Европейская поэзия XVII века

Коллектив авторов

УЖЕЛЬ, ПРЕЛЕСТНИЦА МЛАДАЯ…

Ужель, прелестница младая, Твоей груди остынет зной, Когда, как роза, увядая За монастырскою стеной, Недобрым людям на потребу, Ты плоть свою подаришь небу?! Ах, в тесной келье, в смертной скупе Надежд на будущее нет. Здесь дьявольские зреют муки, Здесь жизни угасает свет. И вина сладостные киснут, Когда тебя в застенок втиснут. От воздержанья печень пухнет, Смерть наступает от тоски. Покуда девственность не рухнет, Мученья девы велики. Так не лишай себя свободы, Укрывшись под глухие своды! Спеши! Найдем другую келью! Амуром дверь отворена. И пусть над нашею постелью Он начертает письмена: «Приют мой да послужит храмом Прекраснейшим на свете дамам!» Ведь грудь твоя — алтарь священный, Ведь благовонье — запах твой. В слиянье плоти сокровенной Свершим молебен огневой, Чтоб под «аминь!» прильнул к тебе я, Блаженной слабостью слабея.

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

Уже

умолк вечерний звон. Работа спит. Проснулся сон. Ведомый солнцем заходящим, Табун бредет на водопой. День завершил свой круг земной, И ночь глаза смежает спящим. Твоя ничтожнейшая тварь, Я сознаю, небесный царь, Сколь нынче был мой путь греховен, Сколь был я нагл, себялюбив, Сколь мерзок, богу изменив, И как я пред тобой виновен! Но крохи милости твоей Неизмеримо тяжелей Грехов, что центнерами мерить! И, как бы ни был дух мой слаб, Молю тебя, твой жалкий раб, В мое раскаянье поверить. О, молви: «Сын мой, ты прощен! Змей-искуситель укрощен. Лишь бог живет в тебе отныне!» И выйду я на верный путь, Существованья смысл и суть Познав в господней благостыне. Я песнь вечернюю свою Смиренно в жертву отдаю Тебе, всех сущих повелитель. В груди моей, небесный царь, Сияет жертвенный алтарь: Ты — душ истерзанных целитель! О Иисусе, царь царей, Всесильный в кротости своей, Заступник мой, моя опора, Явись ко мне и докажи, Что я, отрекшийся от лжи, Спасен от вечного позора. Дух высшей истины! Гряди! Затепли огнь в моей груди, Чтоб средь кромешного тумана И непроглядной темноты Дорогу освещал мне ты — Не жалкий луч самообмана. Ты руку надо мной простер. Но, глядючи в ночной простор, Ищу твой лик тревожным взглядом. И в одиночестве зову Тебя во сне, как наяву: «Отец мой! Будь со мною рядом! Не покидай, великий бог, Меня среди ночных тревог. И пусть, едва сомкну я очи, Твой ангел явится ко мне И оградит меня во сне От ненавистных чудищ ночи. Тебе подвластный одному, Я все бестрепетно приму И все сочту веленьем божьим, Пусть станет в бытии земном Мне этот сон последним сном, А ложе это — смертным ложем. Но если пощадить меня И солнце завтрашнего дня Я восприму, как дар волшебный, То, отогнав недобрый рок, Мне повели проснуться в срок И дай пропеть свой гимн хвалебный!»

