Евпраксия
Шрифт:
Королева Юдита внешне мало напоминала Генриха; только чёрные с проседью волосы и упрямое выражение губ говорили об их родстве; остальные черты лица — ядовито-яркие щёки, небольшой нос и какое-то неестественно мёртвое выражение глаз — отличали их абсолютно. Но зато по характеру сорокапятилетняя немка повторяла брата полностью: вспыльчивая, нервная, грубая и дерзкая. Первый раз увидев невестку, оглядела её презрительно с ног до головы и воскликнула, покривившись: «Пфуй!» — что должно было означать приблизительно следующее: «И от этой вот замарашки братец потерял голову? Недоумок!» Но спросила чинно:
— Вы надолго к нам, ваша светлость?
Евпраксия произнесла скромно:
— Как позволит её величество королева-мать.
— Значит, ненадолго. Вы ведь знаете, что она неизлечимо больна?
Ксюша распахнула глаза от ужаса:
— Нет, помилуйте! Неужели?
— У неё опухоль на шее. Вырезать нельзя, так как рядом расположена становая жила. Но когда шишка разрастётся, перекроет жилу, так свекровь умрёт.
Справившись с волнением, Евпраксия заметила:
— Вы с таким спокойствием говорите об этом!
У Юдиты в глазах всплыло удивление:
— Что же — разрыдаться? Пожила бабушка неплохо, и пришло время на погост.
— Всё во власти Божьей... — подытожила гостья.
— О, так вы святоша? Правда, правда, я забыла, что вас обучали в Кведлинбурге, у моей дорогой сестрицы. Эта ненормальная из любой сделает монашку.
— С матушкой Адельгейдой мы остались в дружеских отношениях. Я взяла её имя, обращаясь в католичество.
— Да, конечно: «императрица Адельгейда»! — И присела нарочито-почтительно: — Ваше императорское величество... разрешите откланяться?.. — Но ушла, повернувшись к ней спиной, с явным пренебрежением. А потом, под наплывом злости, не сказав никому ни слова, снарядила всадника с тайной грамотой к брату Генриху:
«Довожу до сведения, император, что противница Ваша, бывшая жена Адельгейда, пребывает ныне у своей тётки в Агмонде (Штирия). Не хотите ли поквитаться? Ваше слово — и она будет уничтожена».
Разумеется, Евпраксия ничего об этом не знала. Подружившись с тёткой, ездила с ней на моление в Тормов. Вскоре появилась у них новая забота: Паулина призналась, что ждёт ребёнка. Эта новость почему-то развеселила родственниц, и они стали опекать будущую маму, словно та была не простой служанкой, а каммерфрау: заставляли чаще гулять в саду и лесу, угощали фруктами и не разрешали поднимать тяжёлые вещи.
А в конце сентября из Германии возвратился гонец от Генриха. Он привёз два свитка — для Юдиты и Евпраксии. Но коварная дама забрала себе оба и прочла сама. В первом говорилось:
«Добрая сестрица! Несмотря на то что послание от Вас не было подписано, я узнал Ваш почерк. И хочу заверить: если хоть один волос упадёт с головы Адельгейды по Вашей милости, я такое учиню с Вами, что геенна огненная Вам покажется сущим раем. Берегитесь! Несмотря на козни Папы, я ещё при власти и найду силы, чтобы проучить Вас как следует. А за сим примите уверения в искренней любви и предельной нежности». Далее следовал росчерк императора.
Громко выругавшись, бывшая венгерская королева скомкала пергамент и швырнула на пол. Распечатала второй и увидела:
«Здравствуйте, Адель! Я по-прежнему называю Вас этим именем, чем даю понять, что в моём сердце нет обиды. Более того: я молюсь за Вас. Бедная моя девочка! Сколько мук претерпели Вы за последние годы, как Вам было тяжко обвинять меня в ереси! Понимаю и не сержусь. Вы прошли путь на свою Голгофу и очистились, и приблизились к Абсолюту, и терзаниями искупили грех. Как мне одиноко без Вас! Возвращайтесь, прошу, и давайте соединимся вновь. Это не уловка и не хитрый расчёт, чтобы заманить, а потом расправиться. Говорю, словно на духу: Вы — единственная женщина, о которой я мечтаю, как влюблённый юнец. Бросим все дела, устранимся от света, от постылой политики, скроемся в каком-нибудь замке и последние годы жизни проведём вдвоём, как простые люди. Потому что я теперь знаю: власть, богатство, полчища рабов ничего не значат по сравнению с истинной любовью. Вы — и больше никто мне не нужен. Приезжайте — не пожалеете. До конца дней бесконечно Ваш!»
— Он совсем свихнулся! — вырвалось у Юдиты. — Разве это правитель? Жалкий и отвратный слизняк! — И хотела было сжечь оба свитка, но потом подумала: «А пускай эта жужелица прочтёт письмо и узнает о намерениях братца. Может, уберётся отсюда?» Больше всего Юдита боялась, что свекровь пожалует часть наследства Опраксе, и хотела оставить все сокровища у себя одной.
Встретившись с невесткой, холодно сказала:
— Генрих передал мне для вас письмо.
Та мгновенно разволновалась:
— Генрих? Для меня? Как же он узнал?
Королева прикрыла веки:
— У него обширные связи...
— Ах, так это вы ему сообщили?
— Не имеет значения. Он с гонцом прислал два пергамента — мне и вам. Я случайно их перепутала и открыла ваш... Вы уж не взыщите, сударыня.
Евпраксия дрожащими пальцами раскатала послание. Пробежала глазами и испуганно посмотрела на собеседницу:
Я не верю ни единому слову. Здесь ловушка.
Нет, не думаю. Он же уверяет в чистоте своих помыслов. Можете отправиться к Генриху спокойно.
— Я не про него, я про вас.
— Про меня? — Ксюшина золовка вопросительно изогнула бровь. — Что-то не пойму. Вы о чём?
— О пергаменте. Дело ваших рук. Он не настоящий.
— Кто, пергамент?
— Вы его состряпали сами.
Немка рассмеялась:
— Что, и расписалась за императора?
— Разумеется. А печатку подделать не смогли и поэтому мне представили, будто бы взломали сургуч по ошибке.
Королева фыркнула:
— Вы такая же ненормальная, как мой бедный братец.
— Думайте, пожалуйста, что угодно.
Рассердившись, Юдита рявкнула:
— Да поймите вы своими птичьими мозгами — я не опущусь до подлога! Этого ещё не хватало! Если я бы имела намерение вас убить, то могла бы устроить всё намного проще. Пару зёрен мышьяка в пищу — и прощай, Адель! Для чего затевать глупости с гонцами? Нет, моя золотая, свиток подлинный. Памятью моего отца клянусь — императора Генриха Третьего!
Евпраксия молчала. А потом задумчиво ей ответила:
— Мне необходимо подумать. Посоветоваться с тётей Анастасией. — Медленно пошла к выходу. Обернувшись, добавила: — Ив любом случае, раньше весны не смогу выбраться отсюда. Скоро из-за дождей будет не проехать, и к тому же Паулина на седьмом месяце.