Чтение онлайн

на главную

Жанры

Эссеистика
Шрифт:

О расстояниях

М. Ланжевен:{254} Но как вы измеряете эти вещи?

Эйнштейн: Эти вещи не поддаются измерению.

Коллеж де Франс, 1923

Наши чувства ограничивают нас от и до. Пример такой ограниченности нам дает гамма. Приходится вписываться. Случается, некоторые растения или некоторые газы продляют наши чувства в том или ином направлении. (Так, пейотл{255} заставляет перешагнуть привычный барьер

в области перспективы и цвета. А закись азота раздвигает временные рамки.) Или просто сон — он позволяет нам за одну секунду пережить сюжеты столь же насыщенные, как и у Пруста.

Более того, наша непокорность правилам могла бы зайти куда дальше, чем просто сопротивляться сну и мотаться где-нибудь до глубокой ночи вместо того, чтобы с очаровательной послушливостью вьюнка свернуться в комочек, поменять цвет и заснуть с наступлением темноты. Перед нами открывается тысяча возможностей непослушания. Тысяча напильников, чтобы перепилить прутья нашей темницы. Тысяча узлистых веревок, чтобы выбраться наружу, рискуя сломать себе шею. Разве каждый узник не одержим навязчивой идеей вырваться на свободу, пусть даже снизу в нас стреляет часовой, пусть нас схватят и снова запрут в карцер?

Вы можете хлестать море, подобно Ксерксу, бросать вызов горе Афон, метать стрелы в небо, как делали фракийцы — этим вы ничего не измените. Гораздо мудрее направить свой вызов в тот мир, безразличие которого не заставит нас краснеть за наши действия, потому что проверять их никто не будет.

Заслуга художников состоит в том (вопреки приговору, который выносят им судьи первой инстанции), что они преступают сковывающие их законы эстетики, ломают эти рамки, а последний установленный порядок заменяют своим, который нам представляется как беспорядок.

Когда я размышлял об ограниченности холста и цвета, о которую художники бьются с остервенением насекомых, колотящихся о стекло, мне пришла в голову мысль взять лист бумаги и вырваться на свободу, чтобы исследовать (как уж получится) теорию расстояний, не дающую мне покоя. Единственный способ от нее избавиться — это разобраться в ней и выбросить вон. Но она неодолима, потому что у человека для борьбы с ней имеется лишь примитивное оружие, хоть он и считает его верхом совершенства.

* * *

Нет сомнений в том, что Пруст правильно воспринимал время, осознанно применял искаженные перспективы и отдавал себе отчет в том, что мы можем навязывать времени наши собственные. Но у Пруста слишком сильны привязанности. Он с излишним пристрастием относится к шиповнику, к гостиничному столу, к благородной частице фамилии, к платью, чтобы действительно вырваться на свободу [61] . Вероятно, это оправданно, потому что он всего лишь пытается победить реализм. Привязанный, как он говорит, к сиюминутным ощущениям, он впадает в другой реализм, который сводится к соединению снимков, сделанных зрением и слухом, и к их реконструкции с помощью деформирующей особенности памяти.

61

Три движения у Пруста: Желание вещей издалека. Невозможность наслаждаться ими в момент обладания. Отделение их от себя, чтобы наслаждаться ими издалека.

Это «издалека» было его «вблизи», а «вблизи» отдаляло от него вещи настолько, что он переставал их видеть. Пример: «Но, главным образом, убыль наслаждения, которая, как мне прежде казалось, была порождением уверенности, что ничто у меня этого наслаждения не отнимет.

В тот вечер убежденность, а затем исчезновение убежденности что сейчас я познакомлюсь с Альбертиной, сделали ее, в считанные секунды, сначала едва ли ничего не значащей, и сразу же бесконечно драгоценной в моих глазах».

Так он утверждает писательский метод — и выигрывает. Что не исключает возможности вырваться на иную свободу, ибо возможности экспериментов такого рода безграничны. К чести человека будет сказано, что он может смотреть в лицо тому, что лица не имеет, хотя все же трудно дать название невыразимому, тем более если не существует для его обозначения научного термина.

