Эта больная любовь
Шрифт:
Я закрываю глаза и держу рукоять перед лицом, бросая ее за лезвие одним плавным движением, как дротик, как он велел.
Услышав, как лезвие обо что-то ударилось, я открываю глаза и вижу опасные, наполненные огнем глаза, смотрящие в мою сторону. Нож ударился о дерево чуть выше правого плеча, как и было велено. Однако, похоже, я поранила его шею. Кровь, такая же красная, как и та, что бурлит во мне, вытекает из небольшой раны. Я задыхаюсь и опускаю руки к бокам.
— Спроси, — требует он мрачным тоном, сердито вытаскивая нож из дерева позади себя.
Я опускаю глаза на конверт,
— Я была… то есть меня… удочерили? — при этом слове у меня на глаза наворачиваются слезы.
— Нет, — просто отвечает он, отходит от дерева и приближается ко мне.
— Тогда почему в больнице Святого Августина есть свидетельство о рождении с моим именем? Я родилась здесь. В церкви Святого Франциска. И даты, — заикаюсь я. — Даты не те.
Он не обращает внимания на мои бредни, тянется за спину и достает откуда-то еще три ножа. Нет — единственный ответ, который я получаю. Засранец. Он протягивает их мне, но я сжимаю брови и поднимаю взгляд, чтобы увидеть его, когда он протягивает мне руку, чтобы я взяла их. Он пожимает плечами и роняет их на грязь перед моими ногами, собираясь уйти.
Снова присев перед деревом, я провожаю взглядом его стройные ноги под черными джинсами, восхищаясь силой его подтянутого тела без его ведома. Он поворачивается и легким кивком головы призывает меня следовать за ним.
Я кривлю губы от отвращения, но это только еще больше его интригует. Я вижу, как возбуждение пляшет в его потемневших глазах, как его пальцы сжимаются в кулак, а язык скользит по нижней губе. Даже с такого расстояния я вижу это.
Он берет в руки нож, и его глубокий тон пугает меня.
— Левое плечо, — приказывает он.
Кровь закипает под моей плотью. Я не знаю, что делаю, но если он хочет боли, то я подарю ему медленную смерть своей неспособностью охотиться. Держа глаза открытыми, я зажимаю клинок между большим и безымянным пальцами, используя мышечную память в попытке повторить то, чего уже добилась. Как только лезвие покидает кончики моих пальцев, я понимаю, что оно заточено. Нож полностью промахивается мимо дерева, пролетая влево.
Но я же бросила нож. Значит получу ответ.
— Кто такая Вероника Филдс? — спрашиваю я, с нетерпением ожидая ответа.
Не дождавшись ответа, он убирает нож, а я подбираю с лесной подстилки другой. Снова усаживаясь перед деревом, я наблюдаю, как сжимается его челюсть.
— Моя мать.
У меня болит сердце за него. Я вспоминаю, что он мне о ней рассказывал.
— Бросай, — говорит он, прерывая мои мысли.
Я терпеть не могу его односложные ответы. Они приводят меня в ярость. Я делаю еще один бросок, целясь в то же место, которое он уже указал. Он даже не вздрагивает, когда я бросаю. Он не трусит и не двигается, когда ножи летят в его сторону. Я не могу этого понять, и это только разжигает мою ярость.
Рукоятка ножа отскакивает от дерева над его головой и падает в грязь.
— Почему они хотят моей смерти?
— Ты уверена, что хочешь задать именно этот вопрос? Ты уже знаешь ответ, — самодовольно комментирует он, поднимая нож.
Ты давишь и давишь… Ты просто продолжаешь давить.
Эти игры. Этот человек. Ответы, которые он знает, но не хочет говорить. Я ломаюсь.
— Ответь мне! — кричу я в отчаянии.
— Потому что ты не была предназначена для этого, Брайони! Если бы ты просто заткнулась и играла в милую домохозяйку, ты бы не оказалась в этой гребаной передряге. Но нет, — огрызается он. — Тебе ведь тоже нужно было завоевать их мир, не так ли?
— Это ничего мне не объясняет, Эроу! — я подбираю с земли еще один нож. — Этого недостаточно! — я бросаю его в него.
Он попадает в дерево над его головой, вонзаясь в кору под странным углом. Его глаза слегка расширяются, но он снова возвращается к своему спокойному поведению. Меня это бесит. Я хочу, чтобы он пылал красным гневом. Я хочу, чтобы он отреагировал на меня. По какой-то странной причине это маленькое действие сводит меня с ума как никогда.
— Я хочу знать все! — кричу я. — Расскажи мне все!
Я выхватываю из грязи еще один клинок и бросаю его в сторону мужчины. Оно вонзается в дерево слева от него, над его плечом. Я попала туда, куда намеревалась. Призрак ухмылки появляется на его губах. Он наслаждается этим. Этот больной и извращенный ублюдок наслаждается моим эмоциональным возмущением и смятением.
Тот самый гнев, который они учили меня скрывать и сидеть тихо с Иисусом в мыслях, вопросы, которые я всегда хотела задать, но мне не разрешали, правила, которые я никогда не понимала, но которым должна была подчиняться… Все мое прошлое настигает меня, и я ломаюсь. Я теряю всякий самоконтроль, который, как мне казалось, сохранился за все годы пребывания в Завете.
Ножи кончились, или он так думает. Все, кроме одного. Я тянусь за спину, в заднюю часть своего белого камзола, и вытаскиваю из плотной ткани сувенирный нож, подаренный мне самим учителем. Пришло время его испытать.
Одним движением руки я освобождаю клинок и быстро целюсь ему прямо в голову. Его взгляд больше не прикован ко мне. Ножи разбросаны на земле перед ним. Он не понимает, что я все еще держу один. Он думает, что у меня их больше нет.
Лезвие выскальзывает из кончиков моих пальцев, унося с собой, как мне кажется, последние остатки прежнего облика. Я мгновенно понимаю, что мой прицел и траектория слишком точны. Нож летит к его голове, по прямой траектории к лицу. Быстрым движением руки он ловит нож за мгновение до того, как он попадает в него. Его грудь вздымается, кровь стекает по руке. Он поймал лезвие ладонью прямо между расширенными глазами.
Он переводит взгляд с пореза перед собой на мое лицо за ним, явно потрясенный удивлением.
Я сглатываю, и в ушах раздается стук сердца, переходящий от гнева в удары абсолютного страха.
Эроу отталкивается от дерева и начинает приближаться ко мне.
Я делаю шаг назад, спотыкаюсь о собственные ноги и падаю на землю, а затем отталкиваюсь основанием ладоней, подтягиваюсь на них и встаю. Он настигает меня, захватывая черные волосы на затылке в свою израненную руку. Я задыхаюсь, когда он держит клинок передо мной, его темные глаза ищут меня.