ТЕРПИМОСТЬ, СОВЕСТЛИВОСТЬ…

Терпимость, совестливость, миролюбье, честь, Прилежность, набожность, усердие в работе… Ну! Как вас там еще?.. Всех вас не перечесть, Что добродетелями вечными слывете! Клянусь вам, что не я — беда моя виной Тому, что некогда вы овладели мной! Но я служил вам и не требую прощенья! Однако я постиг и понял вашу суть. Спешите же других завлечь и обмануть: Я вновь не попадусь на ваши ухшцренья! О, скопище лжецов, о, подлые скоты, Что сладко о добре и кротости вещают! Спасение сулят погибшим ваши рты, А нищим вечное блаженство обещают. Так где ж он, ваш господь? Где он, спаситель ваш, Который все простит, коль все ему отдашь, Как вы внушаете?.. Где сын его чудесный? А где же дух святой — целитель душ больных? Пусть явится! Ведь я больней всех остальных! Иль маловато сил у троицы небесной?! Личина сорвана, нелепых басен плод! И все ж я сознаю: есть существо над нами, Которое казнит, беду и гибель шлет, И я… я избран им лежать в зловонной яме. Порой оно спешит, чтобы меня поднять, Но вовсе не затем, чтоб боль мою унять, А смертных поразить прощением притворным, То, указав мне цель, влечет к делам благим И тут же мне велит сопротивляться им, Чтоб счел меня весь мир преступником позорным. Так вот он где, исток несчастья моего! Награда мне за труд — нужда, обиды, хвори. Ни теплого угла, ни денег — ничего. Гогочут остряки, меня узревши в горе. В бездушье схожие — заметь! — с тобой, творец, Друг оттолкнул меня, отвергли мать, отец, Я ненавистен всем и ничего не стою. Что породил мой ум, то вызывает смех. Малейший промах мой возводят в смертный грех. Душа очернена усердной клеветою. Когда бы я и впрямь хотя б кого-нибудь Презреньем оскорбил, обидел нелюбовью, Насмешкой дерзкою невольно ранил в грудь Иль отдал бы во власть жестокому злословью,— То, веришь ли, господь, я даже был бы рад, Расплату понеся, навечно кануть в ад Иль стать добычею тех самых темных духов, О коих у твоих прилежных христиан За десять сотен лет в пределах разных стран Скопилось множество пустых и вздорных слухов. О ты, который есть начало всех начал! Что значит поворот вселенского кормила? Скажи, зачем в ту ночь отец меня зачал? Зачем ты сделал так, что мать меня вскормила? Когда б тобой на жизнь я не был осужден, Я был бы среди тех, кто вовсе не рожден, В небытии покой вкушая беспредельный. Но, созданный твоею властною рукой, Вериги нищеты влачу я день-деньской, И каждый миг меня колотит страх смертельный. Будь проклят этот мир! Будь проклят свет дневной! Будь трижды проклято мое долготерпенье! Оставь меня, но вновь не тешься надо мной, Не умножай мой страх! Даруй мне утешенье! Христос, спаситель мой! Я вновь тебе молюсь. В бессилии в твои объятия валюсь: Моя земная жизнь страшней любого ада. Я чую ад внутри, я чую ад вовне. Так что ж способно дать успокоенье мне? Лишь только смерть моя или твоя пощада!

К ОТЕЧЕСТВУ

Прощай, бесценная когда-то, Меня родившая страна! Ты смертным ужасом объята. Будь в близкой буре спасена! Тебя покинув, я оставлю Позор, обиды, зависть, травлю, Друзей предательскую спесь. Страна разбойничьих законов! Клянусь, что в обществе драконов Я был бы счастливей, чем здесь. Ты вся пропитана обманом. Честь, совесть, вера —

все труха. К моим стенаньям непрестанным Ты равнодушна и глуха. Жестокосердная Леена! Как из родительского плена Твоим сынам свершить побег? На что тебе их ум? Их знанья? Чтоб скрыть иные злодеянья?! О, лживый мир! О, подлый век! Мать сына в горе не оставит, А коли сбился он с пути, На верный путь его наставит, Поможет истину найти. Но ты иначе поступала: Мне яд в лекарства подсыпала И не из праха подняла, А, чтоб свои поз; рыть убытки, Меня ограбила до нитки, Убийц презренных наняла. Ну, что ж! Неправда правит миром. Вот пастыри твои стоят: В пустых сердцах, обросших жиром, Лишь похоть гнусную таят. Тартюфы, трутни и мерзавцы, Мздоимцы и христопродавцы, Они не выпустят из лап Страну, захваченную ими, Задохшуюся в смрадном дыме,— Кумиры толп, любимцы баб! Здесь предрассудок мысль хоронит, Богач пинает бедняка, Ликует гнет, свобода стонет, Терзает ворон голубка. Ростовщики — враги Христовы — Скупить отечество готовы И в роскоши проводят дни. Своекорыстные злодеи — По сути, те же иудеи, Хоть не обрезаны они! А на таможне, где граница, Я только слышу что ни день: Что стоит шерсть? Почем пшеница? Какие цены на ячмень? Мужи германские устали. А чем же наши дамы стали? Достаточно взглянуть на них: Одни румяна да белила! Давно их Женственность забыла, И только Глупость любит их. В таком безмерном запустенье Я вижу родину свою. Она — зачахшее растенье. Ее с трудом я узнаю. Ни вдохновения, ни мысли — Они давным-давно прокисли В удушье мерзостной тюрьмы. Плоды искусства затерялись. И тщетно мир спасти старались Святые, светлые умы! Страшусь! Гремят раскаты грома. Холодный ветер тучи мчит. Враги теснятся возле дома. Рука расплаты в дверь стучит. Что мне презренье? Что мне кара? Стою, как Биант средь пожара, Покорен року своему. С тобой не свидимся мы снова. Но даже воздуха родного Глотка с собой я пе возьму.

