Это всё из-за тебя
Шрифт:
Меня разрывает. Тут или не тут? Идти дальше или оставаться? Если там, почему не выходит… Не шевелится. А если там нет? То мы теряем время. Складываю руки по бокам от губ, сооружаю некий рупор и ору «Аня». В ответ тишина, полная моего бессилия и отчаяния. Да, представляете. Я, блять, в отчаянии. Уже начало другого дня. Ровно сутки с момента её пропажи. Усталость сказывается. Бессонная ночь тоже. Через час к нам уже подтягиваются остальные, по мере их удаленности и возможностей. Наваливаемся и отодвигаем. Действуем слаженно. Еще пятнадцать минут и освобождаем хоть какой-то кусочек для прохода. Первым влетаю туда. Включаю фонарик и обнаруживаю Аню у стены с мхом.
– Она тут! – кричу ребятам, укутывая Аню в пуховик. – Она без сознания.
Ребята следом заходят. Меня отодвигают в сторону. Что-то суют ей около носа, укладывают горизонтально.
– Нужно снять мокрую одежду и укутать её. – говорит Яна из команды спасателей. Отодвигает в сторону меня. Садится на моё место. Тина переодевает. Я бы сам себе позавидовал, когда увидел бы её голой, но, черт возьми, сейчас не та ситуация. Но то, что она охуительно красивая, вне сомнения. На живот ей кладут теплую грелку. Делают искусственное дыхание и массаж сердца. Пока она слабо не подает сигналы, что приходит в себя. Укутываем в пуховик и несем к машинам.
– Её надо в больницу, – говорит Мама Нику. Но я всё слышу и включаюсь, укладывая Аню на заднее сиденье вместе с Тиной.
– Не надо. В больнице это перестанет быть анонимностью. – перебиваю их.
– Кирилл. Ну, узнают родители. Ну, поругают. На то и родители, но она их ребенок. – вклинивается Алевтина Георгиевна.
– Нет. Я её в обиду не дам. – машу головой.
– Настолько всё плохо? – спрашивает Тихомирова старшая. Моего кивка головы хватает, чтоб отпустила. Включаю обогрев и везу Аню домой к родителям. Попутно вызываю семейного врача.
17
А может, там и не было ничего. Анна Бурцева.
Просыпаюсь от того, что мне жарко и чьё-то дыхание опаляет мне щеку, а чужая рука вальяжно лежит поверх пухового одеяла с белыми цветами и прижимает меня к его телу. Аккуратно поднимаю верх одеяла и заглядываю под него. Я в спортивном топе и трусиках. Значит, кто-то меня раздел. Опускаю одеяло и поворачиваю голову. Там Кирилл собственной персоной. Сейчас как никогда расслабленный и милый. Такой, что сердце екает и сжимается. Не удерживаюсь от улыбки. Рассматриваю его вблизи. Ещё больше влюбляюсь.
Лежу настолько тихо, чтобы его не разбудить. Хочется подольше продлить этот сон, в котором мне нравится находиться. Ведь реальность куда ужаснее. Но всё равно возвращаться приходится. Зажмуриваюсь. Последнее, что вспоминаю, как выбегала из академии, увидев Кира с Алиной. Как убегала от парней и потеряла телефон. Как забрела в какую-то постройку, чтобы согреться, но уснула.
Боже. Я все еще тут. Но Кир рядом. Во снах. Так не хочется расставаться. Тут он такой родной, а там, за порогом этого сна – предатель. Сама себя призываю от него отказаться и резко распахиваю глаза, как пластырь срываешь с раны. Резко, чтобы мозг еще не проанализировал всю степень боли. Только вот получается то же самое. Я лежу на той же кровати и рядом Сомов. И это вовсе не сон, как я думала, а реальность. В голове масса вопросов и противоречий. С одной стороны, мне нравится, что он рядом. С другой – мне не хочется, чтобы касался хоть как-то. Это он был с другой, а не я. Да, мы не обещали друг другу верность. И наши отношения и вовсе дружеские. Но черт… Неужели он не понимает, что я его люблю. К этому умозаключению прихожу и ужасаюсь.
