Европейская поэзия XVII века

Коллектив авторов

АБРАГАМ А САНТА КЛАРА

ЭПИТАФИЯ СТАРУХИ

Костылик, палочка, клюка Лежат со мною рядом. Моя могила глубока, Темна и пахнет смрадом. Дожив до старости, увы, Я все познала сроки: Парик свалился с головы И провалились щеки. То жгло кишки, то ныла грудь, То мучила простуда: И головы не повернуть, И горб, как у верблюда. Тьфу! Право, оторопь берет, Как вспомню гнусный кашель. Пуст, что кошель, беззубый рот. Чего он просит? Каши ль? Горбушку три часа жуешь, И то когда намочишь… Вот так-то в старости живешь, А умирать не хочешь!.. Судьбе покорные во всем («Си» жизнь сыграла в гамме), Мы в такт мелодии трясем Седыми головами. Но, ощутивши ледяной, Смертельный холод в теле, Мы, старики, любой ценой Отсрочить смерть хотели. Я стала господа молить, К нему вздымая руки: Не для того, чтоб жизнь продлить,— Из страха вечной муки!

ВОЙНА

Литавры

бухают, и барабан рокочет, Труба не устает надсадно завывать. Кто дюжий меч вострит, кто с жаром саблю точит. Вот если бы князьям самим повоевать! Всех ненависть грызет и гложет, как вампир. Народ — убойный скот, а бойия — целый мир. Под шлемом — голова. Грудь давит сталь кирасы. Железным пугалом стал ныне человек. Железом чванятся мальчишки-лоботрясы. В железе — старики… О, наш железный век! Не от того ль нас бьет господь кнутом железным, Что нас увещевать почел он бесполезным?!

НОЧНЫЕ МУЗЫКАНТЫ

По улицам ночным, По переулкам спящим — Четыре дурака — Мы инструменты тащим. Почувствовав в груди Любовную истому, Мы с музыкой своей Бредем от дома к дому. Едва взойдет луна, Мы серенаду грянем: Пиликаем, бренчим, Басим и барабаним. «Прелестница, очнись Скорее от дремоты! Здесь, под твоим окном, Мы разложили поты. Ах, осчастливит нас Одна твоя улыбка!» — Вздыхает барабан, Тихонько просит скрипка. «Твой взгляд дороже всей Небесной благодати!» — Поет гобой д'амур, У лютни на подхвате. «Мы будем здесь стоять Хоть до восхода солнца, Пока ты наконец Не выглянешь в оконце! Все арии тогда Тебе споем мы хором, С закатываньем глаз, Со струнным перебором. А коль ночной дозор Пройдется по кварталу, Мы ноги пустим в ход, Чтоб шее не попало! Вот так мы и живем, Шатаясь где придется, И пусть честной народ Над дурнями смеется, По улицам ночным Мы с музыкой кочуем, В надежде, что хоть раз С тобой переночуем!»

ГАНС АСМАН АБШАТЦ

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ К ГЕРМАНИИ

Немецкий дух подпал под гнет нововведений. Мы наряжаемся, мы ходим, пьем, едим, Фехтуем, странствуем, поем и говорим На чужеземный лад… Взыскуешь восхвалений? Так подчинись во всем дурацкой новой моде Иль будешь высмеян при всем честном народе. Что стало с нравами, которые исконны? Усердье, преданность, честь немца — где они? Все это, говорят, не модно в наши дни. Все нынче новое: фасоны и законы. Устои рухнули. Забыто постоянство. И выскочки теснят старинное дворянство. Презренье к старости… Зазнайство молодежи… Но голове моей любезна седина. Ведь чем древней вино, тем слаще вкус вина. Монета, чем древней, тем ей цена дороже. О нет, не торопись зачеркивать былое. Миг — и отцвел тюльпан. Сто лет цветет алоэ.

ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ

В полночный час, повитый тьмой, Тревога жжет рассудок мой. Что значит время: краткий век, В который втиснут человек? Под гнетом дел, трудов, невзгод Бывает день длинней, чем год. Недели страха!.. Скорби дни!.. И все ж проходят и они. Страшись! Коварен каждый час! Как скоро смерть настигнет нас И мы, покинув хрупкий дом, Навечно в вечность перейдем? С восходом солнца — день встает, С заходом — вечер настает. Но как измерить долготу Дня, что не канет в темноту? Луной, чей путь определен, Год на недели разделен. Но сколько лет в себя вберет Бессчетных лун круговорот? Друг друга месяцы сменить Спешат — и жизни тянут нить. Но вот один, подавшись вспять, Истек и начался опять. Двенадцать месяцев пройдет, В году последний час пробьет. Но где, когда раздастся звон, Чтоб возвестить конец времен? Всесильной мысли власть дана Измерить глубь морского дна. Но как безмерное обнять, Непостижимое понять? Труд проникает в недр нутро, Кристаллы взяв и серебро. В гор сердцевину путь прорыт, И только в вечность вход закрыт. Что — время, жизнь? Лишь краткий час. Нещадно вечность гонит нас И заставляет перейти Туда, где нет конца пути.

КВИРИНУС КУЛЬМАН

ИЗМЕНЧИВАЯ СУЩНОСТЬ БЫТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

Вот оно: мрак, чад, бой, хлад, юг, восток, запад, север, Солнце, море, ветер, огонь и Ужас: «Вдруг не помогут?!» На это: свет, синь, кровь, снег, зной, жар, прохлада, мороз, Сиянье, берег, затишье, пожар и Гнусных издевок гогот. Гнет, страх, крик «ах!», боль, вопль, яд, лесть, чернота коварства. Но будет: гнет свобода согнет, страх — в прах! Боль обезболь! Вот оно — от всех болезней лекарство! Луна, огонь, алмаз, дым, овца, деревцо, аист, рыба. Кому ночь нужна, кому печь нужна, кому оправа, кому труба, Кому луг, кому сад, кому гнездо. Кто за озеро скажет спасибо! Хлебу нужен желудок, Мысли — рассудок. Стрелок, человек, прилежанье, искусство, игра, Рот, корабль, принц, горе, месть, верность, стяжанье, Бог… Каждому нужно свое: Цель, место для сна, поощренье, награда, добрая ссора, Поцелуй, возвращение в порт, трон, могила, убийство, любовь, Святая молитва… Что

считается сильным, добрым, весомым, прямым, длинным, Белым, большим, одиноким, Что, как воздух, всесуще и высоко, как огонь, Не сойдется со слабым, злым, легким, Кривым и широким, Черным, маленьким, с цифрами «девять» и «три». И ни землю, ни воду они не приемлют! Так, отвага, любовь, острословие, ум, слава, радость, Красота и веселье покинут тотчас же края, Где царят лицемерье, трусость, вражда, Тугодумье, глупость, бесславье и скука, Где уродство соседствует с тошнотворной тоской. Все меняется в мире, все любит, и все ненавидит, Тот, кто это поймет, кто воочию это увидит, Тот узнает, Как род наш устроен людской.

ОЧЕРТАНЬЕ ПРИМЕТ ПЛОТЬ

И очертанье да воспримет плоть! В один народ сольются все народы. В своем единстве триедин господь. В зерне сокрыты триединства всходы. Во мне самом воссоздан сын господень, Пусть и у вас, в сердечной глубине, Он вызреет, прекрасен и свободен. Вы господа обрящете во мне. Не тысячу дробить на единицы, А в тысяче им воссоединиться! Единой силой четырех ветров Единозвучье держится земное. В неисчислимом множестве миров — Чертеж еще несозданного мною. Мой разум размышленьем поглощен. Смысл величайших истин мне открылся. В дыханье сына дух мой воплощен, Мной выплеснут, в любви он растворился. И означало это вознесенье Людского рода вечное спасенье. Обожествленный, днесь являюсь к вам. Я — господа вернейшее зерцало. Я — как перед падением Адам: В нем первое прозрение мерцало! Что света свет, светильник светел мой. И высшему добру во угожденье, Мой сын, вступив в единоборство с тьмой, Рождает свет, сам света порожденье. И, светоносным наделенный даром, Он огненным, отцовым пышет жаром. Как знать, когда утратили меня Народы, распыленные Адамом? Но вас, от распыления храня, К себе зову и к общности тем самым. О вас печалясь, мы явились с сыном Проклятье, что на вас, перебороть. Да станет человечество единым! И очертанье да воспримет плоть! И в этом мы дотоле не смиримся, Пока во всех сердцах не воцаримся!

