Это был просто сон...
Шрифт:
Надежды, которая обжигала. Лишала сил.
Надежды, справиться с которой в одиночку было невозможно.
А с кем ею поделиться, Ирина не знала.
И это сводило ее с ума.
ГЛАВА 11. КЛАЕМЬ
Утро началось с головной боли. Ирина вылезла с постели и по привычке взялась готовить себе кофе. Лучшее средство от утренней головной боли — это кофе. Крепкий, с сахаром. Ложечка кофе, три ложечки сахару. Одна или две ложечки горячей воды. Растереть хорошенечко, до белой пены, а потом добавить кипятку до края…
Все равно с тем кофе, что довелось отведать у Алаверноша, не сравнить.
Ирина потерла виски. Ну его, этого Алаверноша. О нем лучше потом подумать. Когда голова болеть перестанет…
Ирина вышла на веранду. Холодный воздух бодрил. Да, осень на пороге. С каждым утром — все холоднее и холоднее… а погода ясная, ни одного облачка в небе. Видно, свое бабье лето есть на каждой планете. Но деревья не спешили менять свой серебряный наряд. Может быть, они вечно зеленые? То есть, вечно серебряные. И никогда им не стать багряными или золотыми…
Ирина тряхнула головой, отгоняя память. Память об улицах Ставрополя, о кленах и березах, о другой, привычной с детства, осени с дождями и ветром. Хотелось заплакать, но слез не было. Ни одной слезинки не осталось, только боль.
Болела голова.
'Рановато я проснулась, — подумала Ирина. — Надо было еще поспать…' Вернуться, прилечь? Неохота. Навряд ли получиться уснуть снова. А валяться просто так, считать в уме куриц, — неохота.
Шаги. Кому-то еще не спится… Собственно, тропинка, отмеченная бордюром из черных вродетюльпанов, была безлюдным местом. За нею сразу начинался глухой парк — высокие, до самого неба, деревья. Здесь мало кто ходил. Ирина тоже не любила. На веранде постоять — еще ничего. Но прогуливаться… ни за что. Слишком уж вид дикий, неприветливый. Неуютно.
Неизвестный прохожий вдруг выругался, мешая несколько языков. Потом пнул ногами камешки. А затем…
Ирина вначале подумала, что ослышалась. Но тут трудно было ошибиться. Незнакомец плакал. Тихо, отчаянно, давясь слезами, даже не пытаясь взять себя в руки. Понятно теперь, почему человеку захотелось прогуляться в одиночестве. Слезы — это знак слабости, а быть слабым в компании не самое приятное дело. Ирина осторожно выглянула из-за листьев и удивилась.
Кмеле. Точно, она. Все в той же растрепистой одежке сорванца-охламона. Понятно, почему плачет. Всыпали ей, надо думать. Не без этого. Клаверэль барлаг не из тех, кто словами бросается. Как он тогда… 'девчонку ищем и скоро найдем…' Нашли, разумеется. Не Кмеле с ее подростковыми комплексами от спецслужб Анэйвалы прятаться. Нашли, всыпали, и она ревет теперь белугой. 'Не мое это дело, — подумала Ирина. — Нечего лезть…'
Вспомнился вдруг вчерашний наркотический дурман. И как все шли мимо, глаза в сторону пряча. Один Алавернош не стал отворачиваться… хотя вот уж о ком думать сейчас тошно было до невозможности!
— Кмеле, — Ирина осторожно тронула девочку за плечо. — Ты в порядке?
Та пробурчала в ответ что-то невразумительное. Вид у нее был, конечно, аховый. И пахло от нее не цветами.
— Слушай, — сказала Ирина, пытаясь сообразить, пьяна Кмеле по-прежнему или дурь из нее уже выветрилась. — Пошли ко мне. Умоешься для начала. А там посмотрим…
— Не хочу, — уперлась она.
— Перестань, — строго сказала Ирина. — От тебя дурно пахнет. Помыться уж точно не помешает. И платье выстирать — тоже.
Кмеле потянула носом и промолчала.
— Ну, пошли, пошли… хватит из себя дурочку-то строить. Тебе это не идет. Пойдем.
— Слушай, тебе чего от меня надо? — окрысилась девочка. — Отстань, отвали…. Без тебя тошно…
— Ничего мне от тебя не надо, — сердито сказала Ирина. — Не хочешь — как хочешь. Я тебе не мамочка, заставлять не собираюсь. Охота в грязи сидеть, под себя гадить да сопли пускать, — на здоровье!
— Извини, — буркнула Кмеле, смотря себе под ноги. — Я это… извини, в общем.
— Ты идешь?
— Угу. Сейчас…
Ирина подала руку, помогла ей подняться.
— Пойдем…
Душ в этом мире был практически мгновенный. Какая-то заумная дрянь из очищающих полей… Зашел в комнатку и вышел. Никаких тебе ванн, горячей или холодной воды… н-да… вечно текущих кранов… запаха хлорки… заливающих с верхнего этажа соседей. Удобно, очень удобно, ничего не скажешь. Даже раздеваться не надо. Зашел в комнатку и вышел. И вот уже сияешь весь, что новая копейка.
Вот только удовольствия от такой чистоты никакого.
— Кофе будешь? — спросила Ирина у Кмеле.
— Угу, — буркнула та, безуспешно пытаясь навести порядок среди всех своих бесчисленных косичек, сбившихся в неприличный колтун. — Буду…
Ирина прошла на кухню. Впрочем, кухней это крохотное пространство звалось исключительно для приличия. Так, закуток со шкафчиком и тепловой печкой. Разогреть что-то, вскипятить воду для кофе, — вот и все. Мясо здесь уже не приготовишь. Да и где тут возьмешь настоящее мясо? А даже если и достанешь, смысл готовить его у себя дома. Проще уж кормиться в местном общепите, тем более, что работникам Детского Центра оно бесплатно.
Ирина старательно выгнала из головы образ свежей, с пылу с жару, отбивной в кляре, с непременными помидорами в качестве гарнира. Нашла о чем вспоминать, дура несчастная! Отбивную тебе! А то, что сын твой без тебя растет… и, наверное, не признАет уже, даже если вот прямо сейчас домой вернешься… это куда годится?
Ирина торопливо вытерла слезы. Закусила губу, почти до крови, — лишь бы справиться с истерикой. Ни к чему реветь, совсем ни к чему. Да еще при Кмеле.
Ложечку кофе. Три ложечки сахара. Ложечку воды. Взбить до белой пены, долить кипятком… Размешать.
— Держи, — Ирина протянула кружку Кмеле.
Та едва отхлебнула:
— Фу, ну и гадость!
— Извини, — сдержанно сказала Ирина. — Другого у меня нет.
— Ой! — Кмеле прихлопнула ладошкой рот, сообразив, что болтнула лишнего.
Ирина против воли улыбнулась. Уж очень потешно девочка выглядела. Наверное, длинный язык доставлял ей немало проблем, но учиться на своих ошибках Кмеле либо не желала, либо не умела.
— Ладно, — примиряюще сказала Ирина. — Вот меня вчера Алавернош угостил… его кофе с моим и сравнивать нечего. Так что я тебя понимаю.