Эвтаназия
Шрифт:
– „Юньань"?
– Нет.
– „Камю"?
– Нет.
Момина вскочила и двинулась было к сколоченным мною полкам. Но тут заметила, что дверь открыта, и вернулась к кровати.
– Собирайся, – сказала она, натягивая трусы, – я приготовила для тебя сюрприз.
– Форма одежды?
– Неважно. Впрочем, у тебя, по-моему, на все случаи жизни одна форма одежды.
Через несколько минут мы уже сидели в „Вольво", уносящем нас на природу – подальше от мерзостей цивилизации. В лица светило весеннее
– В Научный?
– Ага, на дачу.
Именно в этом месте нас когда-то остановил гаишник. А меня угораздило забыть права в другом пиджаке. Мы с ним долго препирались, а из машины поочередно высовывались Петька, Фил и Юлька Мешкова и по-детски причитали: „Дяденька, отпустите его, он – дурак." В конце концов гаишнику это надоело, и он действительно меня отпустил.
– Может, предпочитаешь сесть за руль?
Это было уже слишком.
– Лучше как-нибудь в другой раз.
К тому же я давно не имел водительской практики. Чего доброго, угодим под панелевоз…
Дача их находилась почти напротив моей (немного наискосок) – участок я до сих пор сохранил за собой. Я показал ей свой садик и фундамент дома и ту халабуду, которую соорудил несколько лет назад из подручных средств. Площадью она была четыре квадратных метра, но кровать внутри помещалась. А еще – маленький столик, на который можно было поставить пишущую машинку. Особенно я гордился тем, что крыша даже в самую сильную грозу не протекала. Когда это произведение искусства, сработанное из кусков фанеры, жести и шифера увидели „литературные эстеты", они прозвали меня Кумом Тыквой. И все же практически каждое лето я проводил здесь.
Момина затормозила у обочины, и тут мне захотелось показать ей свой участок. Скрипнула калитка. Здесь, у входа, я когда-то оставлял „Жигули". Каждый раз, когда после долгого перерыва я возвращался сюда, у меня возникало ощущение, будто я среди декораций шекспировской трагедии – в том смысле, что все персонажи в ней уже погибли за исключением второстепенных. Предметы, которые сохранились в саду: мангал, пара бревен, остатки натянутого между двух деревьев гамака – были связаны со мной обетом памяти. А вот предметы в саду Моминой хранили память о вещах, о которых я не имел ни малейшего представления.
Мы вошли в дом. Я был навьючен шампанским и большим количеством закуски, припасенными в багажнике. Момина захватила с собой и портативный компьютер. Неужели будет работать? Даже в такой день?
Дом был солидный и обставлен соответствующим образом. Именно отсюда в город возвращались ее родители, когда им подвернулся панелевоз. Момина быстро накрыла на стол, и мы выпили за успех нашего предприятия. А потом поднялись на второй этаж, где она показала мне рабочий кабинет и спальню. В спальне мы разделись, улеглись, но до ласк дело так и не дошло – нас тут же сморило…
Проснулись мы уже вечером. Вернее, это я проснулся, а передо мной стоял Середа, только без головы: в новеньком смокинге и белой рубашке с бабочкой. Представляете? У меня волосы на голове встали дыбом. Но тут я увидел, что за смокингом прячется Момина – она держала его за плечики.
– Хороши шуточки, – переводя дыхание, проговорил я. – Это и есть твой сюрприз?
– О нет, – сказала она, – это даже не преамбула.
– А где же тогда сам сюрприз? Признавайся, не томи душу.
– Не будем торопить события, – сказала она. – Сначала примерь смокинг.
– Но это совершенно не мой стиль, – запротестовал я.
– А ты не думай об этом.
– О чем?
– О том, что это – совершенно не твой стиль.
И действительно – смокинг пришелся мне в пору, я даже почувствовал себя в нем вполне свободно.
– Вот видишь, – обрадовано сказала Момина.
Мы поужинали при свечах. Меня не покидало ощущение, что происходящее ныне – некий ремейк. Что соответствующая книга уже давно написана, и мы движемся по накатанной колее. Но тут в сюжете обозначился неординарный ход.
– Знаешь, я решила женить тебя на себе, – сказала Момина. – Ты только не удивляйся.
– То есть, – не понял я.
– Я хочу выйти за тебя замуж.
– Ты?! За меня?!
Она рассмеялась.
– Надеюсь, ты не станешь возражать? В конце концов это ведь я тебя сотворила своими собственными руками. Как Тарас Бульба своего сына. И теперь я предъявляю на тебя свои права. Только попробуй отказаться.
– А ты хорошо подумала? – уточнил я.
– Надеюсь.
– Вот это действительно сюрприз!
– Это тоже еще не сюрприз. Так ты согласен?
– А разве у меня есть выбор? Если на меня предъявлены права… чего уж теперь…
– Нет, ты скажи мне четко и определенно, ты согласен?
Я прокашлялся.
– Да.
– Тогда вот тебе мое приданное.
Она усадила меня рядом с собой за компьютер.
– Но у меня уже есть один, – принялся возражать я.
Она усмехнулась. Даже не усмехнулась, а ощерилась, словно хищница, готовая проглотить добычу.
– Причем тут компьютер? У меня есть один любопытный файл. Поглядим.
На экране появился перечень каких-то заглавий.
– Это создано моим отцом. За каждым из названий – концепция литературного произведения. Пожалуйста… – Она щелкнула мышкой по одной из позиций, и на экран словно черт из табакерки выскочил текст: какие-то соображения, философские выкладки, заметки о странностях человеческой натуры… – Середа умер, да здравствует Середа! – упоенно воскликнула она.
– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался я.
– Неужели ты до сих пор не догадался?