Это было в Коканде
Шрифт:
Хамдам сложил руки, как для молитвы, и прошептал:
– Великий боже, помоги мне стерпеть это!
Он сдавил ладонью рот как будто бы затем, чтобы сдержать рыдание.
Если бы Хамдам в другой раз вздумал сыграть эту сцену, он бы, наверное, многое испортил в ней. Но сейчас вдохновение и удобный момент помогли ему. Вспомнив веселую Садихон, он заплакал, как великолепный актер, потом вытер слезы, раскрыл полевую сумку, вынул письмо Насырова и отдал его Юсупу.
– Вот прочитай!
– сказал он.
– А потом приходи, будем ужинать!
Он ушел в дом.
Юсуп бросился во двор к мигающему
"...Сегодня ночью случилось страшное дело: двое людей напали на женщин. Люди были в масках. Они увезли Сади. Я не знаю, что думать. Или Садихон убежала сама и все это бегство было подстроено, или, как говорят в Беш-Арыке, твои враги мстят тебе за то, что ты стал красным. Да помилует тебя аллах! Я буду искать днем и ночью твою любимую жену".
Двор был пуст. Реяли над фонарем летучие ночные мыши. Юсуп присел к деревянному столику, стоявшему около столба, и просидел там до тех пор, пока керосин не истощился в фонаре. Когда фонарь потух, Юсуп вышел к воротам.
17
Все чувства, все мысли Юсупа вдруг притупились. Мозг оцепенел. Ноги отяжелели. Каждый шаг становился мучительным. Ему казалось, что на него обрушилась гора и засыпала его.
"Ведь час тому назад все было хорошо, - подумал он.
– Правда, я был расстроен, но это не то... А что же теперь? Страшнее всего, что за последнее время я не вспоминал Сади. Я был спокоен. Я был слеп и глух..."
Он опустился на камень возле ворот. Он сидел, собравшись в комок, прижавшись к стене. Баранья шапка с красной жестяной звездой спустилась ему на глаза. Он почувствовал, что он один в мире, что его окружает глубокая тишина.
Мысленно он вновь видел большой дом Хамдама в Беш-Арыке, резные красивые ворота, длинную галерейку, ряд столбиков, густой, тенистый сад, окна женской половины, зеленые ставни, стены, выкрашенные белилами, стертые каменные ступени, старый пышный орех...
Юсуп опустил голову.
...Начиналось утро. Юсуп и не заметил, как улица сделалась веселой, оживленной, солнечной. Конюхи вели с водопоя коней с блестевшими от воды губами. Скакали всадники. Полуголые мальчишки стайками вертелись возле стен и показывали пальцами на понравившихся им джигитов.
Алимат подошел к Юсупу и поздоровался с ним.
– Ординарцы приехали, - сказал он.
– Привезли приказ: в Бухару идем! А там погрузка... Коканд! Отвоевали! Домой!
– радостно повторил он.
– Что ты слыхал о Садихон?
– тихо спросил его Юсуп, подымая голову.
Алимат засмеялся и подмигнул ему:
– Будет тебе! Это же твое дело, я понимаю.
– Какое дело?
– Да ведь по твоему приказу ее украли!
– Да ты что, с ума сошел?
– накинулся на него Юсуп.
– Не ты?
– удивленно прошептал Алимат.
– Ну, тогда я не знаю... Тогда это враги Хамдама...
По улице пронесся ветерок, заблеяли овцы. Нияз подвел к Юсупу Грошика. Юсуп вскочил в седло и подъехал к своему эскадрону.
Из ворот выехал Хамдам.
– Ты почему не зашел?
– крикнул он Юсупу.
– Некогда было. Получи!
– ответил Юсуп, передавая Хамдаму письмо.
– А куда мне его?
– со злостью отозвался Хамдам и, вздыбив без нужды коня, помчался в сторону обоза: там кто-то
Через полчаса полк тронулся.
...Эскадроны растянулись по дороге. Ехали почти без строя, гурьбой, вразвалку. Навстречу эскадронам попадались гонцы из Бухары. Они останавливались в кишлаках и кричали:
– Есть ли здесь беженцы? Возвращайтесь в Бухару! В Бухаре мир и спокойствие, мир и спокойствие!
По всем дорогам брели пешеходы, шли покорные ослики с домашней поклажей.
Полк в один переход дошел до предместья Бухары. Вонь, отбросы, собаки, глухие дома, суета, Кругом глазели любопытные: дети, женщины, торговцы, ремесленники. Под навесом кожевенной мастерской стояли чаны. В чанах мокла кожа. Город принялся за работу. Война кончилась, и снова надо было пить, есть, добывать для этого деньги, думать о завтрашнем дне. Сапожники, портные, грузчики, хлебники, мастера - каждый принялся за свое дело и ремесло. Снова на базар потянулись продавцы и покупатели. Молодой полуголый кожевник, заслышав шум идущего полка, бросил свою работу и выскочил к всадникам на дорогу. За ухом у него торчала маленькая осенняя роза - обычное украшение узбека. Черная, грязная жижа стекала с рук кожевника. Он улыбался, приветствуя всадников. Около знамени гремели литавры.
"Быть может, больше настойчивости - и все случилось бы иначе? упрекал себя Юсуп.
– Быть может, силой надо было посадить ее к себе на седло?
– думал он.
– Но что делать с женщиной, которая привыкла к подушке и чачвану, скрывающему ее лицо?"
Торговцы протягивали джигитам сочные матовые гроздья зеленого винограда. Женщины, встречаясь, кокетливо прикрывали чачваном только половину лица.
Когда эскадроны вошли в город, они увидели красное знамя на башнях дворца. Возле цитадели несли караул стрелки татарской бригады.
– Да здравствует Красная Бухара!
– крикнул им Юсуп и отсалютовал шашкой.
– Ура!
– закричали джигиты.
– Ура! Ура!
– улыбаясь, отвечали часовые. Их голоса тонули среди возгласов джигитов.
Хамдам ехал задумавшись. Он тоже вынул шашку и помахал ею. Он не чувствовал ни радости, ни ликования. Он кричал и приветствовал народ, но делал все это, пересиливая себя.
Когда они проезжали мимо эмирских казарм, там стояли русские части. Из раскрытых окон громко доносилась песня:
Нам ненавистны тиранов короны,
Цепи страдальцев народа мы чтим...
"Быть может, Сади действительно сбежала в Коканд и прячется там?" думал Юсуп. Он старался убедить себя в этой мысли и не мог: "Непохоже, чтобы она сделала так. Что же случилось?"
Пожелтело небо, приближался вечер...
Десятого сентября, рано утром, Фрунзе получил постановление Революционного Военного Совета Республики: он назначался командующим войсками другого, Южного фронта.
Фрунзе шагал по коридорчику вагона, обдумывая свою предстоящую поездку в Харьков, и вспоминал все то, что было пережито здесь, под этим среднеазиатским небом, таким любимым и таким ему знакомым с детства... Обдумывал он и то, как нужно будет действовать в дальнейшем, отражая удар Врангеля, белого генерала, который начал действовать из Крыма и, по слухам, так же как и эмир, снабжался Антантой.