Это было у моря
Шрифт:
— Младенец — это чистый лист. Его интересно зарисовывать, но он не несет в себе никакой смысловой нагрузки. А ты сам — целый мир. Мой мир. И не хочу я, чтобы ты переезжал в столицу. Твой путь — он твой. А я пойду рядом. Похоже, в этой жизни нам вполне по дороге. По крайней мере, пока.
Он глянул на нее и едва заметно улыбнулся. Потом опять нахмурился, словно вспомнил о чем-то неприятном.
— Пташка, давно хотел задать тебе один вопрос, но все боялся…
— Боялся?
— Ну, не боялся, но… — он взъерошил волосы и затянулся уже догоревшей
— Ладно, давай свой страшный вопрос.
— После той ночи… Ну, той весной — у тебя не было последствий?
— Последствий?
— Тех, что ты подозреваешь сейчас, — он затушил окурок в ее же пепельнице и нервно сглотнул. Вот оно что! Про это она не подумала.
— Нет. Никаких последствий. Все, как по часам. Ровно через неделю, как и должно было быть.
— А если бы…
— Если бы что? — Санса потянулась к нему, угрюмо глядящему в пол, обняла — рук, как всегда, не хватало — его было слишком много — прижалась губами к плечу.
— Если бы да, то, думаю, ты узнал бы об этом первым. И мы бы сэкономили эти четыре года.
Он обернулся к ней с безнадежным видом, собирался что-то сказать, но потом словно остановил себя и сказал другое:
— Я рад, что вышло так. Ты нашла себя, а я в чем-то тоже встал на собственный путь. Не говоря уже об алкоголе. Без этого всего едва ли у нас были шансы. И потом, всегда был Уиллас.
— Если ты не прекратишь с этим бесконечным упоминанием Тирелла, я перестану тебя целовать и начну кусать. Ну что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Пойти сделать загребучий тест, сфоткать описанную палочку с плюсиками и выставить ее во все соцсети с упоминанием имени будущего папаши? Тогда ты уймешься?
Он посмотрел на нее с недоумением:
— А при чем тут Тирелл?
— Он у меня в друзьях.
— Это еще зачем?
— Он мне сигареты продает по дешевке, — зло бросила Санса. — Со склада.
Сандор захохотал:
— Боги, какая ушлая и меркантильная Пташка! Из тебя выйдет отличная хозяйка, я вижу. Готовить ты тоже научилась?
— Научилась, но если ты будешь так себя вести, я тебя отравлю.
— Это неинтересно, тебе будет некого гнобить. И потом, кто будет сидеть с ребенком, когда тебе придет охота мазюкать или превращаться в русалку? Или там в чайку, не знаю… Кстати, о гноблении — еще вопрос. Почему ты все время пытаешься выставить меня этаким самцом-производителем? Я заметил, знаешь ли. Это просто какая-то больная тема…
Санса закусила губу. Ну, теперь уже, наверное, неважно. Придется отвечать.
— Это в тему твоего будущего трактата по излечению фобий. Я боялась.
— Чего?
— Что ты не можешь. Та ночь весной — по закону подлости, я должна была залететь тогда. И еще пару раз забывала пить гормоны пять лет назад. Не нарочно, конечно. Мне сказали, что если мужчина… ну, злоупотребляет спиртным и долго курит — иногда это сказывается… И это не давало мне покоя. Ты единственный, от кого мне вообще хотелось рожать. А тут… Мне казалось, что если я буду тебя поддевать, ты мне рано или
— Боги, Пташка, у тебя и вправду мозги набекрень! — теперь уже он обнимал ее, целуя в макушку. — Ты думала, что если меня изводить, как долбодятел, я начну хвастаться рассыпанными по окрестностям внебрачными детьми? Мне это вообще не приходило в голову. Тебя же рядом не было… Вот теперь только есть — и то в качестве смутного подозрения… Ты не хочешь, кстати, уверенности на эту тему?
— Нет, — Санса погладила его по щеке. — Доедем до столицы, тогда сделаю этот мерзкий тест и если да, то схожу к врачу, спрошу. что там вообще полагается делать. Нет, если ты хочешь сейчас, я…
— Нет, делай как знаешь. Как тебе кажется. Знаешь, Пташка, даже если там нет ничего — полагаю, мы сможем это наверстать. В этом мире нет ничего окончательного. Кроме смерти, конечно. А все остальное — обсуждаемо. Даже прикрытую дверь можно открыть… Теперь мы про это все знаем… — он потянулся к ней за поцелуем, и Санса с радостью ответила на него. Иногда это бывало, как сейчас — нежно и почти без страсти. Словно они живут вместе сто лет. Она откинулась на его плечо и задумалась, размышляя вслух:
— Так что да, я перееду сюда и займусь проектировкой пристройки — если ты не против. И заодно буду отгонять от тебя всяких сторонних хищниц — ты теперь мой, и изволь соответствовать. А рисовать можно где угодно.
— Значит, будем вить гнездо, а Пташка?
— Ага. Придется. Нам надо много места. Для всех свершений. Нам придется съездить в столицу и задержаться там на несколько дней. Ты не против поработать шофером? Я теперь не могу. Заодно, кстати, перенесу слушание сюда — там у меня точно права на сто лет отнимут — а я этого не выдержу… Тут все знакомые — ну и авось. Твои ммм… знакомые, старые друзья, ценительницы стройности лоз…
— Чего? Ну-ну. Я отвезу тебя в столицу хоть завтра — Уиллас-то, поди, заждался! А приедет шкатулка с сюрпризом… Кстати, теперь тебе курить нельзя — давай выкинем его из соцдрузей, а?
— Вот завтра и поедем. Мне нужна одежда и мои инструменты — я уже замучилась влезать в эти джинсы. И не рисовать тоже. (пассаж про Уилласа Санса решила проигнорировать)
— Хорошо. Джинсы и вправду узковаты — особенно для собирающейся остепениться женщины. Через них контур трусов проглядывается.
— Вот ты куда глядел! — захихикала Санса. — У тебя сегодня утром и тот не проглядывался…
— Это случайность — я же шел тебя ловить.
— И поймал?
— Ага. Даже, кажется, в двойном размере.
— Если поймал — так держи. Об этом я тебя хотела попросить. Не отпускай меня. Вообще.
Он серьёзно посмотрел на нее.
— Не отпущу, теперь уж точно. Жизнью, смертью, свободой — уже всем повязаны.
— И еще любовью — забыл?
— Нет, не забыл. Куда уж там.
— Если не забыл — так люби меня.
— Прямо сейчас?
— А когда еще? Завтра будут другие дела, обговорили же.