ГОТФРИД АРНОЛЬД

МИР НА ЗЕМЛЕ

Как прохладный ветерок Средь полуденного зноя, Мир приходит в должный срок К нам, измученным войною. Мудрено ль меня понять? Знают все, как сладко снова Друга давнего обнять После спора затяжного! Ах, расти, расти во мне, Дивный мир новорожденный, Зрей в сердечной глубине, Пой в душе освобожденной, Высшим счастьем окрыленной!.. Возликуй, моя душа, Королевою влюбленной!..

ИОГАНН ХРИСТИАН ГЮНТЕР

СТУДЕНЧЕСКАЯ ПЕСНЯ

Братья, братья, прочь тоску! Вешний день ловите! Солнце ластится к листку! Радуйтесь! Любите! Темен, слеп, бездушен рок. Смерть близка… Так в должный срок Розу жизни рвите! Жизнь уносится стремглав, Словно в небо птица. Эту истину познав, Нужно торопиться. Ждет гробов разверстых пасть. Поспешите ж, братья, всласть Радостью упиться! Ах, куда ушли от нас, Кто совсем недавно Молод был, как мы сейчас, Веселился славно? Их засыпали пески, Их могилы глубоки. Время так злонравно! На погосте мертвецы Под плитой глухою — Наши деды и отцы, Ставшие трухою. Колокольный слышен звон. Кто созрел для похорон? Может, мы с тобою?.. Но в гаданьях проку нет. Небо справедливо. Мы жe предков чтим завет: Пьем вино и пиво! Эй! От жажды сохнет рот! Братья! Жизнь полна щедрот! Наливайте, живо! Поднимаю сей стакан За свою отраду, Ту, в чьем брюхе мальчуган Зреет мне в награду. Ну, так выпьем! А засим Хором вновь провозгласим: Слава винограду!

ПРОСНУВШАЯСЯ ПЕЧАЛЬ

Любовь сегодня пробудила Печаль, что сердце бередила И растравляла душу мне. В груди проснулся стон протяжный, Слеза дрожит росинкой влажной, В сердечной вызрев глубине. Тревога, спавшая доселе, Вспугнула лень в моей постели И не дала забыться сном, Туда зовя меня всецело, Где Одиночество воссело На камень, на сердце моем. Ах, чуя близкую разлуку, Душа испытывает муку… Ты рядом, за стеной, жила, И то, бывало, как страдаю! Теперь же Швейдниц покидаю, Лишившись хлеба и угла. Мольбы мои, упреки, грезы Безмолвно б высказали слезы, Но сушит их нещадный страх. Кому печаль свою поверю? Глухой стене? Лесному зверю? Иль буре, воющей в горах? Чем ты, дитя, добросердечней, Тем злей, жесточе, бесконечней Боль, что в груди своей таю. О, неужель с себя не сброшу Молчанья горестную ношу, Поведав исповедь мою? Но я страшусь!.. О, мир проклятый, Где каждый встречный — соглядатай, Где осторожность не спасет: Дверь затворишь — подсмотрят в щелку, А то, что скажешь втихомолку, По свету эхо разнесет. Одна лишь ты на целом свете Надежно сохранишь в секрете То, что тебе доверил друг: Его понявши с полуслова, Ты разделить уже готова Его мучительный недуг. Он обречен, он пропадает, К твоей груди он припадает, Изранен смертною тоской. Так голубь, бурею гонимый, Прильнувши к горлице родимой, Найдет спасенье и покой.