Осматриваю комнату. Она светлая и уютная. Серые обои по бокам и перед кроватью. А над изголовьем двуспальной кровати обои с черными линиями, больше похожие на рисунок цветов. Очень стильно и органично. Белые тумбочки у кровати с металлическими ручками. Такая же дверь. Белый шкаф и письменный стол у окна. Металлического оттенка шторы. Много деталей яркого оранжевого и теплого бежевого оттенка, что придает комнате уюта. Много статуэток, вазочек на полках. И ярких подушек на софе недалеко от кровати. Стеклянный шкаф с книгами. Там красуются статуэтки. Мне тут нравится. Тут чувствуется женская рука. Все обустроено с любовью. Это видно в каждом уголке. Пусть может и не на своем она месте, но делали с любовью.
– Доброе утро. – произносит хрипло Кирилл, когда замечаю, что он уже поменял положение и теперь лежит на боку, подставив под голову руку.
– Доброе. – хрипло отвечаю и морщусь от боли в горле. – Кто меня раздевал? – спрашиваю Кира, натягивая одеяло до подбородка.
– Я. – отвечает и усмехается. Смешно ему. А мне ужасно стыдно. – Прости, но это были необходимые меры.
– Как ты меня нашел? – спрашиваю то, что мне важно, пока Кир поднимается с кровати и натягивает футболку. А я сажусь на попу, облокачиваясь на спинку кровати, зажимая одеяло подмышками, и удерживаю для надежности руками. Слежу за его действиями.
– С трудом и очень долго. Всем поисковым отрядом прочесывали лес, – говорит Кир, присаживаясь на край кровати около меня. Прикладывает руку ко лбу.
– Измерь. – протягивает градусник.
– У меня нет температуры. – отодвигаю его в сторону. Но следом действует неожиданная реакция Кира, что я взвизгиваю. Он резко переворачивает меня на живот и проходится звонким шлепком по ягодице. Это больно и возбуждающе одновременно. Тело пронизывает настолько, что каждая клеточка становится сверхчувствительной и возвращает в обратное положение как раз в тот момент, когда заходит его мама.
– Доброе утро, – с широкой улыбкой говорит Екатерина Владимировна, присаживаясь на то же место, где только что был Кир. – Как ты себя чувствуешь, дочка? – заботливо спрашивает. Так, что аж спазмом сводит. Слезы к глазам подкатываются, увлажняют их. Застилают пеленой.
– Ну что ты, дочка… что ты, – приговаривая, обнимает меня мама Кирилла. Так тепло и хорошо становится. – Давай мы сейчас с тобой померим температуру, а потом ты спустишься к нам за стол. Я супчик тебе приготовила и пряники с лавандовым сиропом. Кирилл сказал, что ты их любишь, – мотаю головой в знак согласия и забираю градусник. – Отдохнешь у нас, и все наладится.
– Мам, вообще-то нам поговорить нужно, – вставляет Кир.
– Довел девочку, изверг, – сурово говорит тетя Катя. – Дай ей в себя прийти. Никуда твой разговор не денется, – отсекает мама.
– Ну вот, тридцать семь и два, – всматриваясь в градусник, отвечает тетя Катя. – Жаропонижающее пить еще рано, а супчик можно. От него станет легче. Одевайся и спускайся на кухню за стол.
– Хорошо, спасибо, – глухо произношу из-за боли в горле. Вот тебе и прогулялась под дождем. Здравствуй, ангина. Домой возвращаться не хочется. Мать бурчать будет. Отец так, наверное, вообще в ярости. Звонили, наверное. Телефон. Точно. Я ж его потеряла. Зажмуриваюсь и скулю тихо. На новый моих запасов не хватит. Учитывая, что маленькую помощь я всё же внесла Тине, хоть она и упиралась. Но вспоминая, сколько раз она меня выручала – это капля в море. А на новый телефон родители точно не раскошелятся. Боже, надо же было так вляпаться. Уже скулю громче.