Это было у моря

Maellon

Санса наскоро запихала в рот кусок сыра и вышла на крыльцо. У дома стоял кабриолет образца шестидесятых, белый, как свежевыпавший снег, а в нем восседал довольный Гэйвен, в шелковой цветастой рубашке и нелепой шляпе-федоре, вроде тех, что носили старички, посещавшие частные курсы живописи при ее колледже.

— Доброго вам утра, Санса! Не хотел являться без предупреждения, но вы к телефону не подходили.

Санса вспомнила, что пока лежала в кровати Клигана и отходила от произошедшего, вроде слышала, как в куче ее белья в углу в кармане кофты пиликал телефон. Подходить она, конечно, не стала. День тянулся уже целую вечность, подумалось ей, — и все, что случается, не в ее пользу. Словно она сошла с колеи на каком-то шаге, и поэтому все теперь катится в тартарары. Это все Сандор. До того, как она пришла в его магазин, все шло замечательно. Не

надо было ей туда заруливать — это она знала заранее. Подарочное вино оказалось смертельным ядом для всей ее жизни. Есть бездны, куда лучше не заглядывать. А то бездна начинает вглядываться в тебя. Вот она и начала…

Санса вздохнула и, засунув руки в карманы брюк (тех самых, вчерашних — она так и не переоделась, а шустрый меценат, уж как пить дать, это заметил), спустилась еще на одну ступеньку.

— Здравствуйте, Гэйвен! Извините, к телефону не успела подойти. Проспала. Здесь такой воздух! (Зачем она все это говорит? Она не нуждается в том, чтобы оправдываться. Не подошла — значит, была причина.)

— Воздух тут и вправду чудесный. Располагает, кхм, к романтике, — Гэйвен лукаво на нее покосился и продолжил, — Поэтому я и выбрал это место для своего санатория. Старичкам нужно встряхнуться, помечтать… С этим вопросом я к вам и приехал. Мне бы хотелось привезти специалистов по реконструкции дома, чтобы они осмотрели помещение — что время терять, раз все на мази? Пусть начинают работать над проектом, верно ведь? Вы согласны нас потерпеть полчаса?

— Хорошо. Только давайте завтра. Сегодня я не слишком хорошо себя чувствую — голова болит. Видимо, кислородное отравление — я же городское животное, — Санса виновато улыбнулась и потерла висок. — А мое присутствие вам нужно, кстати?

— Я подозреваю, что даже мое им будет мешать, — засмеялся Гэйвен. — Они там все сами. Впрочем, как хотите. Можете присутствовать, можете даже бросить все на меня. Кстати, в городе открылась чудная выставка работ местной молодежи. Живопись, фотография. Вам, как профессионалу, будет интересно. Обязательно съездите и гляньте. Она бесплатная — в центре, в библиотеке.

— Спасибо за совет! Непременно! (Разве что на твоем хваленом катере — или вплавь) А насчет осмотра — ну, давайте завтра в два, идет?

— В два — отлично! Тогда до завтра! И не перебарщивайте с… мгм… кислородными ваннами. А то досадно проводить время в таком чудном месте и страдать от мигрени. Надеюсь, у вас все скоро пройдет! Привет!

Он еще раз махнул Сансе пухлой ладонью с печаткой на мизинце. Перстень ему явно был мал, и плоть выпирала из-под металлического обода, как улитка из раковины. «Видимо, он ими слишком злоупотреблял», — хихикнула про себя Санса. Кабриолет фыркнул, подняв клубы пыли, и быстро (нет на него зловредной офицерши!) поехал в сторону Ти-Марта.

Санса устало поплелась в дом. Дадут ей, наконец, позавтракать — пока не наступит время обеда? Она решила забрести в ванную, пока еще кто-нибудь не приперся. Желудок-то может и подождать, а вот мочевой пузырь вряд ли будет таким сговорчивым. Мимолетом взглянула в зеркало и забыла, зачем сюда пришла — настолько ее потрясло то, что она узрела. После спальни Клигана она себя еще не видела. Волосы с одной стороны стоят дыбом, с другой слиплись и висят сосульками (боги знают, от чего — даже думать не хотелось). На шее слева — чудовищный засос. Кофта сидит криво, из-под выреза, заляпанного вином, торчит лямка кружевного лифчика. Вдобавок ширинка была застегнута не до конца — она торопилась, когда уходила из дома в полях. Губы все потрескались и были неестественного, какого-то багрового цвета, с запекшимися по краям корочками. Это было странно. Насколько Санса помнила, они вчера не целовались. Видимо, это от вина. И в таком виде она предстала перед покупателем? Вот откуда взялись эти двусмысленные шутки по поводу романтики! Все остальное еще можно списать на что-то другое — спала, например, но блямба на шее была слишком красноречивым знаком. Она выглядела даже не как проститутка — а как самая последняя шалава, что обжималась с первым попавшимся забулдыгой под забором, в крапиве.

Неудивительно, что она лишилась прав! Спасибо еще, что тест на алкоголь делать не стали… Санса закончила с унитазом и скорбно полезла мыться. С души и с тела не убрать — ну, хоть внешне пригладиться. Проторчав под душем с полчаса, со злостью разодрав спутанные мокрые волосы и заплетя их в косу, Санса оделась в чистое, наделала себе вреднющих бутербродов и тут же их и съела. Выпила кофе — тот самый, гнусный, растворимый, от которого ей почему-то тут же захотелось спать. Она кое-как дотащилась до спальни, не раздеваясь, залезла под одеяло и через минуту уснула.

