Это было у моря

Maellon

Ring the bells that still can ring…

You can add up the parts

but you won’t have the sum

You can strike up the march,

there is no drum

Every heart, every heart

to love will come

but like a refugee.

Ring the bells that still can ring

Forget your perfect offering

There is a crack, a crack in everything

That’s how the light gets in.

Ring the bells that still can ring

Forget your perfect offering

There is a crack, a crack in everything

That’s how the light gets in.

That’s how the light gets in.

That’s how the light gets in.

Leonard Cohen Anthem

Санса.

1.

Утро было воистину

великолепным — тихим, светлым и теплым. Санса вышла на улицу в тонкой спальной майке, что накинула на себя, выскользнув из комнаты. Сандор спал — как обычно, на спине, только руки на этот раз не под головой, а раскинуты в стороны — будто в полете. Ну, неудивительно, что он не заметил ее ухода — спали они реально мало. Каждая их ночь — и раньше, и сейчас — была как последняя. Прекратится это когда-нибудь — этот странный надрыв? Санса задумчиво побрела в сад, босая, морщась от острых камушков, которыми были засыпаны края песочной дорожки. Вдалеке — где-то на кухне или в гостиной — она слышала, как завибрировал на столе телефон. Боги, началось. Надо пойти и выключить гуделку — еще Сандора разбудит. День рожденья она не любила еще и поэтому. Каждый, даже те, кого она не слышала месяцами, считал своим долгом позвонить и наговорить ханжеским голосом или написать что-нибудь торжественно-банальное. В такие моменты Санса чувствовала себя надгробным камнем на собственной могиле. И ни фига не уйдешь — невежливо, а все равно подойдут и скажут. Она замерла возле ствола акации, рассеянно ощипывая уже желтоватые мелкие листья, свисающие монистом ей на плечи — дожидаясь, когда вибрация в доме наконец закончится. Ей необходимо было подумать — словно что-то вело ее наружу, в рассвет. А если Сандор проснется — там будет не до размышлений. Он был так настойчив, так щемяще-нежен, что Санса терялась, смущалась, и неосознанно отключала самоконтроль, державший ее в жестких рамках, как в корсете, все последние четыре года. Мда, теперь, похоже, не до корсетов…

Она обошла сияющий какой-то утренней, ясной свежестью, какая бывает лишь в августе и начале сентября, сад. Понюхала флоксы, что посадили ее арендаторы. Такие когда-то росли у матери за городом. От ностальгического сладковатого аромата, напоминавшего о детстве, у нее даже слезы навернулись на глаза. Санса подобрала с земли опавший, похожий на крошечный зонтик цветок и пошла дальше, крутя его между пальцами. Что-то она начала часто плакать. Не к добру это. А еще двадцать один! Это все это воссоединение с Сандором — она потекла, как сосулька под весенним солнцем. Еще пара дней — и от ее хваленого самообладания ничего не останется… Надо было как-то держать марку, а то четыре года — коту под хвост. Псу, вернее.

Она полностью обошла сад, на колючем кусте, что зацепился за ее майку, нашла четыре ежевичины и съела их, недовольно разглядывая дырку на подоле. Если заштопать — будет видно. Лучше наделать еще дырок, разрезать ткань между ними, обметать все и соединить шнурочком. Ага. Дорогой, распусти мне подол — а то он становится тесен.

Санса дошла до террасы и села на крыльцо, отряхивая ступни от камешков. С каждой минутой становилось все теплее. Она понятия не имела, сколько времени — но, похоже, еще рано. Санса встала и пошла в сторону пляжа — посмотреть на солнце. Так станет яснее. Часов в доме не было — клиенты все забрали с собой. Единственным источником информации о времени был телефон, но его проверять Санса не хотела: там, наверное, уже скопилось с полдюжины сообщений, на которые придется отвечать. Потом. Наверху, правда, спал еще один определитель точного времени — но его будить хотелось еще меньше. Пусть себе спит. Сейчас она погуляет — и пойдет к нему греться.

На берегу было тихо — даже чайки не смели сейчас нарушать всю торжественность момента. Солнце уже поднялось над краем воды, но все еще казалось сонным, словно пока не определилось: лениться ему или, ускоряясь, лезть вверх, в синие, расчерченные тонкими, желтоватыми полосками перистых облаков небеса. От огромного темно-оранжевого, похожего на красный зимний апельсин шара на почти гладкой, розоватой поверхности моря расплескалось радужное пятно — растекающееся по всей восточной стороне заводи. Санса вздохнула. Он прав — она вылечилась. Смотрела на море — и не боялась. Сегодняшний рассвет словно перечеркнул, затмил тот, четырехлетней давности, на который она боялась оглядываться, пока бежала от себя самой. Так же, как эта ночь в каком-то смысле заслонила ту мерзкую ночь и утро, о которых было больно вспоминать. Санса села на влажный песок, натянув рубашку на тут же покрывшиеся мурашками колени. Линию облаков разрезал белый след далекого, спешащего куда-то реактивного самолета. Санса глядела, как этот идеальный шрам — четко рассекающий пополам небо и бегущий трещиной к горизонту — наливается красновато-оранжевым светом встающего солнца. Как даже такое мерзкое явление, как летящий по каким-то

нехорошим делам военный самолет, могло сотворить такую красоту? Не нарочно, конечно — но от этого завораживающая картина не становилась менее реальной — или менее ослепительной. Свет будто лился, просачивался по капле в этот росчерк небрежного пера. Солнце становилось все ярче — а шрам постепенно стирался, таял, пока от него не осталась лишь тонкая прозрачная полоска кружева, сквозь которую просвечивала густая синь августовского неба.

