Если б мы не любили так нежно
Шрифт:
А осенью уже дрался он против разбоя за Жигулевскими горами на Нижней Волге, чтобы пробить путь русским купцам в Прикаспийский край и Персию. Все это тоже просилось на бумагу.
Так текли годы.
В 1621 году патриарх Филарет послал два шквадрона рейтаров и полк стрельцов за мехами для казны в Сибирь.
Лермонт увидел страну не менее богатую, чем страна его отроческих грез — Америка. Они переплывали через Иртыш, Обь и Енисей, встречая казаков и дикие кочевые народы.
В кремлевской библиотеке Лермонт впервые увидел Книгу большого государственного чертежа с единственной имевшейся тогда картой, довольно приблизительной, необъятных сибирских пространств. В полном соответствии с этим чертежом рейтары и стрельцы плыли из Москвы по Москве-реке до Нижнего Новгорода на Волге, от Нижнего до Соликамска тоже водой, от Соликамска волоком до первого сибирского города — Верхотурья, где русские купцы, а также китайцы и бухарцы выменивали у вогулов меха и лосиные и оленьи кожи на водку,
От Тобольска путь шел водою мимо Сургута, Нарыма и Кепка, а дальше посуху до Енисейска.
В Енисейске рейтары и стрельцы стали на отдых, а некоторые прибывшие с ними московские купцы хотели плыть дальше по Тунгуске и Илиму. Самые отчаянные надеялись добраться с проводниками-казаками до устьев Лены, даже до Амура, и Лермонт сожалел, что он не может уйти с ними, что служба велит ему собирать царский ясак в Енисейске.
У рейтаров и стрельцов глаза разгорались при виде этого ясака. На Москве соболья шуба или шуба из черно-бурой лисицы стоила 50 рублей, бобровая — 65 рублей, белых лисиц продавали до 30 рублей за сотню, тысяча беличьих шкур стоила столько же. На возы валили меха горностаев, песцов, медведей, лосей, росомах, рысей, выхухолей, зайцев, лисиц, куниц. Если вся эта мягкая рухлядь составляла главное богатство Московского государства, то на первом месте в ней стояли собольи меха. Все лучшее шло в казну, коя все скупала, разумеется, по самым низким ценам.
Командир 1-го шквадрона ротмистр Денис Петрович фон Визин, [80] милостью царский русский дворянин, испомещенный Михаилом Федоровичем в Угличе и Коломне, вез письмо от государя Филарета сибирскому наместнику Божию и архиерею — архиепископу Кирриану, посланному годом ранее в Сибирь. В нем Филарет писал:
«В сибирских городах многие русские люди и иноземцы, литва и немцы, которые в нашу православную веру крещены, крестов на себе не носят, постных дней не хранят, которые из них ходят к калмыкам и в иные землицы для государевых дел, те пьют и едят и всякие скаредные дела делают с погаными заодно; иные живут с татарками некрещеными как со своими женами и детей с ними приживают, а иные хуже того делают — женятся на сестрах родных, двоюродных, названых и на кумах, иные на матерей и дочерей посягают. Многие служилые люди, которых воеводы и приказные люди посылают в Москву и в другие города для дел, жен своих в деньги закладывают у своей братьи у служилых же и у всяких людей на сроки, и те люди, у которых они бывают в закладе, с ними до выкупу блуд творят беззазорно, а как их к сроку не выкупят, то они их продают на воровство же и в работу всяким людям, а покупщики также с ними воруют и замуж отдают, а иных бедных вдов и девиц беспомощных для воровства к себе берут силою, у мужей, убогих работных людей, жен отнимают и держат у себя для воровства… Попы таким ворам не запрещают, а иные попы, черные и белые, таким людям и молитвы говорят, и венчают без знамен… Сибирские служилые люди приезжают в Москву и другие города и там подговаривают многих жен и девок, привозят их в сибирские города и держат вместо жен, а иных порабощают, и крепости на них берут силою, а иных продают Литве, немцам и татарам и всяким людям в работу; а воеводы, которые в Сибири теперь и прежде были, о том не берегут людей этих от такого воровства, беззаконных, скверных дел, не унимают и не наказывают их, покрывая их для своей корысти; а иные воеводы и сами таким ворам потакают, попам приказывают говорить им молитвы и венчать их силою, и всякое насильство и продажи воеводы тутошним торговым и всяким людям и улусным иноверцам чинят великие…»
80
Фон Визин был внуком взятого в плен при Иване IV ливонского рыцаря-меченосца и лютеранина Берндта фон Визина. Был осыпан милостями Царем Шуйским за верную службу. Только дед автора «Недоросля» принял православие. В грамоте Царя Михаила Федоровича говорится, что немецкий ротмистр рейтар фон Висин в войну 1619 года «…стоял крепко и мужественно, на боях и на приступах бился, не щадя головы своей, и ни на какие прелести не склонился, и верность нам и всему Московскому государству показал, и будучи в осаде, во всем оскудение и нужду терпел». За эту стойкость и верность, говорится в «Истории русского дворянства», дана ему по грамоте в отчину обычная 1/5 поместной земли, с 1850 четвертями в Галицком уезде, Туркова стана, деревни: Васукова, Куряново, Останино, прибавка к окладу 15 рублей как бывшему в деле во время осады.
