Это было в Калаче
Шрифт:
Во второй половине дня они предприняли комбинированную атаку. Пока автоматчики штурмовали северную окраину, на западной враг попытался восстановить взорванную переправу. Немецкие понтонеры действовали быстро. Они умело воспользовались остатками моста на правом берегу.
Но не дремали и бойцы Ильинова. Вовремя заметив попытку врага, артиллеристы выкатили пушки на прямую наводку. Продырявленные снарядами понтоны один за другим пошли ко дну…
Ребята и
— За ослушание вам следовало бы уши нарвать. Но за то, что выручили девчат, большое спасибо. А теперь — марш по домам! Залазьте в погреб и нос не высовывайте. И чтоб без всяких фокусов. Увижу на улице — ремень сниму и выпорю.
Ребята попрощались с девушками. Больше они не видели разведчиц и могли только догадываться, что тех переправили через фронт, туда, откуда они были посланы в тыл врага.
Бойцы приводили в порядок оборонительное кольцо. Полковнику доложили: в бригаде осталось немногим более трехсот бойцов, боеприпасы на исходе. Комбриг распорядился собрать трофейное оружие и патроны.
День, в отличие от предыдущих, прошел спокойно. Фашисты, по-видимому, зализывали раны, не решаясь на новый штурм упрямого хутора. Вот почему комбриг даже не рассердился, когда к нему заявились четверо друзей — Цыганков, Кошелев, Шестеренко и Покровский. Не рассердился еще и потому, что утром услышал в сводке Информбюро весточку о своей дочери Валентине: радио сообщало, что во время боев севернее волжского города санинструктор Ильинова вынесла с поля боя более двадцати раненых бойцов.
— Вот времена — дети воюют! — сокрушался полковник, и ребята видели, что он гордится своей дочерью. — Та под пулями за ранеными лазит. Эти, — он ткнул пальцем в сторону ребят, — черт-те что вытворяют, голов своих не жалеют, да и родителей тоже.
— Мы фрицевское оружие собираем, — доложил Цыганков.
— Хорошо, — подобрел Ильинов, — пока тихо, собирайте. Но как начнется заваруха — немедленно в погреб. Договорились?
— Договорились, — буркнул Иван.
— Товарищ полковник! — радостно заорал радист из соседней комнаты. — Есть штаб 62-й!
Полковник, как был босиком, исчез в дверях. Ординарец выпроводил ребят из хаты.
— Ты откуда взялся, Ильинов? — спросил у комбрига по рации начальник штаба армии. — Мы тебя уже и не чаяли услышать.
— Как откуда? Я там, куда был послан. — Полковник назвал условные координаты бригады.
— Постой, постой! Ты что-то путаешь, наверно. А ну-ка, повтори.
Комбриг повторил.
После паузы начштаба повеселел:
— Ай да молодец, Ильинов! Значит, держишься? Молодец, иначе не назовешь! Трудно тебе?
— Нелегко.
—
Они договорились о постоянной радиосвязи и закончили разговор.
— Вот ведь как получается! — задумчиво улыбнулся полковник. — Вроде как и не изменилось наше положение, а все будто полегче стало.
На следующий день бригада отбила несколько яростных танковых атак.
ПРОРЫВ
Вечером лейтенант сидел на крыльце с Цыганковым и прислушивался к пулеметной трескотне на реке. Долго молчали, думая каждый о своем.
— Вы, Иван Васильевич, любите пирожки с чечевицей? — неожиданно спросил Иван. — Я — очень.
Лейтенант удивленно посмотрел на Цыганкова и впервые за целый день рассмеялся.
— С чечевицей! Да я сейчас черт-те с чем пирожки бы съел! Эх и пекла же у меня мать! Постой, постой, а ведь у нас, кажется, была чечевица.
Он позвал старшину. Чечевицы немного нашлась, горстей пять-шесть. Была и мука.
— Тащи-ка все это хозяйство матери, — сказал лейтенант. — И передай, что утром приду на пирожки.
Но лейтенанту так и не пришлось попробовать домашних пирожков: к полуночи бригада получила из штаба армии приказ прорываться к Волге. На коротком совещании у комбрига было решено оставить небольшое прикрытие под командованием Ивана Васильевича.
В два часа ночи бойцы бесшумно покинули позиции, которые так упорно отстаивали в течение нескольких дней, и двинулись на восток.
Цыганков спал, ни о чем не подозревая…
Стало светать. Иван вышел на крыльцо и поразился необычной тишине. Сначала он не мог понять, в чем дело. Нигде ни души, не видно ни машин, ни подвод. Цыганков помчался к дому, где жил комбриг. Часового у ворот не было. У сарая возился старый казак — хозяин.
— А где полковник? — переводя дух, спросил Цыганков.
— Подался куда-то, — услышал он в ответ. — Ночью оделся, распрощался и ушел. Кажись, все ушли.
— Куда? — удивился Цыганков. — Ведь они же в окружении!
— Мало ли что в окружении! Сегодня в окружении, а завтра, глядишь, и вырвались. Не век же им тут сидеть.
Только теперь Иван окончательно понял, что бригада покинула Калач. Было очень обидно: ушли и даже не попрощались, не сказали, что же делать тем, кто остается.
Возле вокзала прогремело два разрыва. Фашисты как обычно начинали утро обстрелом хутора. Они и не подозревали, что его уже никто не защищает.