Эта больная любовь
Шрифт:
Он гладит влажные волосы на моем лице, играет с прядями, снова изучая меня, и в его взгляде любовь и восхищение, даже если он не знает, что это значит.
Я знаю этот взгляд, потому что излучаю его в ответ. Эроу сказал, что я — это его существование. Что он не может дышать без меня. Но я не могу жить без него. Без него я была бы никем. Мое сердце покорилось мужчине, у которого нет собственного. Мне нравится, как он защищает меня. Как он буквально всю жизнь ждал меня, молча наблюдая издалека, ожидая, когда придет время, когда захотят уничтожить его еще не распустившийся
— Эроу, — шепчу я, нервно моргая уставшими глазами.
— Что случилось? — спрашивает он, уже обеспокоенный.
Он подносит мое запястье ко рту, рассматривая небольшие порезы от веревочных фиксаторов. Мое сердцебиение учащается, когда я думаю о том, как озвучить то, что я чувствую. Его язык высовывается изо рта, и он облизывает порезы, а затем нежно целует их. Исцеляя причиненный им вред. Мое сердце замирает еще больше.
— Ты должен знать, — робко начинаю я, поднимая на него глаза. — Я думаю, что я в… то есть, я знаю, что я лю…
— Не надо, — сурово прерывает он, резко приподнимаясь на локте. — Никогда не говори мне этого.
Мои брови опускаются, а сердце замирает в груди.
— Не говори мне, что любишь меня, потому что я никогда не скажу тебе этого в ответ, — говорит он холодным, безжизненным тоном. В нем нет тех самых эмоций, которые я излучаю.
Моя нижняя губа дрожит, и его взгляд притягивается к ней. Он протягивает руку, и его большой палец нежно проводит по ней. Его губы раздвигаются, но на мгновение из них ничего не выходит. Словно он услышал отголоски полного разрыва, произошедшего в моей груди.
— То, что между нами есть, нельзя определить словом, созданным другим человеком. Никакие комбинации букв и формулировки не могут передать масштабы наших трагедий. Нашей боли. Нашей эйфории. — Его глаза находят мои, проникая вглубь меня, а его пальцы нежно гладят мои волосы за ухом. — Мы выше любви. Она не достойна нас, — уверенно заявляет он.
Я сглатываю, слезы текут по моим ресницам от, возможно, самого идеального ответа мужчины, который любит по-своему, не поддающемуся определению. Любовь ниже нас.
Подняв руку, я осторожно провожу кончиками пальцев по глубокому шраму, рассекающему его потрясающе красивое лицо. Он все еще работает над тем, чтобы позволить мне прикасаться к нему. Ударить его, порезать, вбить мой череп в его… это ласка, которую он может вынести. Но нежное прикосновение заботливой ласки все еще принадлежит демонам, которым мы хотим отомстить.
— У меня есть к тебе вопрос, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Он мучает меня весь день.
Я опускаю руку, и его лицо тут же смягчается, когда он вдыхает, давая мне понять, что все это время держал ее в руках. Меня убивает, что ему приходится прилагать столько усилий, чтобы позволить моим рукам быть на нем. Он старается, и я ненавижу это. Я не хочу, чтобы ему приходилось стараться, чтобы чувствовать себя комфортно в моих объятиях. Если он предпочтет, чтобы я дала ему пощечину, я с радостью это сделаю. Я не хочу его менять, я просто хочу любить его, как бы он ни позволял.
— В чем вопрос?
Его брови опускаются, а глаза сужаются,
— Кого ты представляла, когда замешкалась с последним ударом во время сегодняшней тренировки?
Я на мгновение замираю, глядя вниз, прежде чем набраться смелости и снова встретить его взгляд.
— Сэйнта.
Он смотрит на меня с минуту, выражая праведный гнев.
— Не знаю, сколько еще раз тебе нужно объяснять. Это он неправильно посчитал книги для урока, Брайони. Он знал, что тебе придется посетить ту кладовку, где его друг ждал, чтобы покончить с тобой. Следи за его лицом, помнишь? Они тебя подставили. — Он почесывает макушку, заметно расстроившись, когда его ноздри раздуваются от воспоминаний. — Кирпич. Он когда-нибудь говорил тебе, что было на том кирпиче, который я бросил в лобовое стекло?
Я качаю головой, вспоминая, как Сэйнт смотрел на него. Он был в ужасе, как будто прочитал что-то страшное.
— Он сказал мне, что на нем ничего не было. Что это были просто какие-то дети, которые дурачились…
— Именно. Это все была гребаная ложь, — заявляет он. — Сэйнт никогда не был на твоей стороне.
Это до сих пор преследует меня: то, как я впустила его. Сэйнт — самый манипулятивный лжец на свете. В то время как остальные демонстрировали свою ненависть, Сэйнт приблизил меня к себе. Он держал меня под наблюдением, симулируя свой интерес ко мне. Мы никогда не собирались заключать союз. Он просто хотел получить шанс показать себя верным членом презренного общества, которое держит своих на вершине.
— Дело не в этом, — отвечаю я, пока Эроу снова перебирает пальцами мои волосы, внимательно слушая. — Теперь я знаю, что он был не тем человеком, за которого я его принимала. Но…
Я не знаю, как сказать то, о чем я думаю, не показывая отсутствия раскаяния, которое я чувствую. Делает ли это меня чудовищем? Нет. Просто женщиной, жаждущей самой страшной мести.
— В чем дело, Брайони? — прямо спрашивает Эроу, требуя, чтобы я продолжала.
— Я чувствую, что смерть — это не то, чего он заслуживает.
Его лицо ожесточается, когда я продолжаю.
— Я хочу, чтобы он страдал. Чтобы горел. Изнутри.
Эроу внимательно слушает, его выражение лица меняется на то, которое делает меня слабой и заставляет мое маленькое сердце трепетать, как мотылек на умирающем свете. Взгляд восхищения. Взгляд гордого защитника, стоящего на коленях перед королевой, обращающейся к своему королевству. Он наблюдает за моим ростом. Моим развитием силы перед ним. Бутон раскрылся, и я наконец готова расцвести.
— Я хочу погубить его, пока он жив.
Он наклоняется вперед, его язык скользит по губам, слизывая слова с моих губ.
— Расскажи мне больше, — хмыкает он, прежде чем снова провести языком по моим губам.
— Я хочу забрать единственное, что может разрушить институт, уничтожив его тем же пятном, которое они нанесли на нас.
Эроу утыкается мне в шею, и я чувствую, как его теплый влажный язык пробирается по моему горлу, облизывая и призывая к большему.
— Я хочу лишить его девственности.