Это(а) твоя жизнь
Шрифт:
Мустафа ненадолго замолчал, обдумывая слова Хуан Карлоса.
– Пожалуй, я соглашусь с вами, господин капитан, но не полностью, – не скрывая раздражения отвечал он – в своем примере вы описали результат работы природы и божьего проведения. Но сколько бы жизней не унес океан, поглощая корабли и рыбацкие лодки, никто не ропщет на него за это, потому что человек бессилен перед волей Всевышнего и не способен изменить предначертанное. А зло, которое вы – Хуан Карлос несете людям, происходит по вашему приказу! – Мустафа говорил все эмоциональней, не сдерживая чувств – что вы возомнили о себе, господин капитан? Кто сказал, что у вас есть право решать, кому жить, а кому умирать? Кто дал вам это божественное право вершить судьбы людей?! Прошли времена единовластия, когда монарх мог послать на смерть тысячи жизней, ради расширения территорий, собственных интересов, ради власти и богатства! Прошли времена пиратов,
Но как Мустафа не старался, его агрессивные нападки не находили отклика на умиротворенном лице капитана.
– Ты знаешь, Мустафа, а я даже рад, что ты так горячо реагируешь, – Хуан Карлос зашагал дальше, жестом пригласив спутника следовать за ним – это значит, что тебе действительно что-то не безразлично в этом мире. Но мой тебе совет – не распаляйся и старайся сохранять спокойствие, в этом случае ты сможешь более трезво рассуждать, а не руководствоваться в выводах лишь тем, что тебе кажется. А также это определенно поможет тебе сберечь силы, которые, поверь мне, еще понадобятся. Тобой движут самые правильные чувства, и если бы я был на твоем месте, то наверняка вел бы себя так же. Но ты многого еще не знаешь и не понимаешь – во-первых, в силу возраста – ведь тебе нет еще и тридцати лет, а во-вторых, из-за недостатка информации. Тебе предстоит узнать некоторые совершенно необычные вещи, а я должен постараться до тебя их правильно донести, – Хуан Карлос говорил рассудительно, стараясь объяснять понятно, и был похож в эти минуты на терпеливого учителя – вот ты опять начал говорить о творимых мною злодеяниях, а заодно о незаконно взятой на себя роли Творца, распоряжающегося человеческими судьбами. Но это два несвязанные между собой действия, несмотря на то что в твоих глазах они происходят одновременно. Предлагаю разобрать их независимо друг от друга и начать с моих «неограниченных полномочий». Ты согласен, Мустафа?
– Вы еще спрашиваете меня, господин капитан, согласен ли я с вашим предложением? – искренне удивился Мустафа, начав было понемногу успокаиваться, но теперь снова вознегодовал – не могу понять, это шутка такая? Разве я здесь что-то решаю или это был риторический вопрос? Вы здесь хозяин и повелитель! Захотите, убьете меня, а если не сами, то ваши головорезы сделают это с превеликим удовольствием. И скажите еще, что это не так?
– Нет не так, Мустафа, – ответил Хуан Карлос – если бы я желал твоей смерти, то мы бы сейчас не разговаривали. И насчет головорезов ты сильно ошибаешься. Для начала, они не убийцы, а скорее грабители, хотя и это тоже неправда, и крови зря они определенно лить не будут. А ты лучше обрати внимание на свои собственные действия. Пусть даже и в такой незначительной мелочи, как соглашаться или не соглашаться с моим предложением обсудить волнующие, между прочим тебя, вопросы, выбор все-таки был предоставлен, но ты почему-то решил, что от твоего мнения ничего не зависит, и вместо того чтобы сделать этот выбор, начал возмущаться своим бесправием.
Мустафа даже остановился. Сейчас он по-настоящему был возмущен.
– Так ведь это правда! – чуть ли не закричал он – вы взяли меня в плен, отобрав мои жизненные права, мою свободу! Вы указываете мне, что делать и куда идти! Как я, находясь в таком положении, могу поступать по-своему?
– И снова ошибка, Мустафа, – спокойно ответил Хуан Карлос – у тебя сейчас столько же прав, как и до встречи со мной. Позволь напомнить, что это ты пришел ко мне на корабль, а не я к тебе, и это ты надумал играть роль пленника и успешно справляешься с ней.
– Неужели вы хотите сказать, что я могу сейчас взять и пойти куда захочу, даже в город? – удивился Мустафа.
