Виташ резко пересек комнату и преградил Крозельчикюсу путь.

— Я хочу сказать — ваша свобода, Крозельчикюс. Она не дорога вам?

— Дорога. Как память. Но жизнь дороже. Выпустите меня, Виташ.

— Если вы уйдете, то завтра ваш гелиофор найдет какая-нибудь милая старушка и сдаст хвостам. — Виташ достал папиросу, не спеша прикурил, затянулся, выпустил дым. — И все двенадцать пластинок будут отсняты. Запрещенными кадрами, Крозельчикюс.

Крозельчикюс, не глядя на Виташа, подошел к бару, налил себе полстакана виски

и залпом выпил. Закашлялся.

— Папиросу? — участливо спросил Виташ.

Крозельчикюс сказал:

— Положим, вам удался ваш шантаж. Я испугался и решил вам помочь. Но Виташ, сами подумайте: где я возьму вам потерянную гелиографию? Потерянную, Виташ! Это значит, что ее нет. Испарилась. Исчезла.

Виташ подошел к Крозельчикюсу, стал рядом, у окна.

— Одна птичка на хвосте принесла, что гелиография у вас, — доверительно сообщил он. — Или вы знаете, где этот снимок найти. И если птичка ошиблась — вам же хуже.

Виташ распахнул окно, и тотчас вместе с порывом ветра и запахом осени в комнату ворвались звуки улицы: клаксоны автомобилей, шелест деревьев, шум городской толпы, воркование голубей.

* * *

История гелиографии началась не сто лет назад, а еще на двенадцать лет раньше, когда эксперименты Нисефора Ниепце с закреплением гелиоизображений впервые увенчались успехом. О первой гелиографии сохранилось мало сведений. Снимок был сделан с помощью особого гелиораствора, описания которого в дневниках Ниепце нет. Не существует ни одного документального подтверждения, что Нисефор сделал еще хотя бы одну гелиографию с помощью того же раствора.

Зато о Меренской ярмарке известно многое. В те дни в столицу съехались тысячи зевак. Сотни из них пришли поглазеть на диорамы Ниепце — чудо привычное — и заодно бросали взгляд на новейшую работу мастера. Маленькую, шесть на восемь сантиметров, картинку с диковинным названием — гелиография.

— А правду рассказывают, что она проклята? — Агата легко прикоснулась к руке Крозельчикюса. Сердце его мгновенно выпрыгнуло куда-то в горло и застряло там, мешая дышать.

— Прошу прощения? — прохрипел Крозельчикюс.

— Первая гелиография. Говорят, у того, кто на нее посмотрит, выпадают глаза…

— О. Нет, конечно, нет. Ерунда, бабушкины сказки.

Крозельчикюс поежился. Желание оглянуться и убедиться, что за ними не следует отряд хвостов в одинаковых касторовых костюмах, ощутимо жгло изнутри, как физиологическая потребность. Вроде голода.

Они шли по Радничке в сторону Старой ратуши, рядом с которой помещался музей «Дом Нисефора». При других обстоятельствах Крозельчикюс был бы совершенно счастлив. План его, пусть кривой дорожкой, привел к нужному результату: Агата была рядом. Но цена такого счастья Крозельчикюса решительно не устраивала. Авантюра, в которую тянул его коварный Виташ, никак не должна была зацепить эту невинную девушку.

Невдалеке от музея помещался газетный киоск. Крозельчикюс остановился рядом с ним, чтобы незаметно осмотреться.

Конечно, никаких хвостов позади не было. По пустынной серой мостовой ветер гонял пожухлые кленовые листья. Но Крозельчикюса не отпускало тревожное чувство, что улица полна тайных соглядатаев, которые только и ждут момента, чтобы уличить преступников.

Юноша в потрепанной федоре прошел мимо, окинув Крозельчикюса и Агату равнодушным взглядом. Равнодушным ли? Нескладная дамочка у соседнего дома изучала список жильцов. Подозрительно.

— Что пан хочет? Вечернюю «Лидове»? Папиросы, табак? — противным голосом поинтересовался старик-киоскер. Крозельчикюс спохватился, ткнул пальцем в первую попавшуюся пачку папирос.

Наклонился к Агате и зашептал:

— Панна Агата, не нужна вам махинация. Останьтесь.

Агата испуганно оглянулась. По противоположной стороне улицы медленно шел Виташ, искусно делая вид, что совершенно не интересуется Крозельчикюсом и Агатой.

— Простите меня, Крозельчикюс, что посоветовала вам обратиться к нему, — ответила Агата. — У меня и мысли не было… что Виташ… Я так хотела помочь! И теперь не оставлю вас! Не смейте перечить.

Холодной своей ладошкой Агата сжала запястье Крозельчикюса, и тот замер в блаженстве. Пусть завтра смерть. Теперь не страшно.

— Шесть гелеров, — напомнил о себе киоскер.

Крозельчикюс поспешно дал ему несколько монет и машинально спрятал в карман ненужные папиросы.

«Дом Нисефора», как и большинство музеев, в понедельник не работал, а мрачно дремал серыми стенами в компании усатого сторожа.

Этот дом не был родным для Ниепце. Это была его тюрьма.

Нисефора заперли здесь почти сразу после дознания по делу о меренской чуме. И ему еще повезло. Остальные жертвы первой гелиографии, в том числе и жена Ниепце, закончили свои дни в карцерах Богнице, где их до смерти лечили кровопусканиями, слабительными, опием, чемерицей и обливаниями холодной водой. Ниепце не лечили. Почти. Но ему долгих двенадцать лет пришлось трудиться в этих стенах на благо общества.

«Дом Нисефора» правильнее было бы назвать музеем славы Штайнграу. Это был памятник нечеловеческой изворотливости основателей серого департамента. Открытие Ниепце, обернувшееся меренской чумой, для Штайнграу стало лестницей к власти; никчемная лаборатория при Богнице превратилась в структуру, контролирующую весь Мерен.

В Штайнграу хотели от Нисефора многого, но добились только изобретения безопасной гелиографии, развитие и распространение которой серые с тех пор чутко и бдительно сдерживали. Всякое новшество, хоть бы и косвенно связанное с опасной наукой офтальмологией, тщательно обнюхивали специальные люди из патентного ведомства Штайнграу и, как правило, запрещали.

Было совсем уже темно, когда Агата приостановилась у запертых ворот «Дома Нисефора». Крозельчикюс же решительно прошел мимо, прошипев только:

— Не сюда.

Он двинулся вдоль чугунной ограды, заросшей плющом, и повернул за угол. Здесь Крозельчикюса нагнал Виташ, ухватил за плечо.

— Без фокусов, дружище. Вы куда собрались?

— Пан Бодани, — сказал Крозельчикюс, оглядываясь, — оставимте панну Агату здесь. Незачем впутывать ее в грязное дело.

Неслышно подошла Агата.