Эстетика однополой любви в древней Греции

Сватковский Антон В.

(№ 721). « Сократ. Я вошел в училище грамматиста Дионисия и увидел там юношей, известных своим прекрасным обликом и славным происхождением; узрел я также и их поклонников. Случилось, что двое из мальчиков между собою спорили, но я не очень-то расслышал о чем. Впрочем, мне показалось, что они спорят то ли об Анаксагоре, то ли об Энопиде. …

( с.133) Едва мы обменялись этими речами, как оба мальчика, внимавшие им, замолчали и, прекратив свой спор, стали нашими слушателями. Не знаю, что испытывали при этом их поклонник, сам же я был потрясен: меня всегда сражают своей красотой юноши. Но показалось мне, что и второй

из поклонников не меньше меня был взволнован, однако он все-таки отвечал мне, и довольно заносчиво. «Если бы, мой Сократ, - молвил он, - я полагал, что философствовать постыдно, я не считал бы себя человеком, да и никого другого, кто был бы такого же мнения». При этом он указал на своего соперника и говорил очень громко, чтобы мог слышать его любимец» (Платон (?). Соперники 132а-133b, пер. С.Я.Шейнман-Топштейн [Платон 1990-94, т.4, с.593-594])

Ксенофонт

Ксенофонт, сын Грилла, из Афин.

(№ 722). «Был он на редкость скромен и на редкость хорош собой. …

Аристипп в IV книге «О роскоши древних» сообщает о Ксенофонте, что он был влюблен в Клиния и говорил о Клинии так…» (Диоген Лаэртский II 48 [Диоген 1979, с.118-119])

«Воспоминания о Сократе»

(№ 723). «Удивительным кажется мне также и то, что некоторые поверили, будто Сократ развращает молодежь, - Сократ, который, кроме упомянутых качеств, прежде всего обладал больше всех на свете воздержанием в любовных наслаждениях и в употреблении пищи…» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе I 2, 1 [Ксенофонт, ВС 1993, с.9])

(№ 724). «Заметив, что Критий влюблен в Евфидема и соблазняет его, чтобы быть с ним в таких отношениях, в каких находятся люди, пользующиеся телом для любовных наслаждений, Сократ старался отвратить его от этой страсти: он указывал, как унизительно и недостойно благородного человека, подобно нищему, выпрашивать милостыню у своего любимца, которому он хочет казаться дорогим, моля и прося у него подарка, да еще совсем нехорошего. Но, так как Критий не внимал таким увещаниям и не отставал от своей страсти, то, говорят, Сократ, в присутствии многих лиц, в том числе и Евфидема, сказал, что у Крития, как ему кажется, есть свинская наклонность: ему хочется тереться об Евфидема, как поросята трутся о камни. С этого-то времени и стал ненавидеть Сократа Критий: будучи членом коллегии Тридцати и попав в законодательную комиссию с Хариклом, он припомнил это Сократу и внес в законы статью, воспрещающую преподавать искусство слова…» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе I 2, 29-31 [Ксенофонт, ВС 1993, с.14-15])

Вариации

«Проповедуй воздержание от деторождения во имя того, чтобы больше было приятности, - это можно; а заикнись только о том, чтобы воздерживаться от деторождения во имя нравственности, - батюшки, какой крик: род человеческий как бы не прекратился оттого, что десяток-другой хочет перестать быть свиньями.

… Ведь что, главное, погано, предполагается в теории, что любовь есть нечто идеальное, возвышенное, а на практике любовь ведь есть нечто мерзкое, свиное, про которое и говорить и вспоминать мерзко и стыдно».

( Л.Н.Толстой. Крейцерова соната, гл.11, 13 [Толстой 1980, с.191, 195])

«Вся та степень гнушения, какую нормальный человек (с «+1» пола) испытывает к воображаемому или действительному, к видимому или читаемому так называемому извращенномуполовому сближению мужчины и мужчины или женщины и женщины, весь этот же ужас и

мистический страхчувствует человек с «±» полового притяжения к естественному, т.е. вообще к бывающему совокуплению, к браку…»

( В.В.Розанов. Люди лунного света [Розанов 1990, т.2, с.75-76])

(№ 725). «От любви к красавцам советовал он тщательно воздерживаться: не легко, говорил он, владеть собою, касаясь таких людей. Услышав однажды, что Критобул, сын Критона, поцеловал Алкивиадова сына [ Клиния, двоюродного брата Алкивиада], красавца, он спросил Ксенофонта в присутствии Критобула:

Сократ. Скажи мне, Ксенофонт, не правда ли, ты считал Критобула скорее скромным, чем наглым, скорее осторожным, чем безрассудным и рискующим?

Ксенофонт. Конечно.

Сократ. Так считай его теперь в высшей степени отчаянным и необузданным: он станет и между мечей кувыркаться и в огонь прыгать.

Ксенофонт. Что же ты заметил в его поступках, что так дурно думаешь о нем?

Сократ. Да разве он не отважился поцеловать Алкивиадова сына, такого хорошенького, цветущего?

Ксенофонт. Ну, если этот рискованный поступок – такого рода, то, мне кажется, и я могу попасть в эту опасность!

Сократ. О несчастный! Как ты думаешь, что с тобою может быть после поцелуя красавца? Разве не станешь ты сейчас же рабом из свободного человека? Разве не станешь разоряться на вредные удовольствия? Разве будет у тебя время позаботиться о чем прекрасном? Разве не будешь ты вынужден усердно заниматься такими вещами, какими не станет заниматься и сумасшедший?

Ксенофонт. О Геракл! Какую страшную силу ты приписываешь поцелую!

Сократ. И ты этому удивляешься? Разве ты не знаешь, что тарантулы величиной меньше пол-обола, только прикоснувшись ртом, изводят людей болью и лишают рассудка?

Ксенофонт. Да, клянусь Зевсом, ведь тарантулы что-то впускают при укусе.

Сократ. Глупец! А красавцы при поцелуе разве не впускают чего-то? Ты не думаешь этого только оттого, что не видишь. Разве ты не знаешь, что этот зверь, которого называют молодым красавцем, тем страшнее тарантулов, что тарантулы прикосновением впускают что-то, а красавец даже без прикосновения, если только на него смотришь, совсем издалека впускает что-то такое, что сводит человека с ума? (Может быть, и Эроты потому называются стрелками, что красавцы даже издали наносят раны). Нет, советую тебе, Ксенофонт, когда увидишь какого красавца, бежать без оглядки. А тебе, Критобул, советую на год уехать отсюда: может быть, за это время, хоть и с трудом, ты выздоровеешь.

Ксенофонт-повествователь. Таким образом, и по отношению к любовным увлечениям он держался того мнения, что люди, не чувствующие себя гарантированными от них, должны направлять их на такие объекты, которых, без особенно большой поверхности тела, душа не примет и которые, при потребности его, хлопот не доставят. А сам он, несомненно, был так хорошо вооружен против таких увлечений, что ему легче было держаться в отдалении от самых цветущих красавцев, чем другим от самых отцветших уродов» (Воспоминания о Сократе I 3, 8-14 [Ксенофонт, ВС 1993, с.24-25])