– А разве я запрещал? – вскинув брови, произнес капитан – утверждение, что я указываю тебе – ложь. Вспомни хотя бы одну ситуацию, когда я насильно заставил тебя что-то сделать, – Хуан Карлос выдержал короткую паузу, дав собеседнику задуматься, но оказалось, что тому нечего ответить – что, не припоминаешь? Тогда, быть может, я продиктовал тебе какие-нибудь условия, ущемляющие права? – еще одна пауза, короче предыдущей – тоже нет? Пора начинать анализировать ситуацию, Мустафа. Я общаюсь с тобой как со свободным человеком, а заключение, что ты мой пленник – это плод твоего воображения. Ты же по собственному желанию записался парламентером и сел в лодку с Грего. И сегодня утром я лишь пригласил тебя на берег, но не настаивал. Я думаю, это страх овладел тобой. Он подсказывает тебе, как поступить и что сказать. Ты мыслишь не разумно, руководствуясь чувствами, а конкретно страхом и ненавистью. Вот признайся, вряд ли ты в настоящую минуту переживаешь о людях, оставшихся в городе, а если и задумываешься о них, то абстрактно. Ты мне сам сказал, что твоих родных и близких среди них нет, а это означает, что внутренние позывы помочь несчастным исходят не от сердца. Это результат правильного воспитания и чувство долга, вбитое в сознание. А где же любовь, Мустафа? Где твоя любовь к людям, я тебя спрашиваю? Если бы ты по-настоящему их любил и жаждал помочь, то не боялся бы меня и моих так называемых головорезов и действовал продумано, хитро и отважно! Но в твоем сердце нет той любви, и ты не в состоянии искренне полюбить ни одного человека из тех, кто, возложив свои надежды, выбрал тебя послом на корабль, потому что ты не представляешь как это возможно, ведь они все для тебя чужие! В оккупации оказались не только твои соотечественники, к которым у тебя может быть изначальная предрасположенность, но там еще достаточно много иностранцев. И у всех свои лица, характеры: добрые и злые, жадные и щедрые, хитрые и великодушные, красивые и не очень, но главное, что они тебе посторонние! Для тебя они никто! И ты для них лишь ненадежный способ маловероятного избавления от нависшей беды. Поверь мне, они уже не помнят имени человека, отправленного ими на погибель. Вся глупость людей в том, что в мирное время они не стараются объединиться друг с другом душою, постоянно что-то делят, отгораживаются заборами в прямом и переносном смысле, а когда приходит враг, нужно время, чтобы сплотиться, а его-то как раз и нет. Вы тычетесь, словно слепые котята, даже не осознавая, что вам угрожает! Кого ты собрался спасать, Мустафа, а главное от чего?
Мустафа окончательно закипел.
– От чего?! – заорал он – и вы спрашиваете от чего их спасать, господин пират?! Да не от чего, а от кого! Людей надо спасать от вас и ваших бандитов! Как же вы красиво поете свои серенады, капитан, заливая мне в уши помои из философских рассуждений, убеждая, что я сам во всем виноват. Что все кругом сами виноваты, и только вы со своей командой ангелами спустились с небес, неся просветление в наши темные головы. Я понимаю, что вы сильнее, но вы корите меня за то, что я не люблю этих людей. Да, это правда, я их не люблю – невозможно любить всех подряд, и пускай мною движет только человеческий долг, но как у вас поворачивается язык говорить о любви к людям, когда вы грабите их города и убиваете мирных жителей?
Мустафа интенсивно взмахивал руками, забегал вперед, опережая Хуан Карлоса, поворачивался к нему лицом, чтобы видеть глаза и снова возвращался. Капитан же, напротив, продолжал сохранять абсолютное спокойствие. Он смотрел на Мустафу, и видел в нем ребенка, который никак не решит задачу. Глаза Хуан Карлоса светились, как глаза учителя, которому любопытно, разберет этот урок его ученик или нет.
– Я очень надеюсь, что не ошибся в тебе, Мустафа, и ты тот кого я рассчитывал встретить в этом городе, – отвечал Хуан Карлос – а что касается любви к людям, то во мне ее гораздо больше, чем в ком бы то ни было из живущих на Земле. Я не просто их люблю. Я здесь, чтобы заботиться о тебе, о них, об их потомках и вообще о судьбе человечества!
Мустафа даже опешил.
– Знаешь, Хуан Карлос, по прозванию Белый Сокол, мне начинает казаться, что я сошел с ума, и у меня бред с галлюцинациями, – Мустафа говорил шепотом и часто дышал, со лба струился пот – я, наверное, сплю и должен проснуться. Тогда, вероятнее всего окажусь в больнице, и все встанет на свои места. А может быть я перегрелся на солнце, ведь последние три дня стояла страшная жара. В любом случае надо проверить, не наваждение ли все это, – растеряно добавил он сам себе, оглядываясь по сторонам.
И Мустафа действительно, как сумасшедший, начал нервно перебегать с места на место, проверяя этот мир на предмет его материального существования. Он щипал себя за бедра, пинал камни и смотрел на солнце до рези в глазах, пока не убедился, что все вокруг настоящее. Тогда он обреченно вздохнул и бессильно опустился на землю.
К этому моменту Хуан Карлос и Мустафа дошли до конца пляжа, где на волнах покачивалась небольшая лодочка, привязанная к вбитому в песок колышку.
– Наш путь дальше лежит по воде, – произнес капитан – прошу в лодку, Мустафа.
Хуан Карлос снял сапожки, засучил брюки по колено и шагнул в теплую прозрачную воду, чтобы дойти до лодки. В эту секунду со стороны Дэниз-Хаялет прозвучал выстрел. Капитан резко повернулся к городу и нахмурился. Тут же еще один выстрел нарушил окружающую тишину.
– А вот этого сейчас никак не должно быть! – сказал Хуан Карлос жестко, скорее обращаясь к себе, чем к своему спутнику – где-то я недоглядел, – и добавил уже для Мустафы – поднимайся, и пойдем быстрее в город, Мустафа, там и покажешь, кого и как зовет спасать твой долг, а нашу прогулку придется отложить.