Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
Счастлив, кто любит детей и коней однокопытных,
Гончих псов и странника – чужеземного гостя.
Менексен. Нет, мне думается, он не лжет.
Сократ. Значит, ты считаешь, что он говорит правду?
Менексен. Да.
Сократ. Похоже, следовательно, что любимое мило любящему, если оно и не отвечает ему взаимностью или даже его ненавидит? Это видно и в случае с новорожденными детьми: [ стр.213] одно они еще не любят, другое даже ненавидят – когда, к примеру, их наказывает отец или мать, - но, и питая ненависть, они в эту пору милее всего на свете своим родителям.
Менексен. Да, мне кажется, это так.
Сократ. Следовательно, по этому слову, другом оказывается не любящий, но любимый.
Менексен. По-видимому.
Сократ. И врагом оказывается ненавидимый, а не тот, кто ненавидит.
Менексен. Это ясно.
Сократ. А следовательно, многие бывают любимы своими врагами и ненавидимы друзьями и, таким образом, бывают друзьями своих врагов и врагами своих друзей, коль скоро друг – любимый, а не любящий. Однако это в высшей степени нелепо, мой милый товарищ, более того, думаю я, невозможно быть врагом своему другу и другом своему врагу.
Менексен. Похоже, что ты говоришь правду, Сократ.
Сократ. Значит, если это невозможно, любящее должно быть мило любимому.
Менексен. Очевидно.
Сократ. И с другой стороны, ненавидящее должно быть враждебно ненавидимому.
Менексен. Это неизбежно.
Сократ. И все-таки мы вынуждены будем признать то, с чем согласились раньше, а именно будто часто мы бываем друзьями тому, кто нам не друг, а нередко и враг, - тогда, когда кто-либо любит не любящего или даже ненавидящего, - и будто нередко мы бываем врагами тем, кто нам не враждебен или даже нас любит, - тогда, когда кто-либо ненавидит того, кто к нему не питает ненависти или любит его.
Менексен. Видимо, ты прав.
Сократ. Но какой же у нас будет выход, если ни любящие не окажутся друзьями, ни любимые, ни любящие и любимые? Можем ли мы помимо них всех назвать еще и других, кому дано стать друзьями друг другу?
Менексен. Клянусь Зевсом, Сократ, мне очень трудно тебе на это ответить.
Сократ. Быть может, мой Менексен, мы вообще шли неверным путем в нашем исследовании?
Лисид. Да, мне кажется, что неверным, Сократ.
Сократ-повествователь. При этих словах он покраснел, и мне показалось, что сказанное вырвалось у него невольно из-за того, что он очень внимательно вслушивался в нашу беседу: по нему было видно, что он весь обратился в слух» (Платон. Лисид 211d-213d, пер. С.Я.Шейнман-Топштейн [Платон 1990-94, т.1, с.325-327])
(№ 779). « Сократ. Итак, Менексен и Лисид, похоже, что любовь, дружба и вожделение оказываются чем-то внутренне нам присущим.
Они с этим согласились.
Сократ. Значит, коль скоро вы между собою друзья, вы по своей природе друг другу родственны.
Да, несомненно! – воскликнули оба в один голос.
Сократ. И если, мальчики, кто-либо из двух вожделеет к другому или любит его, [ стр.222] то, следовательно, он не вожделел, не любил бы его и не испытывал бы к нему дружеского чувства, если бы не был каким-то образом родствен любимому – душою ли или неким свойством, привычкой либо особенностью души.
Несомненно, – отозвался Менексен; Лисид же промолчал.
Сократ. Далее, мы, естественно, должны любить родственное нам по своей природе.
Да, это естественно, - сказал Менексен.
Сократ. А посему подлинно любящему, а не делающему вид, что он любит, любимец должен отвечать любовью.
На это Лисид и Менексен едва кивнули, Гиппотал же от радости то бледнел, то краснел.
…
Сократ. Не предположим ли мы также, что благо родственно всему, зло же, наоборот, чуждо? Или что зло родственно злу, благо – благу, а то, что не есть ни благо ни зло, - тому, что не есть ни благо ни зло?
Они согласились со всеми членами этого положения.
Сократ. Итак, мальчики, мы снова впали в то недоразумение относительно дружбы, которое отбросили раньше: получается, что несправедливый человек несправедливому и дурной дурному будет таким же другом, как хороший человек хорошему.
… [ стр.223]
Сократ. Вот видите, Лисид и Менексен, я, старик, вместе с вами оказался в смешном положении. Ведь все, кто уйдет отсюда, скажут, что мы, считая себя друзьями – я и себя отношу к вашим друзьям, - оказались не в состоянии выяснить, что же это такое – друг» (Платон. Лисид 221e-223b, пер. С.Я.Шейнман-Топштейн [Платон 1990-94, т.1, с.339-340])
«Хармид»
(№ 780). «Вот сейчас ты увидишь, - сказал Критий, - и насколько он вырос и каков он собою.
И при этих его словах вошел сам Хармид.
Я-то, мой друг, здесь совсем не судья: в вопросах красоты я совершенный неуч, почти все юноши в поре возмужалости кажутся мне красивыми.
(с) И всё же он мне представился тогда на диво прекрасным и статным, и показалось, что все остальные в него влюблены – так они были поражены и взволнованы в момент его появления; многие же другие поклонники [] следовали за ним. Со стороны нас, мужчин, это было менее удивительно, но я наблюдал и за мальчиками, и никто из них, даже из самых младших, не смотрел более никуда, но все созерцали его, словно некое изваяние.
(d) Тогда Херефонт, обратившись ко мне, сказал:
– Как нравится тебе юноша, мой Сократ? Разве лицо его не прекрасно? [ букв. «разве он не »]
– Необыкновенно прекрасно, - отвечал я. [ букв. «-»]
– А захоти он снять с себя одежды, ты и не заметил бы его лица [ букв. «стал безлицым »] – настолько весь облик его совершенен [ ]» (Платон. Хармид 154b-d, пер. С.Я.Шейнман-Топштейн [Платон 1990-94, т.1, с.342])