Это было в Коканде
Шрифт:
«Хотите хлопок? Пожалуйста!» - говорили они, и для изобретенной ими монокультуры они уничтожили луга, то есть клевер и корма для скота, вытеснили на поливных землях не только пшеницу и ячмень, но даже такую необходимую для Средней Азии культуру, как рис. Это привело к снижению поголовья скота, к сокращению шелководства и даже к уменьшению урожайности хлопка.
Но самое серьезное было еще не в этом. Провокационный план был тоньше и, если можно так выразиться, значительнее.
Когда все эти меры вызвали в народе вполне естественное
– План московский!
– скромно говорили эти провокаторы.
– Что поделаешь? Директивы!.. Недовольны? Жалуйтесь.
Хамдам был одним из проводников этой программы. Люди, послушные его указаниям, исполняли все то, чему учил их Хамдам. Резиденция его по-прежнему была в Беш-Арыке. Но влияние его распространилось на всю Фергану, и он нередко думал, что еще придет та минута, когда он поспорит о власти даже с Каримом - всюду он старался иметь своих людей.
Но за все это время он ни разу не видел Карима. Ему запрещены были эти встречи. Хамдам, конечно, понимал смысл этого запрещения, но все-таки оно уязвляло его самолюбие.
– Я - бог… А Карим - три бога! Его больше берегут… Хоп, хоп! говорил он.
– Посмотрим еще, кто из нас настоящий бог? Бог один. И Магомет его пророк.
11
Хамдам всегда считал, что все его действия - правильные, и жизнь правильная, поэтому он всегда был спокоен. Только в одном поступке раскаивался он до сих пор, но ничего уже не мог поделать. «Все грехи с меня снимутся, когда буду умирать, а этот нет… - думал он.
– Исправить его невозможно!..»
До сих пор Хамдам не мог себе простить заточения Садихон. Десять лет она жила взаперти, в усадьбе Баймуратова. Потом, когда она стала вести себя как безумная, Баймуратов испугался, спрятал ее в яму и хотел убить, но Хамдам не позволил. Он считал, что его жизнь связана тайной нитью с жизнью пленницы. Хамдам сам не помнил, как эта мысль взбрела ему в голову, как он выдумал это, но освободиться от нее никак не мог. Иногда он заезжал в Гальчу к Баймуратову, говорил ему:
– Хорошо ли кормишь? Смотри…
Послушный Баймуратов, многим обязанный ему, старался как мог… Он угадывал, что это желание, высказанное Хамдамом, имеет таинственный смысл.
В середине сентября, узнав о назначении Особой комиссии, Хамдам рассмеялся.
«Умен!
– подумал он о Кариме.
– Недаром в Лондоне учился…»
Приезд Карима его, конечно, не пугал, но вот когда ему сказали, что в состав этой комиссии включен Юсуп, приехавший из Ленинграда, настроение его изменилось. Он почувствовал толчок в своем сердце и даже расстроился. А когда ему донесли, что Юсуп уже в Коканде, он приказал Насырову заседлать лошадей.
– Куда поедем?
– спросил Насыров.
– В Гальчу… - коротко сказал Хамдам.
Он ехал туда точно к оракулу, точно желал посмотреть
Хамдам появился в усадьбе Баймуратова внезапно, без предупреждения.
Увидав гостя, Баймуратов проворно подбежал к стремени, желая помочь Хамдаму. Но Хамдам, не приняв его руки, сам ловко соскочил с коня. Выслушав приветствие, Хамдам отказался от посещения дома.
– Некогда, - заявил он и оглянулся по сторонам.
Баймуратов повел гостя через сад. Там, за бахчой, стоял полуразрушенный сарай. Над бахчой, раскаленной солнцем, струился полдневный, слегка дрожащий горячий воздух. В сарае на полу лежали свежие, душистые дыни. Баймуратов расшвырял их ногой и поднял доски пола.
Хамдам подошел к яме, похожей на кувшин с узким горлом, и взглянул внутрь. С трудом он разглядел Садихон в глубине ямы.
Сади прикрыла глаза рукавом отрепья, накинутого на плечи. Даже скудный свет слепил ее. Она сидела, прикованная цепью к стене каменного стока, давным-давно устроенного под сараем. Руки ее не достигали соседних стен. Цепь позволяла ей только лежать или сидеть возле стены.
– Дышит?..
– спросил Хамдам.
– Щели есть!
– ответил Баймуратов.
Хамдам поморщился, вздохнул.
Отекшее, толстое, бледно-желтое тело Садихон напоминало ему большую булку.
– Ничего не жалей!
– сказал он тюремщику.
– Бросай в яму жирное, сладкое.
Баймуратов обещал.
– А как ты думаешь, она все понимает?
– вдруг спросил его Хамдам.
Баймуратов пожал плечами.
– Она молчит?..
– продолжал спрашивать Хамдам.
– Да, - равнодушно сказал Баймуратов.
– Наверное, немая…
«Это она-то! Певунья!..» - невольно подумал Хамдам и опять заглянул в яму.
В обезображенных чертах лица все-таки можно было признать Садихон. Он наклонился ниже над ямой. Сади, услыхав наверху движение, отвела руку от лица, и Хамдам увидел ее глаза. Хамдаму захотелось позвать ее. Он нежно сказал: «Садихон». Вдруг Сади плюнула ему в лицо и крикнула. Хамдам затрясся, схватился за револьвер, но тут же сдержал себя, вытер на щеке плевок и молча вышел из сада. Следом за ним тащился хозяин. Но Хамдам забыл про него, он вскочил на коня и точно бешеный помчался по дороге. Вслед ему поскакал Насыров.
«Не мучай. Так тебе и надо…» - подумал он про Хамдама.
12
Юсуп исколесил весь Беш-Арыкский район. Ночи он проводил в первой попавшейся по пути чайхане. Но и здесь часто не удавалось ему отдохнуть. Да и не до отдыха было. Встречаясь с людьми, он хотел вычерпать их до дна, не уставая расспрашивал их и за эти несколько дней узнал столько, что даже в год ему не узнать бы, если бы он сидел в Ташкенте.
Пыльный, грязный, полуголодный, он добрался до ночлега, перегруженный такими впечатлениями, что не сразу мог уснуть…