Европейские поэты Возрождения

Данте Алигьери

* * *

Кто рай спешит познать, взгляни на вилу эту: Подобной не сыскать, хоть век ищи по свету. Как в сладостном раю, в ее лице блаженство. Взгляни — и жизнь свою славь это совершенство. Пред этой красотой как удержать волненье? Как сохранить покой? Как скрыть в глазах смущенье? Коль вила что-нибудь промолвит, голос дивный Наполнит сразу грудь отрадой неизбывной.

* * *

Зачем так упорно лицо ты скрываешь? Я раб твой покорный— ужели ие знаешь? Я назван поэтом молвой легкокрылой. Ужель ты об этом, цветок мой, забыла? Позволь же поэту быть рядом всечасно. На дерзость не сетуй, цветок мой прекрасный. Хвалу воздавая красе безупречной, Как солнце, тебя я прославлю навечно.

* * *

Не радость я пою, цветок благоуханный,— Я в песнях слезы лью, сражен сердечной раной. Не проявляй к мольбам слепого безучастья. Зачем

печалюсь там, где так возможно счастье? В честь вилы молодой как петь мне гимны страстно, Когда мечтой одной живу — мечтой напрасной? Желаньями горю, а сердце грусть сжимает, Как розу, что зарю последнюю встречает.

* * *

Случай, а не слухи: юношу тайком Завлекли к старухе звонким кошельком. Мы на все согласны ради кошелька. Кошельки безгласны, но их власть крепка.

ДЖОРЕ ДРЖИЧ

* * *

О время златое! Сколь ты быстротечно! Неужто с тобою прощаюсь навечно? Как быстрое лето, ты сникло, увяло, В душе моей света так мало, так мало… О время веселья! Сколь ты быстрокрыло! Ты сладкое зелье мне щедро дарило, Но все, что светилось безбрежностью счастья, Теперь обратилось во мрак и в ненастье. О ты, время рая! Где, где твоя сила? Иль власть чья-то злая тебя погасила, Иль просто с дороги свернуло ты круто, Чтоб жить без тревоги другому кому-то?.. О радости время! Не жду с тобой встречи: Гнетущее бремя легло мне на плечи — Грустна моя участь, горьки мои муки, И смех и певучесть со мною в разлуке. О время цветенья! И как же случилось, Что стал словно тень я, что все омрачилось, Что взор мой впервые померк от печали, Что песни былые в устах отзвучали? О ты, время счастья! За что ж это горе, Что должен попасть я в бурливое море, Над тьмою глубокой держась так некрепко В ладье одинокой, бессильной, как щепка? О время слепое! Куда ж забрело ты, Оставив со мною лишь боль да заботы? Я сам, видно, сохну сухоткой твоею — И слепну, и глохну, и скорбно немею…

МАРИН КРИСТИЧЕВИЧ

ПИСЬМО ЛЮБИМОМУ В СТОН

Ты уверял меня, и нежен и влюблен, Что только на три дня, не дольше, едешь в Стон. Уж отцвела земля и минула весна, Уж скошены поля, а я в слезах одна. Достойно ль милый мой со мною поступил! Я проклята судьбой, мне белый свет не мил. Скажи, доколе ждать, напрасно глядя вдаль, И море вопрошать? Утешь мою печаль! Напрасно я платком всем лодочкам машу, Покинув отчий дом, на узкий мол спешу. О лилия моя, приди, мой белый цвет, Вьюсь, как в кругу змея, — тебя, как прежде, нет. О камень Купидон пусть стрелы разобьет, Я знаю, другу он вернуться не дает. Чтоб в белый парус твой попутный ветер дул И чтоб простор морской тебя назад вернул, Я призову богов: «Эол, приди скорей, Владыка парусов и пенитель морей, Услышь, Нептун седой, не преграждай пути, Верни его домой, разлуку сократи!» Внимательно читай, мой милый, письмецо, Увидеть снова дай любимое лицо. Как не цвести цветку без солнечных лучей, Так жить я не могу без красоты твоей.

АНТУН БРАНЧИЧ

ВЕНГРАМ

* * *

Все вы, паннонцы, пока самовластно, управы не зная, Каждый нз вас у себя правит и властно царит, Междоусобную брань разжигает в своей же отчизне И ослабляет ее силу былую и мощь. В прах повержен Таврун, покорилась Славония турку, Петр и Буда уже рабское иго несут. Общими силами вы не хотите в согласье сражаться! Был бы Данубий тогда с Будою неодолим. Что мне сказать вам, враги своей же великой державы, Вам, о паннонцы, никем непобедимые встарь? Тратить не надобно слов. Примером Греция служит. Ясно: хотите вы все разом себя погубить.

* * *

Что раздираете вы своей же Паннонии тело, Родину вашу и свой уничтожая народ? Не выбивайтесь из сил: вот он, турок-тиран, перед вами! Сможет он вас без труда всех уничтожить один.

К ПОРТРЕТУ ФИЛИППА МЕЛАНХТОНА

Дюрер портрет написал Меланхтона с великим искусством, Только не дышит, молчит и неподвижен портрет. Весь же облик его исполнен жизненной силы: Явственно выражен здесь мужа божественный ум. Шея, глаза у него и все лицо его в целом Истинной жизни полны в образе этом немом. Что ж, коль дыхания нет и движений в картине безмолвной. Славного не завершил в ней живописец труда.

