Это было в Калаче
Шрифт:
— Готов. — Это глухо, не своим голосом произнес Кошелев. Он стоял, скорчившись у землянки. Его тошнило.
Цыганков отодвинул засов.
— Девчата, выходите скорее!
— Какие же вы молодцы, мальчики! — возбужденно шептала Катя, обнимая Цыганкова и Кошелева.
— Но-но, без телячьих нежностей, — отстранился Пашка.
Его руки были в крови, и ее запах вновь вызывал тошноту.
— Хватит вам разговоры разговаривать, — торопил дед. — Быстрее в дорогу, быстрее.
Иван покосился на труп солдата. Дед быстро предупредил:
—
Тяжело было на душе друзей, когда они в последний раз обняли деда Григория…
Через час, когда хутор был уже далеко позади, беглецы остановились, чтобы немного передохнуть, и оглянулись.
Далеко-далеко позади светил яркий огонь. Он медленно рос, расширялся, поднимался к небу.
— Да ведь это хата деда Григория горит! — ахнул Иван.
Измученные пережитым, девушки, не сдерживаясь, громко заплакали.
— Ох, уж эти мне девчонки! — пробормотал Пашка. — Чуть что — и сразу в слезы. А еще разведчицами называются!
Пламя в его глазах двоилось, потому что Пашка тоже плакал, вспоминая доброго старика.
На следующую ночь ребята с девушками переплыли Дон в нескольких километрах южнее Калача. А на рассвете они услышали канонаду. Возле их хутора гремел большой бой.
БРИГАДА СРАЖАЕТСЯ В ОКРУЖЕНИИ
Пока ребята добирались к деду Григорию, «гостили» у него и потом вместе с Катей и Тоней возвращались домой, в Калаче произошло много перемен. Обстановка на фронте резко ухудшилась.
Мотострелковая бригада, которой командовал полковник Ильинов, до середины июля вела бои на Воронежском направлении. Затем ее перебросили в распоряжение командования 62-й армии. Здесь к тому времени положение стало очень напряженным. Фашисты, понукаемые приказами Гитлера, рвались к городу на Волге, не считаясь ни с какими потерями. В излучину Дона были брошены самые отборные силы.
В районе хутора Попов-I и Качалино бригада с ходу вступила в бой. Он продолжался целый день. Видя, что лобовой атакой прорвать оборону не удается, гитлеровцы выбросили в тылу наших войск мотодесант. Но сломить советских бойцов не удалось. Оставив для уничтожения десанта небольшую группу, Ильинов повел своя полки в наступление. Фашисты не ожидали такого оборота дела, дрогнули и отступили. Бригада продвинулась вперед на несколько километров и освободила ряд населенных пунктов. Гитлеровцы были так обескуражены неудачей, что в течение долгого времени не предпринимали активных действий на этом участке фронта.
В жестоких боях подразделения бригады значительно поредели, поэтому ее отвели на переформирование в Дубовку. А поскольку положение на Дону оставалось тяжелым, переформирование проходило в спешном порядке.
8 августа несколько немецких танков прорвались к переправе через Дон в районе Калача. Правда, это была всего лишь разведка, и советские артиллеристы быстро
До прибытия бригады в Калаче находилось лишь несколько небольших подразделений, в том числе и взвод лейтенанта Ивана Васильевича. Теперь все они были подчинены полковнику Ильинову.
Между тем 62-я армия отошла на левый берег Дона и заняла оборону от Вертячего до Ляпичево. По приказу командования саперы Ильинова взорвали мост через реку, чтобы им не мог воспользоваться противник.
Ильинов понимал, что немцы попытаются переправиться на левый берег, и заранее позаботился о создании в районе Калача крепких оборонительных рубежей. На хуторских окраинах пролегли траншеи и ходы сообщения, маскировочными сетями были скрыты от глаз противника пулеметные гнезда и пушки. Каждый боец точно знал свои обязанности в случае нападения врага, Словом, все было готово к отпору.
Калач в эти дни будто вымер. Даже днем на улице редко можно было увидеть солдата, военные передвижения тем более проводились только по ночам. Бригада затаилась, стараясь не выдать своих сил врагу, который сидел на правобережных кручах и накапливал технику и солдат для решающего броска через Дон.
Утром 23 августа канонада загремела по всему фронту от Ляпичево до Вертячего. Но в районе Калача фашисты вели себя спокойно, и полковник понял, что главный удар гитлеровцев нацелен в какое-то другое место. Не отвечая на огонь противника, мотострелки сидели в укрытиях, готовые ежеминутно отразить атаку. Из радиосообщений соседа справа комбригу стало ясно, что именно там разгорелся решающий бой.
К вечеру связь с соседями справа и слева прервалась. Канонада на севере удалялась все дальше и дальше в сторону Волги. Штаб бригады пытался связаться с командующим 62-й армии, чтобы выяснить обстановку. Штаб 62-й на вызовы не отвечал.
Наступила ночь. Немцы на правом берегу угомонились. На востоке небо алело от пожарищ.
Комбриг в раздумье ходил по комнате, то и дело спрашивая радиста:
— Ничего?
— Ничего, товарищ полковник.
Неизвестность тревожила, но не пугала командира. Правда, она затрудняла принятие единственно правильного решения в создавшейся обстановке.
— Сложа руки сидеть не будем, — говорил Ильинов Ивану Васильевичу. — Приказа об отходе нет, значит, драться надо до последнего. Это главное. А чтобы разобраться в обстановке, тебе, лейтенант, придется совершить набег вот сюда. — Полковник показал точку на карте. — Здесь, говорят, до войны дом отдыха был. А теперь какой-то немецкий штаб расположился.
Пока лейтенант рассматривал карту, полковник еще раз осведомился у радиста, нет ли каких-нибудь новостей, и, получив неутешительный ответ, снова повернулся к собеседнику.