Иными словами, материя, из которой мы сделаны, гораздо дальше от нас, чем любая видимая глазу галактика. Она невидима для наших глаз. Слишком далека (слишком близка). Она подчиняется закону удаления, понять который мы не в состоянии.

Существует ли в реальности тяжелое и легкое, короткое и быстрое, большое и малое, равно как и другие менее бесспорные очевидности? Нашу неполноценность мы возвели в ранг закона. Надо все же смириться с тем, что законы эти не универсальны и действуют, вполне вероятно, только у нас — как это бывает с разными народами. Я вдруг осознал, что по ту сторону каких-нибудь границ наши законы могли бы вызвать удивление; что некоторые из них имеют силу только на территории нашей республики; что установили их химики, математики, историки, астрономы, философы, биологи, и что если мы в них не уверены, то хотя бы предчувствуем это [62] .

62

Бывают уникумы в мире цифр. Эварист Галуа — Рембо от математики — стал жертвой педагогов и умер в двадцать лет (29 мая 1832 года), написав шестьдесят страниц, до сих пор открывающих неведомые перспективы для ученых. «Я варвар, — говорил он, — потому что они меня не понимают». И еще: «Я провел исследования, которые заставят многих ученых бросить то, над чем они работают».

Все сконцентрировано на этой черте между видимым и невидимым, по обе стороны от черты все шатко, а то, что приближается, не уменьшается, но сохраняет видимость малого. Что же касается малого (человеческого), то между всем, что имеет отношение ко мне (насекомые, микробы, нейтроны, электроны) и тем, что ко мне отношения не имеет (всеобщее неуловимое), граница прерывиста, размыта и от этого еще более непостижима. С одной стороны — шкала ценностей, величин, весов и мер. С другой — шкала, для нас невидимая из-за слишком малого и непреодолимого расстояния. Этим-то расстоянием я и занимаюсь.

Надо дойти до конца и, если там нет ни веса, ни меры, сказать, что расстояний не существует, что расстояния, мало того что обманывают нас, они еще являются результатом защитной ошибки нашего механизма. Решив (подумав, что открыли), будто есть вещи тяжелые и легкие, большие и малые, мы договорились, что есть вещи близкие и далекие. И если с одной стороны нас это устраивает, то с другой — вовсе нет, потому что мешает следовать по пути, ведущему к освобождению, пути, который даст нам возможность выйти из нашей темницы, не выходя из нее.

Поделиться:
Популярные книги

Архил…? Книга 3

Кожевников Павел
3. Архил...?
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
7.00
рейтинг книги
Архил…? Книга 3

Сила рода. Том 3

Вяч Павел
2. Претендент
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
6.17
рейтинг книги
Сила рода. Том 3

Прометей: владыка моря

Рави Ивар
5. Прометей
Фантастика:
фэнтези
5.97
рейтинг книги
Прометей: владыка моря

Гром над Академией. Часть 1

Машуков Тимур
2. Гром над миром
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
5.25
рейтинг книги
Гром над Академией. Часть 1

Хозяйка дома на холме

Скор Элен
1. Хозяйка своей судьбы
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Хозяйка дома на холме

Газлайтер. Том 10

Володин Григорий
10. История Телепата
Фантастика:
боевая фантастика
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 10

Последний Паладин

Саваровский Роман
1. Путь Паладина
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Последний Паладин

Мастер 6

Чащин Валерий
6. Мастер
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 6

Столичный доктор. Том III

Вязовский Алексей
3. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Столичный доктор. Том III

Наследник и новый Новосиб

Тарс Элиан
7. Десять Принцев Российской Империи
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Наследник и новый Новосиб

Вперед в прошлое 5

Ратманов Денис
5. Вперед в прошлое
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Вперед в прошлое 5

Последняя Арена 10

Греков Сергей
10. Последняя Арена
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Последняя Арена 10

Релокант

Ascold Flow
1. Релокант в другой мир
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Релокант

Совок-8

Агарев Вадим
8. Совок
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Совок-8