Евпраксия
Шрифт:
Немец согласился:
— Совершенно верно. Но лежит до сих пор непогребённый, так как церковь, что подвластна Папе, не даёт согласия на захоронение по чину императора, ибо был отлучён и предан анафеме.
— Страсть какая! Это ж грех великий — тело не предавать земле. Где же он лежит?
— В маленькой, неосвященной Шпейерской часовне. Тамошний епископ, давний враг усопшего, продолжает упорствовать. А поскольку вы были в хороших отношениях с Урбаном Вторым, то могли бы повлиять на епископа, чтобы он выдал тело. Генрих Пятый просит вас отправиться в Шпейер.
Евпраксия похолодела:
— Ехать
— Отчего? Три недели пути — и мы на месте. К Рождеству возвратитесь на родину.
— Нет, и не просите. Я давно отрешилась от мирских дел.
Герман покачал головой:
— Разве похороны его величества лишь мирское дело? Долг не только гражданский, но и духовный. Вы любили покойного и имели от него сына. Генрих Четвёртый в завещательном предсмертном письме, продиктованном мне лично, всех простил: Конрада и Генриха-младшего, Урбана и вас. Неужели вам, человеку Божьему, трудно простить его в свою очередь и помочь с погребением?
Женщина замялась:
— Я давно простила его... Тоже написала примирительное письмо и передавала с купцами, но оно, к сожалению, опоздало... Я должна подумать. Посоветоваться с родными... Завтра дам ответ.
— Превосходно, я жду.
Вся в смятенных чувствах, Ксюша помчалась в Вышгород к матери. Та была в обычном расслабленном состоянии и невозмутимо сказала:
— Почему не поехать, тэвочки моя? Что плёхой между вами был, всё уже забыл, всё быльём зарос — после драка кулаками нельзя махать. А помочь надо.
— Маменька, голубушка, это тяжело! — на каком-то надрыве выкрикнула дочка.
— А земной жизнь есть вообще тяжёл. Ничего, ничего, ты такая сильный. Оставлять тело без могил — тяжелей ещё. Ты сама себе места не найти, если не поехать.
На обратном пути Евпраксия завернула в Андреевскую обитель — повидаться с Ваской, Катей и Серафимой. Васка уже поправилась и ходила в школу, а сестра никак не могла решить, оставаться ей в Янчином монастыре или перебраться в Печерский. Весть о том, что Опракса до конца года может пропутешествовать в Германии, вроде даже обрадовала её:
— Вот и хорошо, я пока останусь. А потом видно будет.
— И тебя не страшит наше расставание?
— Безусловно, милая, но я верю, что за расставанием будет встреча. Ты должна поехать. А иначе не простишь себе никогда.
Девочка поддакнула:
— Да, поехать надо, только не одной.
— С кем ещё?
— Так со мною.
Евпраксия снисходительно рассмеялась:
— Вот ещё придумала!
— Маменька, пожалуйста, ну поедем вместе!
— Даже не проси! Я сама умираю от страха, как подумаю, что опять отправлюсь за тридевять земель, а ещё за тебя бояться! Нет, останешься дома. Бережёного Бог бережёт. — Посмотрела на Серафиму: — Ну а ты что мне присоветуешь?
Бывшая келейница поддержала общее мнение:
— Да, нельзя не пойти навстречу пасынку. Коль послал сюда человека, значит, ты его единственная надежда. Хочет упокоить отца. Как ему откажешь?
Из груди Варвары вырвался вздох:
— Понимаю: вы правы. А душа отчего-то ноет.
— Ясно: от сомнений. Примешь вот решение — сразу успокоишься.
— Я ещё посоветуюсь с отцом Феоктистом.
Настоятель Печерского монастыря, выслушав её, ласково спросил:
— Дочь моя, что тебя страшит больше — дальняя дорога или нежелание оказать услугу своему давнему обидчику?
— Ах, ни то ни другое, отче. Я на Генриха больше не сержусь. Бог ему судья! К тяготам дороги тоже отношусь трезво. Просто неизвестность меня гнетёт. И разлука с дорогими людьми.
— Стало быть, смирись. Долг превыше страхов. Я благословляю тебя на духовный подвиг. Ты должна вынести невзгоды и свершить святое предназначение. Судя по всему, Небо хочет этого. — И перекрестил её трижды.
Ксюша подчинилась.
Выезжали 30 октября, в мелкий дождик, что считалось благоприятной приметой для отъезда. Герман скакал верхом, а Опракса двигалась в закрытом возке, с небольшим сундучком, где везла необходимые в дороге вещи и лекарства. Вспоминала, как её впервые увозили в Германию — больше двадцати лет назад: пышно, целым свадебным поездом, кавалькадой, с верблюдами... А теперь — скромно, очень буднично и в сопровождении всего пятерых немцев-всадников...
Первую остановку сделали в Житомире. Ужинали вместе в гостином дворе, говорили о ситуации в Германии, об итогах Крестового похода. Евпраксия узнала, что союзные войска европейцев, переправившись на греческих кораблях в Малую Азию, тяжело пробивались с боями к Иерусалиму и в конце концов овладели городом летом 1099 года. Было провозглашено Палестинское христианское княжество, во главе которого встал Готфрид де Бульон. Через год он умер, заразившись тропической лихорадкой, и престол унаследовал его брат. Так что цель вроде бы достигнута и Святая земля освобождена, но неверные окружают христиан со всех сторон, без конца нападают, и приходится посылать на Ближний Восток новые и новые войска для отпора противнику; а энтузиастов всё меньше, денег тоже, и не ясно, сколько Бодуэн сможет продержаться.
— А нашли ли священный сосуд Сан-Грааль? — задала вопрос Евпраксия.
— Я не знаю, не слышал, — отвечал ей Герман. — И признаться, считаю, что его не существует в природе. Это всё легенды из песен трубадуров...
Помолчав, Ксюша попросила:
— Расскажите мне о последних днях Генриха Четвёртого.
Немец посмотрел с неохотой, но потом решил, что нельзя ей отказывать.
— Он, конечно, не признал отлучение от церкви на соборе в Пьяченце, где вы выступали, и продолжил править частью Священной Римской империи, остававшейся у него в подчинении. Даже собирался ехать в Святую землю, чтобы помогать Бодуэну де Бульону, передав бразды правления Генриху-младшему. Но как раз в это время новый Папа, избранный после смерти Урбана Второго, правящий и ныне — Пасхалий Второй, — снова отлучил императора от церкви. И провозгласил императором Генриха Пятого.
— Сын с отцом находился в ссоре?
— Часто враждовали, но не менее часто и мирились. Сын просил отца подчиниться Папе, и тогда конфликт будет разрешён. Генрих-старший вроде бы ответил согласием, и к нему прислали папского легата. Но они сразу же поссорились, и легат отказал самодержцу в отпущении грехов. Рассердился и младший Генрих. Он напал на отца, посадил под арест в замок Бекельхайм, а епископ Шпейерский вынудил монарха подписать отречение. И на съезде в Майнце двадцать седьмого декабря тысяча сто пятого года Генрих Пятый был повторно коронован.