3.

Сандор.

Рабочий

день подходил к концу — в принципе, уже можно было закрываться. Постоянные клиенты уже его посетили — а из новых приперлась лишь какая-то дурацкая парочка длинноволосых парней: то ли друзья, то ли — думать об этом не хотелось. Они купили бутылку белого и бутылку игристого и еще долго изучали все в лавке — от декоративной бочки до него самого. К этому Сандор давно привык — с такой-то рожей, да за прилавком — еще бы. Обычно в магазине дежурил мальчик из городских — молодой, но из прытких. Но сейчас у него были каникулы: школьник уехал в какой-то летний лагерь, не то жуков копать, не то мяч гонять. Вот и приходилось соответствовать. Сандор предпочёл бы сидеть на посадках и следить за обработкой ягод — тут была вечная проблема сырости, плесени и всевозможных малоуничтожаемых грибков, что вполне способны были сожрать весь годовой урожай. Но нормальных кандидатур на роль продавца, особенно учитывая курортный сезон, просто не было — разве что Джейлу взять. Она была обходительна и любезна, и порой отлично (превосходя хозяина) его заменяла, но ее положение не давало девчонке работать в полную силу — то голова кружится, то тошнит — в общем, тоже не дело. Сандор искренне считал, что женщине в положении надо сидеть дома и отдыхать, подальше от всего, в особенности от мужей. Весь процесс будущего материнства для него был невообразимым, и потому оценивать реальную работоспособность беременной он не брался, а тяжесть того, что взваливала на себя Джейла, отдавал ей на откуп, полагая, что, наверное, у нее хватит мозгов не вредить себе и будущему младенцу. Впрочем, в ее способности здраво судить он тоже временами сомневался, глядя, как девчонка лезет на подоконник с тряпкой и аммиаком для протирания окна или носится, как тайфун, с каким-то тряпками, которые, по ее мнению, нужно было срочно постирать, заменить или выбросить — вроде пыльной клетчатой скатерки на той самой декоративной бочке, что так приглянулась фрикам из города.

Джейла напоминала Сандору распушившуюся курицу, в которой проснулась неожиданная мания вить гнездо — везде, где угодно, из всего, что попадется под клюв. Это очень утомляло. Вообще, рыжая дочка его старой подзаборной знакомой — местная-разместная, бывшая фанатка Джоффри — порой раздражала Сандора именно тем фактом, что она стала отчасти очевидицей их с Пташкой истории, была в курсе всех слухов и сплетен, что, хоть и вяло, но продолжали ползти по Закатной Гавани. Девчонка с интересом наблюдала за развитием их отношений и сейчас тоже. «Словно сериал смотрит», — сердито думал он, когда встречал ее лукавый взгляд или слышал вопрос: — «Сэр, вы опять гулять? К морю?» Да, блин, к морю. Ходил по берегу и пил соленую воду — и уже помешался. Неужели не видно?

Вот Пташка — та уж точно не в себе — и никакой морской воды не надо. Сегодня после обеда его посетила одна из его старых клиенток, Делия — полицейский и по совместительству жена полицейского Делла, что звучало, как анекдот, если бы не одна особенность — парень уже давно разъезжал в инвалидной коляске. Делия заходила к нему пару раз в неделю и покупала своему бородачу красное вино — якобы для укрепления чего-то там — Сандор подозревал, что, по большей части, ее собственного боевого духа. И несладкая у тетки была жизнь — это тебе не Джейла и даже не Пташка. Тут и вино обоснуешь.

Делия поведала ему интереснейшую историю про девушку-торпеду, которую она сегодня отловила на трассе. По словам Делии, это была «столичная фиглярка», и ехала она за девяносто. Фамилий она не называла. Насколько Сандору было известно, это и не приветствовалось — существовала какая-то форма прайваси и у полицейских тоже. Понятно было, что рассказывает ему Делия это все не случайно — ну кто же в Гавани еще не знал про великую историю любви Пса и Пташки? Иногда это сильно напрягало, особенно ввиду того, что произошло вчера. Хорошо, что Санса держала язык за зубами — при ее темпераменте могла и бы и выложить тетке-полицейскому, что ее принудили к сексу. С другой стороны, учитывая обстоятельства, выкладывать эту историю ей было невыгодно — себе уж точно дороже. История с изнасилованиями вообще всегда была себе дороже для женщин — легче смолчать, лишь бы не позориться. Это была одна из прекрасных отличительных черт этого ублюдочного мира. Сандор вспомнил про Ленор, про всех барышень Джоффри — и ужаснулся мысли о том, что теперь примкнул к тому же лагерю. Рыцарь, блин, сорванного покрова. Была Пташка да сплыла. И кто его дергал за язык с этими обличительными фразами? И за другие места тоже… Кто ее знает, что она там пережила, в этой своей столице — что сделало ее такой? Колючей. Нетерпимой. Пугливой и при этом прячущейся за напускной наглостью, как за занавеской — а ткань прозрачная и просвечивает — а за ней все та же Пташка, как какой-то куплет или молитву (где-то встречал нужное слово, но не помнил точно, про что шла речь) твердящая «это всего лишь… ». Все лишь жизнь. Всего лишь любовь. Всего лишь смерть. Смерть последних надежд — на него?