Этюд в багровых тонах
Шрифт:
Далеко на востоке медленно взошло солнце, и одна за другой, словно праздничные огни, вспыхнули огромные горные вершины, заливаясь алым сиянием. Это величественное зрелище подняло дух беглецов, придавая им новые силы. У горной речушки, которая обрушивала свои воды в ущелье, путники сделали привал, напоили лошадей и наспех позавтракали. Люси и ее отец хотели отдохнуть еще немного, но Джефферсон Хоуп был неумолим.
— За нами уже наверняка пустились в погоню, — сказал он. — Все зависит от нашей быстроты. Вот доберемся до Карсона и можем отдыхать хоть до конца своих дней.
Весь день беглецы пробирались по ущельям и к вечеру, по их расчетам, оторвались от погони миль на тридцать. На ночь, чтобы хоть как-то защититься от ледяного ветра, они устроились под нависшей скалой, где, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее, на несколько часов предались сну. Однако они встали еще до рассвета и снова пустились в путь. Никаких признаков погони не было видно, и Джефферсон Хоуп начал подумывать о том, что, похоже, они находятся уже вне пределов досягаемости ужасной организации, гнев которой они навлекли на свою голову. Однако он и понятия не имел, насколько эти железные руки длинные и как скоро они схватят беглецов и уничтожат их.
К полудню второго дня их скудный запас пищи подошел к концу. Однако Джефферсона Хоупа это не сильно беспокоило, потому что в горах такое было обычным делом и ему не раз приходилось добывать себе пропитание с помощью ружья. Выбрав укромный уголок для стоянки, он сложил горкой несколько сухих веток и развел яркий костер, подле которого его спутники могли согреться, потому что находились они на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря и воздух здесь был сухим и морозным. Стреножив лошадей и попрощавшись с Люси, охотник закинул за спину свое ружье и отправился на поиски какой-нибудь добычи. Обернувшись, он бросил взгляд на старика и девушку, которые склонились над костром, позади них спокойно стояли три лошади. Затем, свернув за скалу, он потерял их из виду.
Он прошел мили две, перебираясь из одного ущелья в другое, — и все тщетно, хотя по царапинам на коре деревьев и по некоторым другим признакам он заключил, что в этих местах живет немало медведей. Наконец после трех часов бесплодных поисков, упав духом, он решил возвращаться ни с чем, но вдруг увидел перед собой нечто такое, отчего его сердце радостно забилось.
На краю крутой скалы, в трех-четырех сотнях футов над ним, стояло напоминающее овцу животное, которое, впрочем, имело пару огромных рогов. Этот снежный баран — а это был именно он — являлся, похоже, дозорным стада, которого снизу охотнику было не видно. К счастью, баран смотрел в другом направлении и не заметил опасности. Джефферсон Хоуп лег на живот, пристроил ружье на камне и долго целился, прежде чем нажать на курок. Баран взвился на месте, сделал еще несколько шагов по краю обрыва и рухнул вниз.
Баран оказался слишком большим и тяжелым, чтобы нести его целиком, поэтому охотник взял лишь баранью ногу и часть бараньего бока. Дело было уже к вечеру, и Джефферсон Хоуп, взвалив добычу на плечи, поспешил назад, к лагерю. Однако, едва начав свой обратный путь, он обнаружил, что все далеко не так просто. Выяснилось, что в охотничьем пылу он забрел в места совсем ему незнакомые, и теперь не очень-то понятно, как вернуться назад. Ущелье, где он находился, разделялось на несколько лощин, которые были так похожи одна на другую, что отличить их было невозможно. Пройдя по одной из лощин около мили, Джефферсон Хоуп оказался у совершенно незнакомой ему горной речушки. Сообразив, что выбрал неверный путь, он вернулся и пошел по другой лощине, но результат был таким же. Быстро надвигалась ночь, и уже почти в полной темноте он нашел наконец знакомую ему лощину. Но и тут было нелегко отыскать верную тропу, так как луна еще не взошла, а нависавшие с обеих сторон склоны лишь усугубляли и без того почти безнадежное дело. Однако молодой человек, с тяжелой ношей на плечах и утомленный долгими поисками, продвигался все дальше и дальше, поддерживая свой дух мыслью о том, что каждый шаг приближает его к возлюбленной девушке и что он несет с собой запас провизии, которого хватит до конца пути.
