Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz
Шрифт:
Единогласно путешественники решили провести совместную фотосессию. Заподнимали стаканы и кружки, заобнимались, сверкая зарубежными улыбками. Капитан Глеб тоже сделал несколько кадров на свой аппарат. Выпили за хорошие ракурсы и за постоянную резкость объективов. Приятно закусили.
Энтузиазм чистых и разнежившихся в тепле мужчин сказывался на всеобщем поведении. Все прекрасно понимали, что эта волшебная ночь последняя в их настоящей походной жизни. Мелкие обиды, допущенные кем-то за эти дни, тут же, под каждый тост, прощались, исторические и национальные проблемы казались уже незначительными. Доброта укрыла изобильный лесной стол хорошим тёплым покрывалом. Тёмными точками на белоснежности идеального блаженства выделялись только трое.
Справа от капитана Глеба, через двоих немцев, съёжился на скамейке Тиади. Хмурый и бледный, бельгиец не пил вместе со всеми, только механически жевал ломоть вяленой рыбы и молчал.
Ян Усманцев не парился ни в первом заходе, ни со слабаками. Парень, хоть и сидел совсем рядом с Бадди, но на профессорские шутки и забавы реагировал вяло, уставившись тусклым взглядом в одну точку на стене. Глеб успел мельком заметить, как Ян приготовился вроде бы нервным рывком махануть стакан водки, но потом подержал его над столом, пропустил в нерешительности один тост, и… поставил не выпитый стакан перед собой.
Бориска тоже расположился на широкой деревянной скамье как-то неуверенно, теребя обеими руками бахрому толстой скатерти.
– А ты чего в помывочную не ходил?
– Я потом, дома….
Тихий голосок и даже некоторый румянец свидетельствовали, что совершеннолетний парень Бориска всё ещё стесняется посещать общественные бани.
Общий разговорный гам стал постепенно распадаться на диалоги по интересам.
Лесник оказался азартным парнем и схватился в жестоком научном споре со Стивеном, ирландским ботаником. Их обоих, оказывается, давно уже беспокоил и, иногда, в периоды осенней бессонницы, даже мучил, вопрос значения папоротников не только для данного леса, но и для всех прочих континентов нашей планеты. Увлёкшись острой дискуссией, лесник сбегал рысцой в дальнюю комнату, принёс из конторы красно-синий карандаш и кипу старых ведомостей, для черновиков. Общая тема была для обоих хмельных оппонентов ясна и прозрачна, но иногда они всё-таки просили Глеба уточнить некоторые формулировки.
Итальянцы дружной парой дорвались до телевизора в гостиной. Дети цивилизации неделю не видели говорящего ящика и страдали без привычных эмоций.
По «Евроспорту» в этот вечер давали футбол, и Хулио, пользуясь долгожданным случаем, жестоко тратился в процессе просмотра на эмоции и крепкие бранные слова. Судя по всему, О'Салливан предпочитал симпатизировать другой играющей команде и поэтому комментировал происходящее на экране тихо и рассудительно, постепенно доводя оружейника до белого каления. Футбол был спутниковый, телевизионный аппарат – древним, но худощавый итальянец орал на своего земляка как на самом настоящем стадионе.
Покушав по полной программе, богатырь Николас стал искать для себя более значимого занятия. Взгляд его блуждал по людям, населявшим большую комнату, недолго.
– Ничего личного – ты выиграл этот спор.
И с этими словами голландский здоровяк двумя пальцами поднял из-за стола и отнёс на диван Стивена Дьюара.
Лесник было нахмурился, не понимая происходящего, но тут же расплылся в добродушной улыбке, когда Николас присел рядом и предложил ему мериться руками.
– Только будем на щелбаны тягаться!
Голландец всё понял и принял эти суровые, практически убийственные для всех обыкновенных людей, условия.
К Глебу же плотно прилип кудлатый поп.
– А почему ты без креста? Где твой нательный крест, я тебя спрашиваю?! Или нехристем будешь, как и все эти твои иноверцы?
– Отстаньте, дражайший…
Спорить ни о чём и ни с кем не хотелось. Какая-то смутная тревога окутывала в эти минуты капитана Глеба, голова просила некоторого одиночества, возможности спокойно и ясно поразмышлять.
– Нет, ты мне ответь! Я требую!
Оценка лесником алкогольных способностей священнослужителя была явно занижена.
– Не хочу.
– Чего – не хочу?! Отвечать «не хочу» или крест носить «не хочу», а?!
Капитан Глеб попробовал применить старый, проверенный способ сделать нудного собеседника молчаливым.
– Предлагаю выпить! За мирное сосуществование представителей всех конфессий!
– Выпить – буду! А с тем, кто не приемлет религии, – не буду!
Раздражение Глеба, вызванное видом многочисленных пьяных рож вокруг, грозило попику неминуемой выволочкой. Но начал Глеб Никитин всё-таки смиренно.
– Вера и религия – это разное…. Во мне, думаю, веры больше, чем у любого персонажа с кадилом.
– Ты мне православную религию не трожь! Устои не ты придумал, не тебе их и обсуждать!
– Православие – не трогать, да?! А что можно с вашего благословения обсуждать? Если я, допустим, сейчас на полном серьёзе скажу, что буддизм – неправильная религия, и что там, в Тибете, они все подряд козлы, вы, уважаемый меня похвалите?
– Демагогия! Не принимаю!
Точным профессиональным движением поп метнул в рот пригоршню сочной квашеной капусты.
– Ты мне про себя давай объясняй, а не про чукчей разных! Почему без креста?! Русский?
– Да.
– Верующий?
– Да.
– Ну, вот видишь! А креста, как положено, на тебе нет! Почему, спрашиваю!?
Терпение Глеба кончилось.
В обстановке всеобщего шума и гама ему вдруг захотелось поорать и самому. Изначально вежливое обращение на «вы» к туповатому собеседнику уже казалось ему лишним. Выпивкой бородатого нейтрализовать не удалось, поэтому оставалось отвязаться от попа при помощи его же оружия. Даже младенцы засыпают от множества непонятных, но ласковых материнских слов.
– Нет, долгогривый, всё не так…. Я верующий, но верю не тебя, не в ваши блестящие побрякушки и нафталиновые завывания!
Капитан Глеб Никитин уверенно контролировал свою лёгкую и прозрачную ярость, вызванную накопившейся за все эти дни усталостью.
– Я понимаю, когда человек верит в тепло отношений, в солнце, в детскую нежность.… Но верить в каких-то придуманных идолов?! Нет, это не для меня! На каком-то краю Земли одни умные люди исходят слюной в крике, что их истукан правильный, другие, не менее просвещённые, убеждают своих ближних, что только они знают правду о высших силах и требуют у них за это денег, одновременно грозя карами небесными тем, кто крестится в молитвах, оказывается, чуть-чуть не так! Вера – она всегда со мной, а религий мне никаких при этом и не надо…