Это было у моря
Шрифт:
Дверь была заперта. Существовал еще и задний двор — с входом изнутри бывшего садика. Когда-то он помнил, где лежал запасной ключ — под старым цветочным горшком, куда Ленор высаживала по весне рассаду. Можно было пройти туда, под ржавой металлической аркой, когда-то в прошлом увитой глицинией, а теперь опутанной мертвыми побегам неизвестно чего. Ему было лень. В конец концов это теперь его дом: что хочет, то и делает. От удара тяжелого ботинка старая дверь распахнулась — не больно то крепко Гора запирал свою обитель. С другой стороны, тому незадачливому вору, что посмел нарушить покой его братца, сильно бы не повезло. Не было снаружи ничего более неприятного и опасного, чем тот человек, что живал
В доме пахло сыростью и мышами. Все вокруг казалось меньше и приземистее. Когда он последний раз был в этом обиталище теней, то еще не достиг своих взрослых габаритов. Мебели было мало — и та была порядком покоцана. Пыльный стол, несколько кожаных кресел, даже телевизор в столовой. Возникло стойкое искушение вдарить ногой еще и по этому чуду техники. Но шуметь не стоило — еще взорвется.
Тут все еще стоял длинный неуклюжий диван, на котором братец частенько валялся, несмотря на то, что уже в те времена катастрофически на него не умещался. Диван покупали покойные родители. Наследнику неожиданно вспомнился тот эпизод, когда Гора дрых после очередной попойки, а он, сопливый пацан, возил машинки по скрипучему деревянному паркету в коридоре. Машинка врезается в косяк — с треском — авария — и тут за спиной слышен скрип дивана и мрачное «Ну все, ты достал». В таких ситуациях он знал — ни скорость, ни увертливость не помогут. Он все равно свое огребет. Виноват — отвечай. Но все равно было страшно. На минуту комната словно увеличилась — или это он уменьшился? Облезлый паркет, щербина на полу возле стены похожая по форме на дверь… Он уже был готов уловить знакомый скрип дивана. Нервы были так напряжены, что он почти его услышал, стоя и не оборачиваясь у стены, там, где в свое время Григор накрутил ему ухо. Он заставил себя обернуться. Никого нет. Только пыльный линялый диван, который и ему самому будет теперь мал. Черный немой экран телевизора. Сорванная с трех петель зеленая занавеска, осклабившаяся как беззубый рот. Нет тут никаких призраков. Единственный призрак — он сам.
Клиган прошел из гостиной в спальню отца. Тут похоже и спал Гора в те редкие наезды, когда проводил время в родном доме. Да. Пустая бутылка от бурбона, пепельница с несколькими «бычками» внутри. Насколько он помнил, брат в последние годы не курил. Впрочем, хрен его знает. Эти окурки больше напоминали дамские — чуть ли не след помады на белой замятости фильтра. У него еще и женщины были — что приходили сюда по доброй воле? Какой же дурой надо было родиться, чтобы в охотку полезть к Григору в постель? Его передернуло. Больше тут не обнаружилось никаких признаков пребывания — и хорошо. А то Иные его знают, что тут могли найтись за сюрпризы.
Его собственная комната. Тут еще больше разило запустением. В углу сиротливо зашевелились клубы пыли — мышь там, что ли? Старый-престарый ящик с игрушками в другом углу. В нем машинки, какие-то книжонки, и — о, боги — тот самый рыцарь, из-за которого Григор спалил ему лицо. Неприятно свело бровь. После случая с шашлычницей, Сандор больше не видел треклятую фигурку. А вот она, всплыла-таки — приятным сюрпризом с того света. Он наклонился, взял ее двумя пальцами. И вот из-за этого дерьма вся последующая его жизнь превратилась в дерьмо? Да, оно того безусловно стоило… В неверном свете заката, пробивающегося из-под задернутой синей занавески невозможно было разглядеть детали. Сандор поднес фигурку к глазам— надо же взглянуть, на что он променял свой человеческий облик. К удивлению Клигана, лица у рыцаря почти не было: он был в шлеме. Вот так всегда. Даже тут облом.