Наконец Джефферсон Хоуп добрался до того самого ущелья, где оставил своих спутников. Даже в темноте он узнал очертания скалы, которая прикрывала вход в ущелье. Наверняка, ожидая его, они тревожатся, думал он, ведь он отсутствовал почти пять часов. На душе у него стало легко, он приложил руки ко рту и, возвещая о своем возвращении, издал радостный клич, который эхом покатился по горам. Охотник замолк и прислушался в ожидании ответа. Однако, кроме этого многократного эха в диком, безмолвном ущелье, ухо не уловило больше ни звука. Он крикнул еще раз, погромче, и вновь не услышал ни звука от своих друзей, которых оставил здесь совсем недавно. Его охватил неизъяснимый, безымянный страх. В смятении духа Хоуп бросил свою драгоценную добычу на камни и поспешил дальше.
Завернув за скалу, он тут же увидел место, где разжигал костер. Там еще тлели головешки, но, по-видимому, с тех пор как он ушел, за костром никто больше не следил. Вокруг стояла все та же мертвая тишина. Подозрение переросло в уверенность, и Хоуп устремился вперед. Подле догорающего костра не было ни одной живой души — ни лошадей, ни старика, ни девушки. Все они исчезли. Было ясно одно: за время его отсутствия здесь случилась страшная беда — беда, которая касается их всех и которая не оставила после себя никаких следов.
Ошеломленный этим ударом, Джефферсон Хоуп едва не потерял сознание, так что ему пришлось опереться на ружье, чтобы не упасть. Однако он был человеком, привыкшим действовать, и вскоре вновь обрел присутствие духа. Вытащив из догорающего костра еще тлеющую ветку, он раздул пламя и с помощью этого факела принялся исследовать место стоянки. Все вокруг было истоптано лошадиными копытами, что говорило о том, что отец и дочь попали в руки большому отряду всадников, а расположение следов указывало на то, что они уехали в сторону Солт-Лейк-Сити. Увезли ли они с собой обоих беглецов? Джефферсон Хоуп был близок к заключению, что так оно и есть, как вдруг увидел нечто, что заставило напрячься каждый его мускул. Неподалеку от костра он увидел небольшой холмик красноватой земли, которого явно не было здесь прежде. Без сомнения, это была свежая могила. Молодой охотник подошел ближе и увидел воткнутую в холмик палку, в ее расщепленный конец был втиснут листок бумаги. На нем было написано, коротко и ясно:
ДЖОН ФЕРЬЕ
из Солт-Лейк-Сити,
умер 4 августа 1860 г.
Значит, неукротимый старик, которого Джефферсон Хоуп оставил здесь всего несколько часов назад, мертв, и это вся его эпитафия. Охотник дико оглядывался в поисках второй могилы, но ничего не увидел. Стало быть, похитители увезли девушку обратно в Солт-Лейк-Сити, дабы свершился уготованный ей жребий — войти в гарем сына одного из старейшин. Осознав всю неизбежность этого жребия и все свое бессилие помешать этому, Джефферсон Хоуп пожалел, что не лежит сейчас в могиле рядом со старым фермером.
Однако живой дух молодого человека вновь вывел его из прострации, в которую он впал от отчаяния. Если все теперь для него кончено, то он еще может посвятить свою жизнь делу отмщения. Наряду с беспримерными терпением и настойчивостью Джефферсон Хоуп обладал злопамятностью и мстительностью, которым научился, по-видимому, у индейцев, среди которых ему приходилось жить. Стоя у затухающего костра, он осознал: его неизбывное горе способно утолить лишь полное, всеобъемлющее возмездие, которое он обрушит на головы врагов своими собственными руками. Отныне его железная воля и неистощимая энергия будут устремлены к одной цели. Мрачный, с побелевшим лицом, Джефферсон Хоуп побрел туда, где бросил свою добычу. Там он разжег небольшой костер и зажарил столько мяса, сколько хватило бы ему на несколько дней. Он завернул пищу в узел и, хотя смертельно устал, пошел по горам обратно, тропою Ангелов Мщения.