Это вечное стихотворенье...

Соколов Владимир Н.

Гоголь ночью

Как страшно поэтом быть И, зная уже бессмертно, Что время не протопить, Хоть тяга его безмерна, — К глазам подносить ладонь, Тайком подводить итоги, Подбрасывая в огонь Пейзажи и диалоги, Шумящие дерева, Кресты и церквей убранства; Как хворост или дрова — Мосты и куски пространства; Медлительною рукой С начала и с середины — С провидческою строкой Магические картины. И быстро шептать Христу Про мертвые чьи-то души. И знать, что уже растут На стенах глаза и уши. И в ужасе подбегать К печурке. И нос холодный Почти что в нее совать. И в позе сидеть свободной. И видеть, томясь огнем (О, только не дописать бы!), Как ночью горят и днем, Дымясь

вороньем, усадьбы. И, вечный сжигая труд, В слепой созерцать отваге, Как белые буквы мрут На черных витках бумаги. 1981, 1988

Зимнее видение

Смотри, он бежит, он уже не вернется. Уже семимильными стали шаги. Да нет. Он стоит. Он сейчас обернется. Я видеть лица не хочу. Помоги. Опять побежал, отрешаясь от мает. Пурга черно-белая свищет, дымя. Она только два этих цвета и знает. О, как же он бедствовал с ними с двумя. Да нет. Он стоит. Нам пора поравняться! Но он уже там… он почти на углу… Сейчас завернет… И опять удлиняться Пространство начнет, исчезая во мглу. Кто это? Поэт, застрелившийся дома? Или демонический тот режиссер, Который открыл обнаженье приема И как на распятье себя распростер? Сужается улица в даль коридора, Где стены и лампы сводили с ума, И тени, как ужас самооговора, В развалины преображают дома. Я встал. Эти зданья в роящемся дыме, Как тверди и хляби в начале начал, Уже были вечностью… Раньше за ними Я этого, кажется, не замечал. 1988

«Несколько дней назад…»

Несколько дней назад Выпал огромный снег. В преображенный сад Лес глядит из-под век. Несколько дней назад Выпал пушистый снег. Несколько дней назад Я совершил побег. Несколько дней назад, Несколько дней назад Выпал волшебный снег, Лес полонив и сад. И подошел мороз К тающему окну И разветвился вдруг Ветками по стеклу. Пальмы белели там С елками пополам, Веточки и стволы Самой седой иглы. И я пошел туда, В праздник ветвей и льда, Тропочку продышал — Весь туда убежал. Ты в этот миг вошла. «Где же ты?» — позвала. Нет меня. Пуст наш дом. В саде, в лесу я в том. Видишь ли, в этот сад Несколько дней назад Выпал волшебный снег. Несколько дней назад. Я продышал кружок, Видимо, неспроста. И сквозь него ушел В сказочные места. Так и брожу я там, Жду, когда ты придешь, Там, где по всем кустам Инеевая дрожь. Я по тому снежку В наши вернусь места, Лишь к моему кружку Ты приложи уста. Несколько дней назад Выпал огромный снег. Несколько дней назад Я совершил побег. Это короткий путь. Просто меня вернуть. Я ведь и сам вернусь, Только лишь оглянусь. <?>

Другу

Сергею Наровчатову

1. «Ты одет был словно бы на выход…»

Ты одет был словно бы на выход В шумный аплодирующий зал… Мы друг в друге не искали выгод, Просто каждый — понимал и знал. И, остановившись на мгновенье, Словно в миг, что навек ускользал, То ль тепло, то ль строго ты сказал: Посвяти мне, брат… стихотворенье. … … … … … … … … … … … … … … И теперь во сне иных ночей: Уходящего его увидя, Я кричу ему: «Сергей! Сергей!» Не оглядывается. Как в обиде. Что-то я ему недосказал. Что-то он недосказал… Гадаю. Иногда мне кажется, что знаю, Иногда — что вовсе не знавал. А ведь сколько раз мы полусловом, Полувзглядом… В шуме и вдвоем. А подробно — о былом, о новом, Будет час, поделимся потом… Вот он — час! И тут же, полусонно: Надо, надо, надо позвонить! …Телефон — как слепок телефона… Муза, в смерти некого винить. Муза, дружба сердце так же греет. Не пытай меня. Я все скажу. Я на трубку руку положу, И рука на миг оледенеет.

