Этот добрый жестокий мир (сборник)
Шрифт:
К тому же мальчик, который мне нравится, вовсе не виноградарь.
У него непослушная копна рыжих волос, большие ступни, огромные кулачищи и пара самых прекрасных глаз в мире над красным носом-картошкой.
Он — клоун. Хотя ума не приложу, как лесби-пара из агротехника и генинженера умудрилась завести себе такого странного малыша. Возможно, на самом деле все просто и виной всему — запутанные отношения взрослых между собой, и я просто еще слишком мала, чтобы в этом разобраться.
Но вопрос, что делать клоуну на аграрной планете, никак не дает мне покоя.
А что на этой планете делать мне?
Я
Мои ноги и руки почти настолько же функциональны, как руки и ноги моих братьев. Почти — но не совсем. Да, у меня примерно такие же широкие стопы, и — да, пальцы моих рук только немного короче, чем у мужчин нашей семьи. Обоняние лишь чуть-чуть менее острое и позволяет определять время брожения вина с точностью до полусуток. Но этих «почти» и «немного» как раз хватает для того, чтобы я оставалась балансировать на самой границе понятия «функциональность».
У женщин в профессионально-специализированных родовых подвидах вроде нашего одна роль. Зато основная и главная. Рожать новых специалов.
И мне иногда кажется, что лучше убить себя, чем всю жизнь по команде из столицы рожать новых и новых виноградарей. Я смотрю на свою маму, а вижу свое будущее.
Это ужасный узкий коридор всеобщей — на весь остаток жизни — предопределенности существования.
Не хочу.
Это нежелание совершенно нерационально. Непонятно, как эта поведенческая аберрация прокралась в мою генетически настроенную психику.
Но так случилось.
Виноградари — мультипримитивы. Представители этой спецветви человечества более специализированы, чем, например, пахари или корчеватели, и стоят в специализационно-функциональной иерархии нашего мира на одной ступени с хлеборобами или фруктоводами. Но родители странного пацана, живущего через дорогу от нас, высокоспециализированные полиуниверсалы, забрались по этой лестнице куда выше нас.
Это не их заслуга. В обществе, члены которого суть продукты генетической инженерии, сложно говорить о чьих-то заслугах. Наше место в общественной структуре запрограммировано нашими генами. Точка. Ни вверх, ни вниз сместиться не удастся — не позволит четкая упорядоченность ячеек клетки из генетики и обреченности, в которой все мы живем.
Падение со своего яруса иерархической пирамиды вполне себе возможно — если обнаружить свою абсолютную нефункциональность и бесполезность на том месте, которое еще при зачатии тебе указали законы евгеники, общественные потребности и та рулетка, которая разбрасывает мятущиеся во мраке небытия сознания по телам из плоти, крови и достижений генетической инженерии.
Лентяев, лузеров, неумех и прочий генетический брак приспосабливают к общественно полезным работам, в которых специализированность не важна. Кто-то же может помогать спецам-дворникам, ассенизаторам, мусорщикам. Быть на подхвате у посудомойщиков в общественных столовых, и уборщиков, и грузчиков в пунктах соцобеспечения, на складах и прочих столь же важных местах.
Роботы? Не смешите меня.
Роботы никогда не смогут заменить даже самое бестолковое из биологических существ. Самый безынициативный лежебока в тысячу раз эффективнее робота — его не надо сложнейшим образом программировать, постоянно тестировать и чинить. Кроме того, в нашем обществе
Создайте настолько же уникальных и совершенных роботов, и вы — Господь Бог. Или Мать-природа. Наши генинженеры только вносят правки в творения природы, взламывая генетический код.
В результате из универсального хомо сапиенс появляемся на свет мы — специалы. Все более и более специализированные, все дальше и дальше уходящие от исходного гено- и фенотипа.
Каждый из подвидов неолюдей идеально приспособлен к тому роду занятий, под который создавался. Рыбоводы с Океаниды плавают и ныряют быстрее своих подопечных — супертунцов и мегакальмаров, ориентируясь в глубинах планеты-океана при помощи эхолотов, в которые трансформировались пазухи их черепов. Хлеборобы Персефоны, похожие на огромные комбайны из далекого прошлого, перерабатывают солому срезанных модифицированными резцами колосьев в энергию для своих громоздких тел, а обмолоченное зерно мелют в разнофракционную муку жерновами, которые заменили им зубы, и отправляют в бездонные бункеры защечных мешков. Слепые рудокопы Гефестиона голыми руками пробивают штреки в сверхпрочных недрах своей железной планеты, за один присест вынося на поверхность по многу тонн обогащенной руды в горбах своих тел-кузовов.
Все это пугающее разнообразие не мешает нам оставаться людьми.
Мы все так же способны чувствовать, радоваться жизни и даже любить. Любить не только внутри ниши своей специализации, отыскивая избранника исключительно в среде подобных себе специалов. Человеческие особи способны скрещиваться меж собой и давать жизнеспособное потомство. При этом пол и физиологическая совместимость для него, потомства, особенного значения не имеют. То, что может помешать полноценности взаимного удовольствия, совершенно не помеха зачатию и развитию потомства.
У единородных спецов рождаются детишки — копии пап и мам, такие же узкоспециализированные, как они сами. У гомопар рождаются исключительно мальчики или девочки, в зависимости от пола родителей. Гентехнологии им в помощь. Если, к примеру, тот же пресловутый Рбышек предпочтет в дальнейшем женской ласке сильное мужское присутствие в своей жизни — без потомства он не останется. Просто оно будет однополым, суровым и очень мужественным. Прирученная человеком лояльная генетика не даст законам природы ни малейшего шанса.
А вот каким будет потомство разноспециализированных пар — можно только гадать. Без спецкор-рекции на ранних сроках результат может оказаться совершенно непредсказуемым.
За одним-единственным исключением.
Когда один из родителей — цирковой.
— Ты ведь незаконнорожденный, верно, Аксель?
— С чего ты это взяла?
Аксель повернулся ко мне, перестав таращиться в голубое, с кудряшками облаков, небо. Травинка, которую он жевал, замерла меж крупных зубов. В голубых глазах, очень ярких на белом-пребелом лице, появился неподдельный интерес.