— Я надеюсь, что под своим намордником ты такой же урод как я, приятель! — сообщил он рыцарю и поставил того на
Он глянул в окно. За стеклом стремительно вечерело. Ненавистный лесок уже утонул в сизой дымке сумерек. Еще были различимы отдельные бежевые, влажно поблескивающие стволы осин. Дорожка туда давно заросла. Ну еще бы — призраки не оставляют следов. Ему предстояло посетить еще одну комнату.
Он вышел из своей детской и побрел по коридору мимо отворенной нараспашку бывшей комнаты брата — тут уже не было ничего, только какие-то пыльные раздраконенные коробки. Мебель вся исчезла. Насколько Сандор помнил, тут и раньше-то стояли только стол, кровать и шкаф. Теперь не было и того.
А вот и ее комнатушка. В самом конце коридора. Дверь закрыта. Сандор помедлил. Встречаться лицом к лицу с призраком Ленор он, честно говоря, был не готов, но и страха тоже не испытывал. Что ему могут сделать, чего он сам себе еще не сделал? Он тихонько тронул дверную ручку, повернул ее — и послушная дверь отворилась почти без скрипа. Тут было как-то даже менее пыльно чем в других комнатах. Он ожидал найти там что угодно — от разгрома до бледной бестелесной фигуры сестры у окна, оборачивающейся на его приход, ищущей его невидящим взглядом.
Но тут было все как прежде. Узкая девичья кровать. Две картинки на стене — женщина в синем у окна глядит на море — как же он забыл! — и какой-то непонятный пейзаж со скачущими лошадями. Ленор любила лошадей — вспомнилось ему. Как и цветы. На подоконнике и специальной полочке возле кровати — куча глиняных ,потрескавшихся от времени горшков и вазонов с мумифицированными растениями внутри. Ясный перец — Григор же их не поливал. Накатывало желание заржать, — уж больно хороша была картина, возникшая в мозгу — но Сандор подавил свое желание.
Тут из окна был виден ее маленький садик. Ленор любила открывать окно: начиная с ранней весны ее ставни и рамы всегда были нараспашку. Ей нравилось, что в комнате прохладно, и пахнет цветами и ветром. Он подошел к окну и попытался его открыть — тут было все же дико пыльно — пылью буквально воняло. Окно поддалось не сразу, для приличия посопротивлявшись. Из щели между рамами посыпались дохлые, почти истлевшие, пауки и мухи и клочки рыжей ваты, которой был проложен желобок в раме, подготовленной к зиме. В конце концов окно со скрипом распахнулось, и в комнату Ленор хлынул поток свежего морозного воздуха. Так-то лучше.
Сандор стер ладонью пыль с картины, изображающей женщину у окна. На Пташку вовсе не похожа. Он достал из внутреннего кармана фотографию и прислонил к старой лампе на тумбочке. Спать он сегодня будет здесь. А позволено ему это будет только после посещения последнего объекта экскурсии на сегодня. Он щелкнул зажигалкой — новой, купленной на одной из станций — старая безнадежно сдохла. Это его дом, и он может тут курить — как и делать все остальное. А что остальное, кстати? Пустить себе пулю в лоб? Танцевать на столе? Устраивать оргии — непонятно только с кем? Похоже, единственным его компаньоном был безликий рыцарь. Весело, нечего сказать.
Он бросил последний взгляд на улыбающуюся фотографию Пташки на тумбочке и торопливо вышел. Надо было поспешить — пока окончательно не стемнело. По дороге нашел еще одну бутыль бурбона — на подзеркальнике в прихожей — на этот раз полную на треть. Уставился на свое проплывшее мимо отражение в запылённом стекле — почти не видно — ни лица, ни ожога — как у гребаного рыцаря. Открыл бутылку, — едко пахнуло сивухой — но ничего подозрительного. Выпил половину — бурбон был очень неплох — теперь можно и в овраг. Спирт обжег и без того раздражённое, иссушённое бесконечными сигаретами горло. Ну и хрен с ним.