2. «Я вчера не хотел просыпаться…»

Я вчера не хотел просыпаться. Мне товарищи снились мои. Те, с которыми ни повидаться, Ни поспорить, зови не зови. Это так гипнотически было, Что как будто и не было сном. Нас действительность вместе сводила И усаживала за столом. Я рассказывал

без перерыва Им уже неизвестные дни. И от счастья, что все были живы, Улыбался, почти как они. Сразу вместе цветы и снежинки Нас дарили вниманьем своим. Смерти не было. Были поминки По живым, по живым, по живым… <?>

Вальс о родине

Серый денек. Белый летит снежок. Сердце мое Он на лету обжег. Помнишь ли ты Наш удивленный сад, Наши мечты Тысячу лет назад. Я по тебе Буду грустить всегда. Помни о том, Помни во все года. Перешагни Через один пролив, Переступи Через один разлив. Желтый денек. Белый летящий шар. Переступи Через один пожар. Я здесь один, Ветки твоей побег. Между чужбин Русский порхает снег. Белый снежок, Белый летит снежок. Сердце мое Он на лету обжег. Помнишь ли ты Наш убеленный сад? Наши мечты Тысячу лет назад. Я по тебе Буду грустить всегда. Помни о том, Помни во все года. <?>

Две мартеницы [7]

1. «Я и за то еще тебя люблю…»

Марианне

Я и за то еще тебя люблю, Что и тебе, как мне, давно знакома Похожая на изгнанность из дома Пробежка по ночному февралю. Когда следы темны на тротуаре И белый пух сквозит из черноты Там, где друг друга двое миновали. Он не решился? Испугалась ты? Но я тебя люблю еще за то, Что ты, в осеннем выбежав пальто, Со мной в февральской замети стояла И верила тому, что за углом Уже весна по веткам бьет крылом, И от стихов в мороз не угасала. Я заслонял тебя лишь рукавом. Все говорило: он солжет не охнув. Но — через день! И в зеленях, и в охрах На напряженных ветках сжатый лист Подрагивал… И был с карнизов мокрых Щепотками набросан птичий свист… А для людей снега еще гостили, Что было, впрочем, в очень старом стиле.

7

Мартеница — принятое в Болгарии поздравление с весной.

2. «Взгляд твоих черных ресниц, Дора…»

Доре Боневой, болгарской художнице

Взгляд твоих черных ресниц, Дора. Взгляд твоих черных ресниц, Так перепархивающих скоро С легкостью чутких птиц С меня, призадумавшегося надолго, Глядя в твое окно, — Взгляд твоих черных ресниц, Дора, С меня и на полотно! Он так перепархивал потаенно, Ресниц твоих взмах живой, Как будто два бархатных махаона Летали передо мной. Когда же ты мне портрет показала, Двух слов я не мог связать. Все то, что от зеркала ускользало, Там было… Не рассказать. Как будто в руке напевала скрипка! Так полно явил твой холст, Где радость моя, где моя ошибка, Где Шипка, где Орлов Мост. С портрета глядел я на два простора Болгарских и русских лиц. Вот что он открыл во мне, Дора, Дора, Взгляд черных твоих ресниц. Я мартеницу тебе посылаю, Клонясь пред искусством ниц. И, как твой портрет, одно повторяю: Взгляд черных твоих ресниц… <?>

Владимир Соколов

Художник Дора Бонева. София. 1983

«Я должен взрыть сухую гладь бумаги…»

Я должен взрыть сухую гладь бумаги, Ее немеющую белизну — Пласт отвалить, темнеющий от влаги, За ним другой — во всю ее длину. И верхний край разрыхленной страницы, Почти предел, обрыв и окоем, Заставить вдаль, заставить ввысь продлиться, Опять настаивая на своем. И если галочки особой цели В горячей спешке ставить на полях, То лишь затем, чтоб галками взлетели Они над полем прямо на глазах. Я еще смутно знаю, что посею, И все ж подозреваю, что пожнет Тот, кто к стиху прильнет душою всею, В грядущем встретится с душой моею И призрачную руку мне пожмет. <?>

«Я устал от двадцатого века…»

Валентину Никулину

Я устал от двадцатого века, От его окровавленных рек. И не надо мне прав человека, Я давно уже не человек. Я давно уже ангел, наверно, Потому что, печалью томим, Не прошу, чтоб меня легковерно От земли, что так выглядит скверно, Шестикрылый унес серафим. 1988