«Если», 2012 № 09
Шрифт:
У Крозельчикюса не было плана. Он импровизировал, и ему это нравилось.
Крозельчикюс убрал бинтуронгов с каминной полки в карман. Взял в руки справочник Ниепце. Никчемная книга, если подумать. Будто Крозельчикюс не разберется сам, какую композицию выбрать для гелиографии. Он положил справочник на стол. Пусть хоть раз послужит для пользы дела.
— А ведь я несколько месяцев действительно полагал себя душевнобольным. Один против вселенной… Это, знаете, бодрит, — Крозельчикюс поднял с пола гелиографию. — Я был не прав, Зайнике. Вы слишком нервничаете, слишком боитесь меня.
— Чего
Зайнике попытался привстать, но отчего-то у него не получилось. Он принялся ерзать в кресле, стараясь делать это незаметно для Крозельчикюса.
— Вы утеряли способность рассуждать здраво. Болезнь прогрессирует. Не останови мы меренскую чуму сто лет назад, мир погряз бы в войнах и хаосе! Забудьте о тихой Европе, забудьте о сильном Мерене. — Крозельчикюс не слушал его, а слушал скрип половиц и чувствовал в нем слова прощания. Дом знал, чем закончится эта ночь. — Вам не интересно, Крозельчикюс?
— Пропаганды мне довольно по радио. Но мне вот что интересно: почему вы не стреляете?
— Мне незачем убивать вас. Вы симпатичны мне, Крозельчикюс. Только прекратите, пожалуйста, эти метания по комнате…
— А вы остановите меня, — Крозельчикюс оглядел комнату. Все ему тут было дорого, но иногда приходится расставаться и с самым дорогим.
Крозельчикюс достал папиросы, которые купил в киоске рядом с музеем. Теперь только он разглядел, что на пачке изображена была девица, удивительно похожая на Агату. В руках она держала поднос с грушами. Девушка печально подмигнула Крозельчикюсу.
Он похлопал себя по карманам. Обернулся к Зайнике:
— Могу я попросить у вас спички?
— Так-то лучше! — одобрительно сказал Зайнике. — Покурите, успокойтесь. Только не подходите ближе! Я брошу вам коробок.
Поймав спички, Крозельчикюс тотчас спрятал папиросы в карман и сказал:
— Карандаш, огонь, вода, карма-барма, цу-е-фа.
Зайнике с подозрительным прищуром следил за тем, как Крозельчикюс зажигает спичку.
— Что вы делаете, Крозельчикюс? Немедленно курите!
— Извините, Зайнике. Не люблю это дело, — Крозельчикюс бросил спичку на стол, туда, где на пропитанной керосином скатерти лежало тело Агаты. — Прощайте, Зайнике. Жаль, вы не способны оценить, как красиво сейчас здесь будет.
— Стойте, Крозельчикюс! — инспектор направил на Крозельчикюса револьвер. Это был не какой-нибудь легкомысленный «кобольт», а мудрый, надежный «маузер»; дуло его смотрело печально и строго.
— Очень хорошо, — сказал Крозельчикюс, снимая очки и убирая их в нагрудный карман. — Если вы правы и я болен… Если мир только кажется мне не таким, каким видите его вы, то револьвер выстрелит, и мы умрем здесь вместе. Если прав я и неодобрение револьвером вашей серой деятельности — не странные фантазии воспаленного мозга, а реальный факт, то будет осечка. Стреляйте.
Стол, справочник Ниепце и Агата почти мгновенно превратились в пламя. Огонь уже тянулся к шторам и ковру. Крозельчикюс подхватил с бюро гелиофор и, не удержавшись, обернулся, чтобы подмигнуть креслу, в котором сидел побагровевший инспектор, и револьверу в руке Зайнике.
Инспектор так и не выстрелил.
Крозельчикюс вышел и не видел уже, как беспомощно Зайнике бился в крепких объятиях кресла, одной маленькой пружиной зацепившегося за ремень инспектора. Как, отбросив револьвер, пытался Зайнике дотащить кресло к двери, но не смог справиться с силой притяжения пола, удерживающей громадину на месте.
Зато Крозельчикюс слышал, как взрываются патроны, до которых добрался голодный огонь.
Крозельчикюс пересек улицу и обернулся. Дом пылал. Пламя пожирало его яростно и жадно. Достойный погребальный костер для Агаты. Прощай, дом.
Крозельчикюс не спеша разложил штатив, установил гелиофор. На крышку усадил фарфоровых бинтуронгов, которых достал из кармана, — пусть тоже полюбуются.
Крозельчикюс немного волновался: это был его первый кадр.
Видеодром
Хит сезона
Дмитрий Байкалов
Оттоптались по полной!
Редкий случай: не литература предлагает иныммедийным средам новые жанровые направления, а наоборот. Термин «мэшап» пришел в литературу из компьютерных технологий и музыки (компоновка несовместимых стилей: например, рэпа с классической симфонической музыкой). А вообще-то он созвучен русскому слову «мешанина», и так, по сути, его следует понимать…
Но, воскликнете вы, в литературе весьма часто совмещают несовместимое: гений и злодейство, вода и камень, стихи и проза, лед и пламень… Да, возразим мы, но до сих пор это было приемом. Жанром это стало, когда возник издательский тренд — пожалуй, самый молодой из существующих, появившийся в 2009 году. Именно тогда вышла в свет провокационная книга Сета Грэма-Смита «Гордость и предубеждение и зомби», в которой автор «опрокинул» сюжет классического произведения английской литературы, предтече «дамского» романа — «Гордость и предубеждение» Джейн Остин. Книга Грэма-Смита мгновенно стала бестселлером, и издательство Quirk Books запустило проект, положивший основу жанра мэшап. Затем Бен Винтерс продолжил «эксперименты» с творчеством Остин, написав «Разум и чувства и морские монстры», а Стив Хокенсмит поспешил с приквелом к роману Грэма-Смита, предложив читателям свои «Гордость и предубеждение и зомби: Рассвет ужаса».
Подключились и другие издательства. Классические сентиментальные истории обрастали монстрами, Анна Каренина оказалась андроидом-революционером в стимпанковской версии Бена Винтерса «Андроид Каренина»; сразу два издательства независимо и параллельно оттоптались на романе «Маленькая женщина» Луизы Мэй Олкотт, снабдив повествование вампирами и вервольфами; диккенсовский Скрудж тоже связался с кровососами; Джейн Эйр стала Джейн Слэйр (Джейн Убийца). А уж над произведениями Остин продолжали измываться все кому не лень — благо, романов много, а автор безответен.