Этот неподражаемый Дживз
Шрифт:
– Я испытал адские муки, Берти. Но сейчас, э-э-э, я воспрял духом. Послушай, Берти, что ты здесь делаешь? Я не знал, что ты знаком с владельцами Твинг-холла.
– Я? Да что ты, я знаю их с детства.
Малыш Бинго резко скинул ноги на пол, стукнув каблуками.
– Ты хочешь сказать, что давно знаком с леди Синтией?
– Конечно! С тех пор, как ей исполнилось семь лет.
– Великий боже!
– воскликнул Бинго. Впервые за весь разговор он посмотрел на меня так, будто я чего-то стоил, и тут же поперхнулся дымом.
– Я люблю эту
– Само собой. Очень приятная девушка.
Он посмотрел на меня с отвращением.
– Не смей говорить о ней таким мерзким, безразличным тоном! Она ангел! Ангел! Она что-нибудь говорила обо мне за обедом, Берти?
– О, да.
– Что?
– быстро спросил он.
– Всего не помню, но она сказала, что ты красивый молодой человек.
Малыш Бинго закрыл глаза. На лице его появилось выражение исступлённого восторга. Затем он взял блокнот с покрывала.
– Поди погуляй, старичок, будь умницей, - сказал он каким-то далёким голосом.
– Мне надо немного посочинять.
– Посочинять?
– Стихи, да будет тебе известно. Как бы я хотел, разрази меня гром, - не без горечи заявил он, - чтоб её звали не Синтия, а как-нибудь иначе. Во всём проклятом языке нет ни одного слова, которое рифмовалось бы с Синтией! Боже великий, чего бы я только не сотворил, если б её звали Джейн!
На следующее утро я только открыл глаза, радуясь красивым солнечным зайчикам на туалетном столике и недоумевая, куда подевался Дживз, как на мои ноги опустилась какая-то тяжесть и голос малыша Бинго сотряс воздух.
– Уходи, - сказал я.
– Оставь меня в покое. Я не могу ни с кем общаться, пока не выпью чаю.
– Когда Синтия смеётся, - изрёк малыш Бинго, - голубеют небеса, соловьям в ночи неймётся, песня жаворонка льётся и творятся чудеса, когда Синтия смеётся.
– Он откашлялся и поехал в другую сторону.
– Когда Синтия печальна:
– Какого чёрта! Что ты бормочешь?
– Я читаю тебе поэму о Синтии, которую написал ночью. Продолжать?
– Нет!
– Нет?
– Нет. Я ещё не выпил чай.
В этот момент Дживз вошёл в спальню, и я с радостным криком схватил с подноса чашку живительной влаги. После нескольких глотков мир приобрёл свои привычные очертания, и даже Бинго стал выглядеть не так омерзительно, как раньше. Когда я выпил первую чашку чая, я, можно сказать, родился заново и не только позволил бедному дурачку прочитать до конца его дребедень, но даже покритиковал скандирование в четвёртой строке пятого стиха. Мы всё ещё спорили, когда дверь распахнулась настежь, и в спальню ввалились Клод и Юстас. Одна из причин, по которой мне не нравится деревенская жизнь, заключается в том, что на свежем воздухе суета начинается чуть ли не с петухами. Однажды я гостил за городом у знакомых, которые попытались меня вытащить из дому в половине седьмого утра, чтобы искупаться в озере. Слава богу, в Твинг-холле меня знают и не мешают завтракать в постели.
Казалось, близнецы были рады меня видеть.
– Добрый старый Берти!
– воскликнул
– Наш человек!
– подтвердил Юстас.
– Преподобный сказал нам, что ты приехал. Я не сомневался, что, получив моё письмо, ты примчишься как угорелый.
– На Берти всегда можно положиться, - согласился Клод.
– Спортсмен от кончиков ногтей до корней волос. Бинго тебе всё рассказал?
– Нет, конечно. Он:
– Мы разговаривали на другие темы, - торопливо перебил меня малыш Бинго.
Клод стянул у меня последний кусок хлеба с маслом, а Юстас налил себе чашку чая и уселся на кровать.
– Сейчас я тебе всё объясню, Берти. Как ты знаешь, нас тут девять человек. Живём как на необитаемом острове и занимаемся у старого Хеппенстолла. Само собой, нет ничего интереснее, чем изучать классическую литературу в сорокаградусную жару, но отдохнуть тоже хочется, а в этой жуткой дыре, будь она проклята, нет никакой возможности как следует расслабиться. Слава богу, Стегглзу - он тоже в нашей группе - пришла в голову блестящая мысль. Вообще-то Стегглз жалкая личность, и всё такое, но надо отдать ему должное, идея что надо.
– Какая идея?
– Ты ведь знаешь, что в округе навалом священников. В радиусе шести миль расположена дюжина деревушек, и в каждой деревушке имеется церковь, а в каждой церкви имеется священник, а каждый священник по воскресеньям читает проповеди. В воскресенье на следующей неделе - двадцать третьего числа - мы хотим устроить соревнование под названием "Проповедь с гандикапом". Надежный распорядитель, как на скачках, будет наблюдать за каждым священником, и тот, кто прочтёт самую длинную проповедь, будет считаться победителем. Стегглз букмекер. Ты изучил скаковую карточку, которую я тебе прислал?
– Я ничего в ней не понял.
– Олух царя небесного, там чёрным по белому были написаны гандикапы и шансы участников, на которых делаются ставки. Я захватил с собой копию на тот случай, если ты потерял письмо. Изучи её самым внимательным образом. Дживз, старина, не хочешь проявить спортивный дух и нажить немного денег?
– Сэр?
– спросил Дживз, который только что принёс мне завтрак.
Клод объяснил ему положение дел. Удивительно, как Дживз сразу во всём разобрался. Но он лишь покачал головой и отечески улыбнулся.
– Благодарю вас, сэр. Я воздержусь.
– Но ведь ты с нами, Берти?
– спросил Клод, уворовав с тарелки ломоть бекона и кусок булки.
– Изучил карточку? Ну как, прояснилось в голове?
Дурацкий вопрос. Мне всё стало ясно с первого взгляда.
– Нет сомнений, старого Хеппенстолла никто не сможет обскакать, - сказал я.
– Его дело в шляпе. По всей Англии не найти священника, который смог бы дать ему восемь минут форы. Твой Стегглз самый настоящий осёл, если он даёт ему такой гандикап. Да что там говорить! Когда я здесь жил, старик никогда не проповедовал меньше получаса, а одна из его проповедей, о Братской Любви, продолжалась сорок пять минут, и ни секундой меньше. Может, с годами он утратил свой пыл?