Есть, господин президент!
Шрифт:
– Ага, понятно, – буркнул я, уже не рискуя переспрашивать, что такое (или кто такая) Ганджура. – А теперь, пожалуйста, в двух словах про этот самый комментарий. Кто там чего вкусил?
Гуру потянул за конец одной ленточки и выдернул ее из бородки. Кажется, это было больно. Таким образом он, надо думать, усмирял свое недовольство любопытными существами, не знающими мудрости.
– Если совсем коротко, – сказал он, – никто ничего пока не вкусил. Это конечная фаза. Возможность, а не долженствование. Последняя инстанция. И вообще, ты можешь не обращать на эти слова внимания. Многие считают данный канон неканоническим, а все комментарии к нему апокрифами… Я
– Вот и прекрасно, и не считай, тебе я доверяю, – торопливо подтолкнул я Гуру. – Валяй дальше про канон, ближе к сути.
– Суть в том, – продолжал Гуру, – что у бхавачакры, то есть колеса жизни, имеются метафизические обод и спицы, а каждая спица… Ладно, объясню еще проще. Есть нечто, которое хотя и часть целого, но обладает свойствами этого целого… ну как патрон в автоматном магазине: вне его он все равно патрон и потому может выстрелить. Если у тебя есть куда его зарядить…
– Погоди-ка, – вмешался я, – уточни, кто куда стреляет. Гуру намотал на кончик пальца конец оставшейся ленточки и дернул изо всех сил. Лицо его на миг исказилось страданием.
– Никто никуда не стреляет, – с видом бесконечно утомленного жизнью человека объявил он, – это моя аналогия для тебя, притом грубая. Вы там в вашем Кремле погрязли в суете. С тобой, Иван, вдаваться в толкования высокого – все равно, что из сансары масло давить… Э-э, ну представь свиток и клочок свитка. Тот, кто посвящен, может и без свитка, с одним клочком достичь… как бы тебе подоходчивей… многого, короче, достичь. Понимаешь?
– Примерно, – кивнул я. Среди смутных образов что-то неуловимо забрезжило. – А на клочке – какое-нибудь заумное заклинание?
– Нет, это не заклинание, – ответил Гуру сдавленным голосом мученика. Чуть ли не Яна Гуса за минуту до костра. – Это скорее руководство к действию, вроде списка будущих покупок или кулинарного рецепта… Ну все? Я свободен от глупых расспросов?
Рецепт! Вот оно что. Нужное слово упало, тотчас же проросло и заколосилось. Машинально я кивнул Гуру. На экране вновь возник монашек, дзынькнул на ситаре – и онлайновое окно закрылось.
Я вскочил с кресла, обежал вокруг стола и сделал несколько прыжков на правой и на левой ноге. Ну конечно. Кусочек. Очень, очень своевременная подсказка. И почему я втемяшил в голову, что книга Парацельса – едина и неделима? Сработало давнее табу умненького мальчика Вани: книги уродовать нельзя. Но если допустить обратное, то Арманд Хаммер, например, мог без рефлексий отделить одну страницу… Как там мне говорил Серебряный – для чуда достаточно и листа с рецептом?
Если так, то пазлы неплохо складываются. Этот Хаммеровский «piece», «ту charm » и «little souvenir» – допустим, листок из книги Парацельса. Книга у него пропала, зато оригинал одного рецепта любимчик Ленина уже ссудил Херсту. От Херста чудо перешло к Генри, другу фюрера, от Генри – к самому фюреру, потом 44-й, покушение, полковник Штауфенберг, а через много лет хитрожопый родственничек героя 44-го года продает его наследство… Все сходится. То есть почти все. Нескольких важных пазлов в картинке еще не хватает, но теперь я уверен: они у меня будут. Сегодня – день удачи. Истина где-то рядом, ее хвост в лабиринте мелькнул совсем близко, и я ее догоню…
Сонливость как рукой сняло. Я сделал, наверное, еще кругов сто по кабинету, обдумывая план действий, а затем Софья Андреевна доложила: приехал Санин – и жизнь сделалась еще интереснее.
Поскольку выяснилось имя мадам, нагнувшей ментов, – Яна Штейн.
«ЯШ» – не она ли случайно? Или даже она неслучайно? Поставив Санина
Около минуты меня жгло неприятное подозрение, что эта Яна могла бы работать на генерала Голубева – в связке с тем Лаптевым. Но Санин продолжил доклад и стало ясно: ложная тревога. Хотя бы тут Лубянка оказалось, похоже, не при делах. Спутником дамочки в Кремлевке был не только не эфэсэбэшник, но и вообще не гражданин России – некто Кунце из герцогства Кессельштейн.
Поблагодарив шофера, я отпустил его и ругнулся вслух: не понос, так золотуха. Не чекист, так иностранец. Еще один приезжий тянет грабки к моему Парацельсу. Мало мне мистера Роршака из Штатов, теперь еще тип из Кессельштейна. Страна с ноготок, а туда же!
Что-то, однако, в моей памяти екнуло при слове «Кессельштейн». Да, конечно, вчерашний визит их герцога в Россию, это я не забыл, но ведь было еще кое-что важное, точно же было… А-а, вот оно! Название страны мне встретилось еще в икс-файлах.
И как только я нашел на диске и теперь уже внимательно перечитал нужный файл, последние пазлы легли по местам. Автокатастрофа в Кессельштейне – раз. Труп в машине – два. Выходит, у покойника и был тот самый листок, который в свое время Штауфенберг стырил у фюрера. Это – три. Значит, теперь Кунце привез его в Москву этой самой Яне Штейн, а та проверила подлинность рецепта самым простым способом: дала испытать его подопечным кондитерам. Может быть, как раз благодаря пирожным ей так быстро удалось отыскать всю книгу. А затем, раскидав ментов, получить ее в свои руки.
Хотя какое уж там кунг-фу! Детский лепет. Менты присочинили драку, чтобы не позориться перед начальством. Имея запас пирожных, эта Яна Штейн могла бы только шевельнуть пальчиком, и к ее ногам принесли бы не только старую книжку на свалке – все сокровища Алмазного фонда сложили бы и умоляли взять даром.
Теперь мне осталось главное: найти эту Яну и… Санин в ЦКБ списал ее домашний адрес. По идее, можно было бы законопатить жвачкой уши паре крепких парней из «Почвы» и послать туда. Но я почему-то был уверен, что посланцы вернутся с пустыми руками. Мадам Штейн, по всему видно, – тот еще орешек. Такие не допускают элементарных ошибок. Когда затеваешь Большую Игру, лучше не ночевать по месту регистрации. У меня самого, между прочим, в последнее время и стол, и дом – в родном кабинете.
Кроме бесполезного адреса этой Яны, я обладал еще четырьмя зацепками. Первая отпадает почти сразу: Санин уже выяснил, что ее учитель Адам Окрошкин, которого она навещала в ЦКБ, нагло последовал примеру Серебряного и тоже сбежал в глубокую кому. Есть еще Рашид Дамаев, организовавший ей пропуск. Но все мои попытки до него добраться оказались тщетными. Как назло, у сердечных дел мастера случились два выходных подряд, он отключил мобилу и умотал, по обыкновению, куда-то играть в карты – даже родной жене не сказал, где его искать. Остаются зацепки номер три и четыре – слепые кондитеры в моих руках и номер ее мобильного на бумажке. Она, кажется, с этими слеподырами дружит, и это хороший козырь. А вот номер мобилы – козырь так себе: при первом сомнении она просто выбросит сим-карту – и нет ее.