«Если», 2012 № 09
Шрифт:
— Мой отец сказал мне как-то одну очень странную вещь, Ганс. Звучало примерно так: «Пьер, ты никогда не задумывался, как странно, что Иисус явился на Землю в человеческом облике, чтобы умереть за наши грехи?». Разумеется, я ответил так, как нас учили, что только Воплощенный Бог мог искупить грехи человечества. «А с чего бы это Творец Вселенной затаил такую обиду на нас? — спросил отец. — Тебе никогда не казалось, что для Бога это как-то мелковато?» Я ответил, как учили: что пути Господни неисповедимы и сие тайна есть. А сам ожидал, что папаша влепит мне затрещину. Но он только сказал: «Я думаю, что Бог сделал
Выдвинутая отцом Пьера концепция повергла меня в недоумение.
— Но разве Господь не всеведущ?
Пьер отхлебнул из бутылки.
— Ну, принято так думать. Но знать что-то теоретически и испытать это что-то на собственной шкуре — разные вещи, да? Возьмем женщин, например…
— Я бы не прочь взять одну прямо здесь и сейчас. Пообедать в ресторане, сводить в театр, а потом в постель, — я потряс в воздухе флягой. — С бутылкой чего-нибудь такого. Или доброго эльзасского гевюрцтраминера [30] .
30
Гевюрцтраминер (нем. Gewurztraminer) — технический (винный) сорт винограда, используемый для производства белых вин. Словом «гевюрцтраминер» также называют сепажные белые вина из одноименного сорта с богатым ароматом (Эльзас, Франция, и Пфальц, Германия). В Эльзасе этот сорт занимает 18 % площадей виноградников.
— Сорт неустойчив к микроклимату, результаты не всегда хороши, — возразил Пьер. — Лучше держись арманьяка. Как ты думаешь, Ганс, зачем мсье Фамильяр привел нас сюда?
Спиной я ощущал еле уловимые вибрации в толще скалы. Там, наверху, все еще палили орудия.
— Не знаю. А ты что думаешь? Зачем кобольд приволок нас сюда?
— Думаю, — ответил Пьер, — они хотели, чтобы мы поубивали друг друга.
Ответить я не успел, послышался шум, и из туннеля появился Гэмлин в сопровождении двух своих сородичей. Внешне они были совершенно неразличимы, но голос Гэмлина я помнил.
— Что ж, если вы этого хотите, то мы не станем вам мешать — валяйте, не обращайте на нас внимания, — заявил он.
— Вы нас подслушивали! — Я почувствовал себя оскорбленным. Подумать только, какой-то монстр-недомерок, чумазая карикатура на человека, которая с такой легкостью передвигалась в этом царстве смерти.
Пьер коснулся моего плеча.
— Не стоит выходить из себя из-за этой кучки навоза.
Я посмотрел на кобольда.
— Это правда? Вы привели нас сюда, чтобы посмотреть, как мы будем убивать друг друга?
— Это одна из возможностей, — ответил Гэмлин, а другие два кобольда переглянулись и кивнули. — Ты ведь говорил, что вы воюете друг с другом.
— Ну, в данный момент мы не воюем. Прошу прощения за то, что вас разочаровали, но мы заключили перемирие. — Я протянул руку и осторожно обнял Пьера за плечи. — Просто парочка приятелей решила немного выпить, да, Пьер?
— Deutschland ueber alles! [31] — произнес он, проглатывая звуки, и отпил из бутылки.
— Vive la France! [32] — согласился я и осушил флягу.
31
Deutschland ueber alles! (нем.) — Германия превыше всего!
32
Vive la France! (фр.) — Да здравствует Франция!
— Какая-то бессмыслица, — заявил Гэмлин, ковыряя в носу. — Вы сражаетесь друг с другом, вы убиваете друг друга. Не считая тех случаев, когда вы этого не делаете. Потом вы умираете, вам крышка, капут. В чем смысл?
— Мы сражаемся за что-то большее, чем мы сами.
— И что же это?
Вопрос, с учетом действия выпитого, поставил меня в тупик.
— Капелланы говорят нам, что если мы сражаемся за святое дело, то после смерти совершенно точно попадем на Небеса, — ответил за меня Пьер.
— Как, и с той, и с другой стороны?
— А почему бы и нет? — заметил я.
— Я все пытаюсь понять эти ваши Небеса. Вы умираете, но вы не умираете, а отправляетесь на небо. Вроде как боги.
— Боги юношеского разряда, — уточнил я.
— Ну и что вы делаете там, наверху? — поинтересовался Гэмлин.
Я поперхнулся.
— Мы… э-э, я так думаю, ничего особенного мы там не делаем. Как, похоже, и вы.
— И вы действительно во все это верите? — спросил Гэмлин.
Мы с Пьером переглянулись.
— Ну, не то чтобы… — сказал я.
Пьер пожал здоровым плечом — галльский жест, о множестве значений которого можно исписать тома.
— Послушайте, Гэмлин… — начал я.
Пьер устало опустил голову мне на грудь.
— Ганс, не утруждай себя объяснениями. Я уже пытался.
— И?
— Они не в состоянии понять. — Он ткнул бутылкой в сторону бесстрастных фигур. Их тени, отбрасываемые мечущимся огоньком свечи, исполняли гротескный танец на стене пещеры. — Ты только подумай, каковы они. Неуязвимые, бессмертные, не меняющиеся.
Я вспомнил, что говорил Гэмлин про Фридриха Великого. Ну да.
— Мсье Гэмлин, — осведомился Пьер, — знакомы ли вы с удовольствием, доставляемым изысканной пищей?
— Мы не едим, — ответил Гэмлин.
— Стыдоба. Ну, а как насчет радостей плотской любви? — И как бы отвечая самому себе, ткнул рукой в сторону абсолютно гладкой паховой области кобольда. — Ну, все понятно, можете ничего не отвечать. А доводилось ли вам лежать в теплой траве и просто смотреть, как по небу бегут, догоняя друг друга, облака?
— В чем смысл этого занятия? — спросил кобольд.
— Вот именно, мой чумазый дружок. Вот именно.
— Я не друг вам, — заявил Гэмлин.
— А, так, стало быть, враг?
— Нет.
— К чему ты клонишь? — спросил я Пьера.
Он вздохнул, как мне показалось, удовлетворенно.
— Они вроде Бога, Ганс. Или генерального штаба. Они понятия не имеют о реальной жизни. И они веками делают одно и то же, поскольку не способны изменяться. — Он ткнул в меня пальцем. — Мы меняемся, потому что мы должны, потому что у нас есть начало и конец. А у них всегда есть завтра. Все, что угодно, можно отложить на потом и это потом в точности равно вечности. Они не меняются. Они не могут меняться. Мы взрослеем, мы можем проголодаться или истекать кровью.