ПРИ ВРУЧЕНИИ ЕЙ ПЕРСТНЯ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ЧЕРЕПА

Сей дар любви, сей дар сердечный — Грядущий образ мой и твой. Да не страшится разум вечный Бесплотной тени гробовой! Но как сроднить вас, лед и пламень, Любовь и надмогильный камень, Вас, буйный цвет и бренный прах? Любовь и смерть, равна их сила, Что все в себе соединила, И мы — ничто в ее руках. Кольцо исполнено значенья. В червонном золоте кольца — Нетленность чувства, жар влеченья, Друг другу верность до конца. А бедный череп к нам взывает: В гробу желаний не бывает, Ни жизни нет там, ни любви. Мы строим на песке зыбучем! Так торопись! В лобзанье жгучем Миг ускользающий лови!

Диего Веласкес. Конный портрет принца Бальтасара Карлоса.

ДАЛМАЦИЯ

ПАСКОЕ ПРИМОВИЧ

* * *

Фелуку послали ускокам навстречу, плывет она в дали, в жестокую сечу. И чтоб безрассудно не сгинуть в сраженье, на Лопуде судно возьмет подкрепленье. Оттуда дорогу на Вратник проложит, где вражью берлогу отряд уничтожит. Как ядра фелуки — злосчастным ускокам, так мне мои муки ниспосланы роком. А радость былую верну я и силу, когда поцелую тебя, мою вилу.

* * *

Фигли строила ты двум молодцам в сутанах. Сколько мне пришло на ум мыслей нежеланных! Или вправду промеж вас шашни? О, создатель! Все проведает тотчас грозный настоятель. Он таков, душа моя — все пред ним робеем, словно малая змея перед лютым змеем. Как ты терпишь, ангел мой, черноризцев рядом? Уж меня ты удостой благосклонным взглядом. А тебе я послужу честио, без обману, днем и ночью госпожу ублажать я стану.

* * *

Фра Мартин зазвонил в свои колокола, денницу возвестил, и — светлая взошла. Измученный тоской, сомкнуть я глаз не мог, лишь утренней порой уснул без задних ног. О, как был счастлив я, когда в чудесном сне владычица моя пришла в постель ко мне. Когда обнять хотел я несравненный стан, вдруг сон мой улетел, растаял, как туман. А мне опять страдать, смиряя горький стон. О, если бы опять увидеть этот сон.

XОРАЦИЕ МАЖИБРАДИЧ

* * *

Свет мой, сладостная вила на восходе солнца, сидя у оконца, злато прядей распустила вдоль прекрасной выи,— грели душу мне не раз косы золотые. Ветер ласковый с Амуром игрища затеял, ей в лицо повеял, липнут к прядям белокурым бедокуры эти, тонкой пряжей завладев, мне сплетают сети. Изловить хотят, как птицу, милой на потеху, мне же не до смеху, о, за что меня в темницу?! Нет, не уповаю я на милость госпожи, в пламени страдаю. О, какая злая доля, говорю по чести, с этим ветром вместе принесла мне столько боли, что в слезах тоскую и влачу большой валун на гору крутую.

* * *

Как без сердца с жизнью слажу? Я его оставил где-то. Сердце! Сердце! — нет ответа. Где же мне найти пропажу? Ах, куда оно девалось? Ждать ли встречи, боже правый? Горечь дум страшней отравы, жить не долго мне осталось. Таковы причуды страсти, что склонясь к ее приказам, гибнет сердце, гибнет разум, и душе грозят напасти. Если кто-то в полной мере жив без сердца, о мой боже, сделай так, чтоб мог я тоже пережить печаль потери.