Так милостью Царя Михаила Федоровича, как и Джордж Лермонт, фон Висин стал русским помещиком в одном и том же Галицком уезде, «соседом Лермонта». Далее в родословной фон Висина говорится, что православие фон Висин принял 8 апреля 1653 года, при жизни Джорджа Лермонта, с именем Афанасия. Переход в православие храброго служаки фон Висина был источником царских щедрот, на него излившихся: его возвели в стольники, дали 167 рублей на покупку дома и вотчины, кубок серебряный весом в три фунта, поместье в Ярославском уезде, 44 двора… всего сто дворов… Афанасий Денисович был стольник и воевода, отличившейся при Полоцке и под Смоленском… Только в начале XVIII века стали фон Висины называться фон Визинами, а позднее и Фонвизинами. Денис Иванович, автор первых русских комедий «Бригадир» и «Недоросль», писался еще фон Визиным. Его род породнился с графами Дмитриевскими-Мамоновыми, Хлоповыми, Лопухиными, графами Орловыми и Давыдовыми, Ржевскими, Уваровыми, Колучевыми, поэтами Франции де Грамонами, Трубецкими, Барятинскими, Долгоруковыми (по трем линиям), Ермоловыми, Львовыми… Самое интересное: Фонвизины были в родстве с Лермонтовыми через графов Толстых, графов и дворян Головиных, князей Шаховских и дворян Пушкиных!
Как правило, в ту пору двоевластия грамота духовного государя сопровождалась грамотой мирского Государя. Вслед за Государем-патриархом Царь-Государь писал уже не попам, а воеводам:
«В сибирских городах служилые и всяких чинов люди в духовных делах архиепископа и его десятильников слушать и под суд к нему ходить не хотят, научают друг друга на архиепископа шуметь, и вы, воеводы, им в том потакаете, в которых наших людей посылаете к татарам, вогуличам и остякам собирать нашу казну, и те люди татарам, вогуличам и остякам чинят всякое насильство и постулы берут великие, а нашей казне прибыли ни в чем не ищут, в пьянстве у нас многие люди бьются до смерти, а вы про то не сыскиваете…».
Что ни говори, а удивительно верную картину нарисовали московские правители в этих грамотах Сибири того времени. И всю политику в отношении местных народов уложили они в следующие краткие строки:
«Служилым людям приказывать накрепко, чтоб они, ходя за ясаком, сечаным людям напрасных обид и налогов отнюдь не чинили, сбирали бы с них государев ясак ласкою и приветом, а не жесточью и не правежем, чтоб с них собирать государев ясак с прибылью, брать с них ясак, сколько будет можно, по одному разу в год, а по два и по три ясака на один год не брать. Которых новых землиц люди станут непослушны, таких прежде уговаривать ласкою, а если никакими мерами уговорить будет нельзя, то смирять их войною, небольшим разорением, чтобы их смирить слегка. Воеводам, дьякам, подьячим и служилым людям никаких иноземцев, жен и детей их во двор к себе не брать, засылкою самим ни у кого не покупать и не крестить, в Москву с собою не вывозить и ни с кем не высылать, чтоб Сибирская земля пространилась, а не пустела…»
В Тобольском воеводстве еще бродили калмыцкие тайши и сыновья Царя Кучума, не признававшие белого Московского Царя и считавшие Сибирь своим улусом. В острогах сидели казаки и стрельцы и переселенцы-поморы с Северной Двины, Сухоны и Вычегды. Тобольск продавал московским купцам и бухарцам на полмиллиона рублей соболиной и всякой мягкой казны. Но иноверцы не раз захватывали эти деревянные крепости, убивали, грабили и уводили в полон русских людей. Не меньше притесняли их сибирские государевы воеводы.
В тогдашней столице Сибирского царства Тобольске фон Визин, Лермонт и другие начальные люди были приглашены на пир гостем Строгановым. [81] Самый пир и роскошные хоромы этого некоронованного Царя Сибири поразили Лермонта. Это Строгановы, богатейшие русские купцы, владели в Перми Великой десятью миллионами десятин земли. Разбогатели они на соляных варницах и на меновой торговле с татарами, чувашами, черемисами, башкирами, остяками и другими инородцами, коих нещадно грабили. Это они снарядили поход казаков Ермака Тимофеевича в Сибирь и воспользовались завоеванием Сибири, где они завладели землями больше всей Шотландии с Англией и Ирландией в придачу. К местному люду они относились не лучше, чем испанцы или американцы к индейцам, грабили их и притесняли, отнимали за бесценок, за водку драгоценную пушнину. Им верно служило в острогах наемное казацкое войско.
81
Через супругу свою Наталью Николаевну Гончарову породнился с Загряжскими и их сродниками графами Строгановыми великий наш поэт Пушкин. Загряжские уже во второй половине XV века жили на поместье в Бежецкой пятине (Общий гербовник. Т. IV. СПб, 1899, № 33).
В 1700 году Петр Великий пожаловал именитому человеку Григория Строганову великую милость: указал ему писать свое отчество с «ичем».
На Рождество Царь устраивал военную потеху. Он выезжал из стольного града со свитой на маленьких, но выносливых и быстрых испанских и турецких конях, со знатным шлахетством в золоте и бархате, усыпанным драгоценными каменьями. Вперед выступали пять тысяч аркебузников, мушкетеров и пищальников с самыми разными и всевозможных калибров аркебузами и пищалями, среди коих особенно известны были пищаль Певец, пищаль Соловей, пищаль Чеглик. Вся эта рать становилась супротив заранее сооруженного ледяного вала и своим огнем вдрызг разбивала его.
За ними выходили пушкари с огневыми орудиями — чугунными, железными, медными, от фальконета до Царь-пушки, украшенными тарелями, поясками и дельфинами. Перед ними возвышалась укрепленная бревнами земляная насыпь в тридцать футов толщиной. Три оглушительных залпа как три удара грома — и от насыпи оставалась одна дымившая труха.
Когда умолкли пушки, Его Царское Величество, Михаил I, обожавший, как и все самодержцы, пользоваться подсказанными пословицами и поговорками, ибо это, по его убеждению и, он надеялся, по мнению народа, единило его с народом, изволили изречь: