Это было у моря

Maellon

Как он добрался до трассы — он не помнил. Рукав въезда уже был оцеплен желтым переносным барьером, но он почему-то стоял сдвинутый — видимо, кого-то пропускали с берега. Вдали, около правого ограждения стояло с полдюжины машин: городская полиция, черный внедорожник полиции округа, еще кто-то — и скорая. Там и здесь стояли желтые конусы блокировки полосы — правая была заблокирована.

Пусть это будет не она. Ну, пусть. Она, наверное, дома, спит. Или зависает в душе. Или сидит и пытается не рыдать и злится на него. Вечером придет бить ему морду и кидать обвинения. А это просто кто-то посторонний, кому не повезло. Не все же им ловить эти подарки судьбы!

Он

доехал на фургоне до следующего желтого барьера, где стояла одна из местных полицейских машин. Все вокруг заливало дождем. Сандор забыл включить дворники, и все впереди было как смазанное цветовое пятно: жёлтое, серое, красно-синее — от «мигалок» на крыше скорой. Он открыл окно. Возле барьера стояла его знакомая тетка — Делия, коп Закатной Гавани, жена инвалида-полицейского и его постоянный клиент. Она с кем-то тихо переговаривалась по рации. Сандор вылез из машины и подошел к полисменше, пытаясь разглядеть, что там — впереди. Пытаясь не видеть, что там. Она заметила его и жестом покачала головой — видимо, пытаясь не разрешить ему следовать дальше. А он уже заметил — он видел — задний бампер серой машины. Перед — всмятку — от фронтального столкновения с ограждением. Асфальт весь засыпан осколками лобового стекла. Просто похожая машина, — сказал он себе, — Шевви в это долбаной стране, как собак нерезаных. Но ноги сами несли его туда. Дождь заливал лицо, но Сандор даже не чувствовал, холодная ли была вода, низвергающаяся с небес. Он слышал только тикающее в ушах время. Уже не часы — минуты. Возможно, секунды.

Они оставили ее лежать, как она упала. На обочине, среди мокрых барвинков и сухой выгоревшей травы. Только накрыли простыней — до подбородка. «Ей же должно быть холодно. И мокро — дождь же», — машинально подумал он. Какого Иного они не кладут ее на носилки? Почему не заносят в скорую, не везут в больницу, что была в Гавани? Это могло означать либо что с ней все в порядке — либо… Либо что уже нет смысла.

Он стоял и смотрел на нее рядом с помятым металлическим ограждением, в которое втемяшилась Импала. С виду вроде все было в порядке. Ну, так — порезы на лице, возможно, где-то ссадина на голове — волосы были мокрые — непонятно, от дождя или от крови. А остальное — что под простыней — непонятно. Знакомые очертания — и незнакомые. Что-то там было не так. Поэтому он не мог переступить через этот барьер. Это было слишком…

— Зачем ты сюда пришел?

— Отстань — не видишь? — он дернул плечом, за которое его держала Делия. К ним уже потянулись другие копы, но она махнула им рукой — не лезьте, мол, сама.

— Я вижу. Это та девочка с берега? Наследница?

— Да. С ней все в порядке? Почему не везете ее в больницу? Дождь же…

— Она его уже не чувствует. У нее сломана спина — в нескольких местах. От внутренних органов тоже ничего не осталось. Она была не пристегнута, Сандор, мне очень жаль. Дождь только начинался — дорога была особенно неустойчивой. Ее занесло, врезалась в бордюр — а ехала она за восемьдесят. До того, как я ее тормознула, и вовсе девяносто два. Летела, словно за ней демоны гнались. Ну, и на полной скорости — в ограждение. Из-за того, что не была пристегнута, не сработала подушка безопасности — ты же знаешь эту безумную электронику. Ну, и вылетела — через лобовое стекло. Я сама все видела — и не поверила в происходящее — как в кино! Еще столб этот, как назло. Ударилась об него спиной. Переломала все ребра, легкие — ну, все там всмятку. Мы не хотим ее двигать. Нет смысла. Врачи сказали —

не больше десяти минут. Как она еще жива, не понимаю.

— Она воин. Пусти меня.

Делия убрала руку и дала ему пройти вперед. Они что-то шептали, за спиной — но что, Сандор уже не слышал. Подошел ближе, сел рядом — у ее изголовья. Она смотрела вперед, в сторону моря, но видела ли — было трудно понять.

— Как больно, милая, как странно,

Сроднясь в земле, сплетясь ветвями —

Как больно, милая, как странно

Раздваиваться под пилой.

Не зарастет на сердце рана,

Прольется чистыми слезами,

Не зарастет на сердце рана —

Прольется пламенной смолой.

— Пока жива, с тобой я буду —

Душа и кровь нераздвоимы, —

Пока жива, с тобой я буду —

Любовь и смерть всегда вдвоем.

Ты понесешь с собой, любимый,

Ты понесешь с собой повсюду,

Ты понесешь с собой повсюду

Родную землю, милый дом.

— Но если мне укрыться нечем

От жалости неисцелимой,

Но если мне укрыться нечем

От холода и темноты?

— За расставаньем будет встреча,

Не забывай меня, любимый,

За расставаньем будет встреча,

Вернемся оба — я и ты.

— Но если я безвестно кану —

Короткий свет луча дневного, —

Но если я безвестно кану

За звездный пояс, млечный дым?

— Я за тебя молиться стану,

Чтоб не забыл пути земного,

Я за тебя молиться стану,

Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,

Он стал бездомным и смиренным,

Трясясь в прокуренном вагоне,

Он полуплакал, полуспал,

Когда состав на скользком склоне,

Вдруг изогнулся страшным креном,

Когда состав на скользком склоне

От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила

В одной давильне всех калеча,

Нечеловеческая сила

Земное сбросила с земли.

…И никого не защитила

Вдали обещанная встреча,

И никого не защитила

Рука, зовущая вдали…

С любимыми не расставайтесь,

С любимыми не расставайтесь,

С любимыми не расставайтесь,

Всей кровью прорастайте в них, —

И каждый раз навек прощайтесь,

И каждый раз навек прощайтесь,

И каждый раз навек прощайтесь,

Когда уходите на миг!.

А. Кочетков С любимыми не расставайтесь.

3.

— Ну что, долеталась, Пташка?

Она улыбнулась, и Сандор, холодея, заметил, что зубы у нее все в крови — и на побелевших губах тоже. Дождь лил, смывая тоненькие красные ручейки, сочащиеся из мелких порезов на лице.

— Долеталась, — сказала она шепотом. — так глупо вышло… Нелепо… Я только ехала позавтракать, злилась на тебя, разогналась сильно и… там был коп, мигал мне. А потом меня занесло, и дальше я не помню. Только про ремень. Я забыла пристегнуться — в первый раз в жизни…

— Это ничего. Ты лежи, — он погладил ее по мокрым волосам, и ладонь тут же окрасилась в розовый — там тоже была ссадина. Или что-нибудь хуже. — Больно тебе?

— Нет, — она с удивлением подняла казавшиеся более темными, чем обычно, брови: от дождя или от крови — непонятно. — Совсем нет. Только холодно. Нос мерзнет. Знаешь, как когда зимой — и целиком под одеялом, только нос наружу. И мерзнет — и дышать чем-то надо. А дышать тяжело, я чем-то там ударилась, наверное…