Санса встала и подошла к кромке воды. Никакого сердцебиения, никакой дрожи — почти неожиданно. Волна лизнула ей ноги прозрачной пеной, смывая песок и веточки, прилипшие к ступням за время ее утренней прогулки. Вода была очень теплой — предыдущие дни стояла такая жара, что даже уже по-осеннему прохладные ночи не могли остудить всю эту необъятную ширь — пока еще нет. Санса скинула майку, бросив ее подальше от линии прибоя. Сегодня был самый подходящий для этого день. Самый подходящий час. Если это надо было сделать — то время пришло. Она уже научилась слышать эти странные отстукивания где-то внутри, словно жизнь сама давала ей подсказки — сейчас надо делать именно это, потому что потом будет поздно, момент будет упущен. Санса не склонна была верить во всякие там глупости вроде теорий о заранее написанной судьбе, силе рока и в этом духе — она была почти уверена, что свой путь человек мостит себе сам. Но собственной интуиции она доверяла. Есть те вещи, до которых разум не добирается по каким-то причинам — как ее страхи, например. Но другие ощущения и силы — ее же собственные — могут. Значит, не стоило их недооценивать.

Она зашла по колено в воду и заставила себя расслабиться — чтобы прошла непрошеная дрожь. На это ушла еще пара минут, но Санса успешно себя победила и двинулась дальше. Возможно, ей стоило раздеться полностью: в конце концов, это ее пляж — может и голой купаться, если захочет. Но потом она вспомнила про медуз, что могут вполне попасться ей на глубине — еще не хватало обжечь себе задницу в день рожденья! Хрен с ними, с трусами. Она же не для красивой картинки полезла в воду! Да и трусы у нее вполне ничего — куплены Сареллой в каком-то моднющем магазине прошлой зимой. Даже если кому-то понадобится за ней наблюдать — не стыдно. Но вокруг не было ни души. Только далеко в поднебесье, мимо медленно поднимающегося из пелены смятых простыней облаков солнца, летали туда-сюда какие-то маленькие черные птички. Санса глубоко вдохнула и, рассекая теплую, перламутровую воду, бегущую мелкими морщинками от берега, поплыла. Было не страшно. Не тяжело. Казалось, она могла достичь горизонта, отдохнуть там, уцепившись на его закругленный край, и поплыть обратно на берег. Ей было куда возвращаться — и было зачем.

Вода сама несла ее от берега. В какой-то момент Санса увидела слева край волнореза и поняла, что надо возвращаться обратно — иначе сил может не хватить. Останавливаться было жалко — даль так и манила ее. Она четыре года не плавала — четыре года не подходила к воде. Даже вместо бассейна ходила в тренажерный зал и на технику самозащиты. Теперь за один день все не компенсируешь… Санса вздохнула — будет у нее еще время. Она откинулась назад и, искоса бросая взгляд на неяркое ещё солнце, поплыла на спине к берегу. Вода заливалась в уши и пела какую-то свою собственную песню. Было спокойно — казалось, можно так и заснуть на волнах. Из воды мы вышли и сами — как вода… Санса на полминуты закрыла тяжелые веки — сквозь ресницы солнечными мотыльками рябили солнечные лучи. В какой-то момент она почувствовала, что ее начало сносить — она двигалась не от горизонта, а почти параллельно ему. Санса выровнялась и бросила взгляд налево, на далекий волнорез. Ей еще надо было плыть — до берега было далеко. Через десяток футов она перевернулась и ушла в волну — под водой получалось быстрее. Вынырнула она уже на отмели, когда сквозь зеленую прозрачную толщу воды углядела темные пятна камней, глубоко уходящих в песчаное дно.

2.

Baby, I’ve been waiting,

I’ve been waiting night and day.

I didn’t see the time,

I waited half my life away.

There were lots of invitations

and I know you sent me some,

but I was waiting

for the miracle, for the miracle to come.

I know you really loved me.

but, you see, my hands were tied.

I know it must have hurt you,

it must have hurt your pride

to have to stand beneath my window

with your bugle and your drum,

and me I’m up there waiting

for the miracle, for the miracle to come.

Ah I don’t believe you’d like it,

You wouldn’t like it here.

There ain’t no entertainment

and the judgements are severe.

The Maestro says it’s Mozart

but it sounds like bubble gum

when you’re waiting

for the miracle, for the miracle to come.

Waiting for the miracle

There’s nothing left to do.