Европейская поэзия XVII века

Коллектив авторов

О СТАРЧЕСКОМ ИЗМОЖДЕНИИ, КОГДА БЛИЗИТСЯ КОНЕЦ, СТОЛЬ ВОЖДЕЛЕННЫЙ ДЛЯ КАТОЛИКА

На склоне жизни, Лидий, не забудь, сколь грозно семилетий оскуденье, когда любой неверный шаг — паденье, любое из падений — в бездну путь. Дряхлеет шаг? Зато яснее суть. И все же, ощутив земли гуденье, не верит дом, что пыль — предупрежденье руин, в которых он готов уснуть. Змея не только сбрасывает кожу, но с кожей — оболочку лет, в отличье от человека. Слеп его поход! Блажен кто, тяжкую оставив ношу на

стылом камне, легкое обличье небесному сапфиру отдает!

НАИСИЯТЕЛЬНЕЙШЕМУ ГРАФУ-ГЕРЦОГУ

В часовне я, как смертник осужденный, собрался в путь, пришел и мой черед. Причина мне обидней, чем исход,— я голодаю, словно осажденный. Несчастен я, судьбою обойденный, но робким быть — невзгода из невзгод. Лишь этот грех сейчас меня гнетет, лишь в нем я каюсь, узник изможденный. Уже сошлись у горла острия, и, словно высочайшей благостыни, я жду спасения из ваших рук. Была немой застенчивость моя, так пусть хоть эти строки станут ныне мольбою из четырнадцати мук!

О ДОЛГОЖДАННОЙ ПЕНСИИ

Свинец в ногах у пенсии моей, а я одной ногой ступил в могилу. О беды, вы мне придаете пылу! Наваррец — наилучший из друзей! В рагу я брошу лук и сельдерей! Мне даже фига возвращает силу! Мой ветхий челн доверю я кормилу! Мне спится славный Пирр, царь из царей! Худые башмаки, зола в печурке,— неужто дуба дам, дубовой чурки не раздобыв, чтобы разжечь очаг! Не медли то, о чем я так мечтаю! Сказать по чести, я предпочитаю успеть поесть — успенью натощак.

ТЩЕСЛАВНАЯ РОЗА

Вчера родившись, завтра ты умрешь, Не ведая сегодня, в миг расцвета, В наряд свой алый пышно разодета, Что на свою погибель ты цветешь. Ты красоты своей познаешь ложь, В ней — твоего злосчастия примета: Твоей кичливой пышностью задета, Уж чья-то алчность точит острый нож… Увы, тебя недрогнувшей рукой Без промедленья срежут, чтоб гордиться Тобой, лишенной жизни и души… Не расцветай: палач так близко твой, Чтоб жизнь продлить — не торопись родиться, И жизнью смерть ускорить не спеши.

КРИСТОБАЛЬ ДЕ МЕСА

* * *

Гонясь за счастьем, уделил я прежде пустой придворной жизни много лет, в которой правдолюбцу места нет, но дверь открыта чванному невежде, где фаворит в сверкающей одежде роскошеством своим прельщает свет, где познает немало горьких бед простак, наивно верящий надежде; пускай смеется чернь, но во сто крат блаженней тот, кто на клочке земли, хваля судьбу, живет себе в усладу, кто мир вкушает, кто покою рад от балагана этого вдали, от мерзости его, подобной аду.

БАРТОЛОМЕ ЛЕОНАРДО ДЕ АРХЕНСОЛА

* * *

Вот, Нуньо, двух философов портреты: один

рыдал и хохотал второй над бренною житейскою игрой, чьи всюду и во всем видны приметы. Когда бы я решил искать ответы вдали от этой мудрости и той — чье мненье мне служило бы звездой? Из двух — какая сторона монеты? Ты, видящий повсюду только горе, мне говоришь, что в трагедийном хоре пролить слезу — утеха из утех. Но, зная, что слезами не поможешь добру и зла вовек не изничтожишь,— я, не колеблясь, выбираю смех.

* * *

Сотри румяна, Лаис, непрестанно их кислый запах выдает обман. А если въелся в щеки слой румян, потри их мелом — и сойдут румяна. Хотя природа и в руках тирана и сталь кромсает сад, где сплошь бурьян, но разве хоть один найдешь изъян в глухом лесу, чья прелесть первозданна? И если Небо коже подарило правдивых роз румяна и белила, зачем же пальцем в щеки грим втирать? Красавица моя, приди же в чувство! Для совершенной красоты — искусство не в том ли, чтоб искусство презирать?

ХУАН ДЕ АРГИХО

ВРЕМЕНА ГОДА

Рассыпав щедро в чистоте простора свой свет и блеск, весиа приходит к нам; полянам зелень, радость пастухам за долгое терпенье дарит Флора; но солнце переменчиво, и скоро оно сместится, оказавшись там, где жгучий Рак погибель шлет цветам, лишая землю яркого убора; и вот уж осень мокрая, она плодами Вакха скрасит свой приход, а после зимний холод воцарится; чередованье, смена, новизна — какой страдалец горький вас не ждет? Какой счастливец гордый не страшится?

* * *

Карают боги гнусного Тантала, чья низость на пиру ввела их в гнев. Своим обманом мудрость их презрев, изведал он, что значит их опала: к воде ладони тянет он устало, почти касается рукой дерев, но Эридан уходит, обмелев, и дерево ему плода не дало. Ты удивлен, страдальцу сострадая, что плод, в его уста не попадая, приманкой служит для его очей? Ну что ж, окинь округу трезвым взглядом, и ты увидишь сто Танталов рядом — несчастных, средь богатства, богачей.

О ТЕСЕЕ И АРИАДНЕ

«Кому пожаловаться на обман? Молчат деревья, слез пе понимая, здесь небо слепо, а земля чужая, любовь обманна, как морской тумап. Уплыл — один — любви моей тиран, и плачу я, тоски не утоляя, надеюсь исцелиться, понимая, что исцеленья нет от этих ран! О боги, если кто-нибудь когда-то вас холодностью ранил, — пусть расплата на моего обидчика падет!» Так Ариадна небо молит в горе, а слезы между тем уносит море, а ветер вздохи горькие крадет.