МАВРО ВЕТРАНОВИЧ

ГАЛИОН

Флот дубровиицкий прекрасный — Всех морей владыка властный, Всех судов и всех флотилий, Где б они ни проходили. Кто же в этом усомнится, Жизнью должен поплатиться, Ведь святого Влаха знамя Гордо реет над судами. Он над нами капитаном, Он известен дальним странам, И блестит

его корона, Как денница, с небосклона, Возвестившая с восходом Утро новое народам. Судно каждое сравнится С легкой златокрылой птицей, Пролетающей проворно Над поверхностью озерной. Старики и молодые — Все матросы удалые; Волки с алчущими львами Управляют парусами. Им противен турок жалкий, Как навоз, как грязь на свалке, И когда врага встречают, Парусов не опускают, Принимая смерть без стона, Рубятся ожесточенно, Кровь из свежих рай струится — Лишь бы славы не лишиться И в любой стране далекой Запада или востока Дубровчан достойных знают, Короли их уважают. Нет нигде морей закрытых Для матросов знаменитых, Бороздят любые воды Корабли сынов свободы, Что прославлены без меры За защиту правой веры. На чужбине ли, в отчизне — Всюду счастливы их жизни В посрамленье чужестранцам, Паче всех — венецианцам.

ГАННИБАЛ ЛУЦИЧ

ПОХВАЛА ДУБРОВНИКУ

Отрывок

Дубровник, цели я не знаю величавей, Чем воспевать тебя в твоей великой славе. Дубровник, край отцов, часть милого предела, Возникший в тьме веков, в века смотрящий смело. Я рад тебе слагать хвалу нелицемерно, До неба возвышать тебя, слуга твой верный, Мой голос тих пускай, — я для тебя дерзаю, Похвал не отвергай, что в честь тебе слагаю; Пусть слышен он едва, но он звучит не ложно. Правдивые слова отвергнуть невозможно. Дубровник — горный дуб с могучею вершиной. Взобравшись на уступ, стоит он над долиной. Корнями он проник туда, где под землею Питает их родник живительной водою. Он испокон веков стоит неколебимо, От северных ветров и от жары хранимый. Как грозный богатырь, наперекор стихии Разбрасывает вширь он ветви вековые, А все, что вкруг растет, в тени его великой Скрываясь от невзгод, — все немощно и дико: Земля здесь так крепка, а корни здесь так хилы, Что даже родника достичь у них нет силы. Дубровник, разум твой и к истине стремленье Несут тебе покой, и честь, и уваженье. Ты только им одним обязан тем, что ныне Стоишь неколебим, — и нет прочней твердыни. Прельстясь твоим добром, твоей свободной долей, Стал тот твоим врагом, кто сам живет в неволе.

Неизвестный итальянский гравер XVI в. Всадник. Гравюра на дереве

Кто лживостью живет, кто немощен глазами, Тот одного лишь ждет — чтоб свет померк над нами. И властелин иной, что полон спеси гордой, Тебя б хотел порой смирить рукою твердой. Дубровник, наблюдай вокруг, рассудку верный, Себя оберегай от зла, храни от скверны. Всевышний, с высоты окинь Дубровник разом: Во всем увидишь ты спокойствие и разум. Как под плащом клинок, враг прячет озлобленье И выжидает срок, чтоб сделать нападенье. Но правдою тверда державная основа, О правде никогда нельзя сказать худого. Дубровник, твердо стой, смотри в глаза напасти, Удел извечный твой — творить для граждан счастье.

ПЕТР ГЕКТОРОВИЧ

РЫБНАЯ ЛОВЛЯ И РЫБАЦКИЕ ПРИСКАЗКИ

Отрывок

Выйдя в полдень жаркий к берегу залива, У рыбачьей барки повстречал я дивоз Чувствами богатых бедняков я встретил, Пусть наряд в заплатах — был бы разум светел! Нас всегда смущает вид простонародный, Знайте — он скрывает разум благородный. Нищета богата, — бог тому свидетель! — В ней, как в недрах злато, скрыта добродетель. Бедняков считаем мы ненужным сором, Так что нищета им кажется позором, Но, когда при встрече к беднякам снисходим, Их простые речи мудрыми находим. Кажется убогим их существованье, Но даны немногим мудрость их и знанье. Диоген когда-то был увенчан славой, Жил он не богато — в бочке жил дырявой. Персов победитель знал величью цену, Но познал властитель зависть к Диогену. И сказал тогда я рыбакам смиренным? «Что же, обладая опытом бесценным, Вы свой дар таите? Братья, вы не правы! Если знать хотите, вы достойны славы. Разум ваш чудесен, он во все вникает, Сладость ваших песен в сердце проникает. Мне бы плыть беспечно с вами по просторам И внимать бы вечно вашим разговорам». И тогда Паское отвечал с поклоном: «Вы со всей душою — к людям неученым. Паше вам спасибо, вы добры без меры К нам, крестьянам, ибо мы бедны и серы. Не судите строго — знают даже дети: Тех, чья жизнь убога, больше всех на свете». Прекратив беседу, я сказал крестьянам: «Приступить к обеду, кажется, пора нам». Говорится слово — делается дело, Варево готово, быстро закипело. И когда вкусили мы горячей снеди, Снова приступили к прерванной беседе. Долго говорили про улов богатый И о том, как плыли мы в ладье дощатой. Я сказал: «Свершилось все, как мы хотели: Море покорилось, волны отшумели. Долго мы блуждали по морю седому, Но опять пристали к берегу родному».