Это проклятое ремесло

Дар Фредерик

Спинным мозгом я почувствовал нечто вроде короткого замыкания. Куколка была блондинкой с очаровательным загорелым личиком и сверкающими зубками. Она могла рекламировать одновременно зубной порошок, шампунь, крем для лица и прочую косметику. Ее глаза — если вы любите поэзию, то немного не помешает, — были похожи на две незабудки (я сегодня в форме, не правда ли?). Я снял очки, чтобы показать ей свою настоящую витрину, и послал ей чарующую улыбку.

Медленно обогнув круглую ограду, я очутился рядом с красоткой. Она стоила такого

вращения, поверьте мне на слово! Настоящее божество!

Куколке было лет тридцать! А какой у нее был задочек! От него можно загореться! Такой паре округлостей необходим крепенький мужичок, чтобы объяснить тайну бытия.

На ней костюм серого мышиного цвета, сапоги, сумка и перчатки вишневые — прямо модная картинка! Конечно, она не изобрела пенициллина, но это ей совсем не обязательно... Какая аппетитная плоть!

На часах шесть вечера. Сейчас в кафе на Елисейских полях почти столь же превосходно сложенная дама ждет не дождется красавчика Сан Антонио.

Куколка из-под ресниц наблюдает за моим приближением. Когда мы касаемся локтями, она, показывая на медведей, говорит мне по-швейцарско-немецки что-то, чего я не понимаю.

— Я не говорю по-немецки.

Она удивлена. Из-за зеленоватой шляпы с фазаньим пером и белого плаща она приняла меня за шваба.

— Вы из Женевы? — спрашивает она.

— Нет, из Парижа... Родился в Бельвиле, то есть я дважды парижанин. Отец овернец, это все равно, что быть им трижды...

Она, разумеется, очарована.

— Вы живете в очень красивом городе, — замечаю я с любезностью, составляющей один из основных элементов моего обаяния.

— В самом деле?

— Да... Конечно, я не провел бы здесь всю жизнь, но на час я нахожу его вполне подходящим...

Она засмеялась.

— Берн очень скучен для иностранца. Тут надо иметь знакомых...

— А я все думаю, не поможете ли вы мне приобрести их?

Мое предложение ей понравилось. Она слегка порозовела. Ее лукавый взгляд раздевал и поедал меня. Жар ее руки разливался по моему телу. Я просто не смог отказать себе в удовольствии представить все, что бы я с ней проделал.

— Вы в отпуске? — спросила она.

— Как сказать.

— Совсем один?

— Увы!

— Вы не женаты?

— Нет, а вы?

Мы уже не обращали внимания на медведей. Обидевшись, те принялись дубасить в железную дверь, ведущую в их жилище.

— Да, — ответила куколка.

И добавила с видом «пользуйся случаем»:

— Мой муж путешествует по Италии...

Хороший человек ее муж! Я с ним не знаком, но не могу удержаться от выражения признательности. Чем может еще побаловать муж современников, как не пуститься путешествовать без жены, когда она так хороша! Я вас спрашиваю?! Я вас спрашиваю неумело, но очень настойчиво!

— И от его путешествий вы, чтобы убить время, глядите на бедных животных?

— Э-э... да.

— А не выпить ли нам по рюмочке чая?

Это перекресток наших отношений. Если она согласится, значит, сегодня вечером я буду занят.

— С удовольствием.

— Тогда командуйте — я только что прибыл и не знаю здесь ни одного заведения.

— Может быть, выберем самое простое — выпьем чаю у меня дома?

Обалдеть можно! Эта женщина выше принципов морали. Она знает, что хочет, и она надеется получить это в рекордно короткое время. Вспомнив свою отроческую застенчивость, я смутился и запротестовал:

— Я бы не хотел затруднять вас.

— Вы меня нисколько не затрудните. Тем более, что я одна дома, моя горничная в отпуске.

Вот что значит сплин женщины! Куколки не должны скучать, иначе добродетель кончится. Если у вас не хватает времени, купите своей полочку для горшков, но не заставляйте ее скучать в одиночестве, потому что тогда вас ждет измена. Впрочем, это не имеет никакого значения. Глупо, когда мужики дерутся из-за того, что их слишком много на одно желанное тело. Если есть для одного, хватит и на дюжину!

— Вы далеко живете?

— Совсем близко. У меня маленький домик...

— Поедем на трамвае?

— Нет, я на машине.

У нее красный «Фольксваген», под цвет ее перчаток. Мы едем по набережной, потом сворачиваем в кварталы маленьких кокетливых домиков. Я доволен собой и шепчу себе об этом, пощипывая ухо. Вот это класс! Дама останавливается у последнего домика. Все стихло. Она вводит меня в свою крепость. Прелестная конура. Шикарные ковры, помпезные картины, тяжелая обивка, массивная мебель... Пахнет затхлостью и деньгами. Хорошо видно, что горничная в отпуске: на всех поверхностях столько пыли, что можно оставлять автограф.

— Извините за пыль, — говорит куколка, — я здесь редко бываю.

Она положила сумку на диван и сняла перчатки. Тишина и полумрак опьяняли. Я обвил ее за тонкую и гибкую талию, а свободной рукой исследовал корсаж. Он содержал все необходимое для соблазнения.

— Как вас зовут, прекрасная дама?

— Грета.

— Чудесно! Все имена, заканчивающиеся на «а», загадочны!

— Вы находите?

— Да.

— А как вас зовут?

— Норбер!

Я ляпнул это имя, решив, что она от него разомлеет... Полный порядок... Куколка подставила мне губки. Они были холодны и тверды. Я постарался разогреть бедняжек и стал подталкивать дамочку в сторону дивана. Она упиралась.

— Нет, нет! Не так сразу! Не так!

Интересно, какого хрена ей нужно? Может, взлететь, как вертолет, стоя ногами в суповой миске, с охотничьим рогом в руках? Я не люблю усложнять. Дайте мне маленькую добрую труженицу, берущуюся за дело с охоткой (так сказать, неутомимо), чтобы отработать свой кусок и не забыть парня в своих молитвах!

Она выскользнула из моих рук.

— Я сейчас приготовлю чай.

— Знаете, я совершенно не настаиваю на горячей воде!

— Тогда что же мы будем пить?