Ей это нужно, мне это удобно
Шрифт:
Безумные поблескивания в глазах Нэра и его отчаянная решительность, возникшая абсолютно спонтанно, заставили Нору внутри орать от счастья и радостно кивать головой на все его неозвученные предложения, но руки на автомате уже творили вполне очевидное заклинание, как в нее тут же врезалось уже сотворенное.
– Только попробуй отменить, – прорычал Нэр.
– Да кому вы сдались, Нэр, если вы думаете, что женщины только спят и видят, чтобы вы осчастливили их и заделали им ребенка, то самомнение у вас до небес, – но тут...
Дайте женщине возможность броситься в омут с головой,
Прижмите женщину к стене, да, вот так, чтобы она не смогла вырваться, и наслаждайтесь.
Придите, возьмите, победите.
И катитесь к черту.
Столкните двух темных магов вместе, и вы получите либо коварный план по захвату мира, либо чертову неуемную бурю.
Она не знала, чего ей хотелось больше: послать его к черту или расцарапать до крови спину. Залезть ногтями под его рубашку и разодрать там все так, чтобы у него искры летели из глаз. Все эти напряжение между ними, особенно возраставшее в последние дни, все эти косые взгляды, все это должно было куда-то вылиться. И оно вылилось.
Он вжал ее в стену так резко, что Норе показалось, будто ее позвоночник сломается сейчас ко всем чертям. Тяжело дыша, с налитыми кровью глазами, Нэр сейчас походил на рассвирепевшего быка, бьющего копытом в землю. Выставившего свои рога и готового ринуться на обидчика. Бык. Именно так. Огромный, массивный, разъяренный, разозленный бык, тот самый тип альфа-самцов, которых Норе хотелось слать, слать и слать к черту. Из серии “прийти, увидеть и победить”. Взять, овладеть, не спрашивая ничье мнение, и прекрасно. Женщина только от одного взгляда на такого должна течь. Да хрен.
Он крепко держал ее за бедра – Норе хотелось накостылять ему по роже. Ведь – черт! – там точно останутся следы от его грубых, больших и неотесанных пальцев.
Нора рыкнула от злости, когда его дыхание чуть не ошпарило ее лицо, а его член скользнул, коснувшись крайней плоти, чуть ниже. Огромный, темный, твердый, с раскрывшейся головкой член.
Дракон.
Еще движение, и вот Нэр уже толкнулся в нее, лишь сильнее сжав за бедра, а Нора свела колени, будто бы преграждая ему путь, от чего он зарычал, стараясь протиснуться дальше, но Нора испытывала настоящее злорадство.
Что, думаешь, любая женщина готова лечь под тебя, чертова херомразь? Думаешь, оскорбляешь всех направо и налево, и все текут, словно чертовы шлюхи? О том, что именно так, а может, даже еще сильнее текла она сама, Нора даже не задумывалась. Ну да, черт, она и сама разрывается от желания, но... Твою мать!
Он с рычанием толкнулся снова, а Нора резко раздвинула колени, и, явно неожидавший этого, Нэр вошел в нее слишком быстро, мгновенно заполнив изнутри. Его брови лишь удивленно вздернулись, но лицо тут же побагровело, когда Нора вцепилась в его спину. В его чертову притягательную, сексуальную, смуглую спину, которую так хотелось расцарапать. Чтобы не оставить на ней ни одного живого места. Чтобы до крови, до этих глубоких царапин, которые обязательно останутся завтра утром.
Она впилась в его кожу ногтями, и Нэр взвыл, казалось, это только подстегнуло его, и в следующие несколько минут Нору разве что не вышвыривало из собственного тела – настолько ее трясло изнутри, настолько разжигающими и раскаленными были все их движения. Задрать голову, ощутить позвонками твердую стену и биться, биться чертовой трепетной ланью, с которой уж точно она никогда себя не ассоциировала, потому что, потому что – черт возьми! – ее. Никогда. Никто. Так. Не трахал.
Яростно, будто потрошил.
Даже Саймон с этими его замашками брутального самца. С его грубостью и таким грязным похлопыванием по заднице, в которым было больше отвращения, чем наслаждения, но Нора ждала этого, потому что если даже он готов был наградить ее всего лишь этим, она безоговорочно это принимала. Но даже Саймону с его подчас (то есть всегда) пьяным гоготом и грязными словечками было далеко до абсолютно трезвого Нэра.
Но каждое его погружение вышвыривало Нору из собственного тела, каждое движение заставляло виски расходиться в нестерпимом пламени, а в глазах разве что не звенело. Чем яростнее он бился в ней, тем глубже и длиннее становились царапины на его спине.
Зверел Нэр, зверела Нора, и их схватка напоминала бушующий огонь.
Перед Саймоном она встала бы на колени просто потому, что это Саймон. С Нэром же Нора свирепствовала, позволяя всей неуемной энергии вырваться изнутри.
Огонь взвивался в ней все сильнее и яростнее, и этот же огонь привел их в конечном итоге на разделочный стол, вернее, закинутой туда оказалась сама Нора, которая в свою очередь, обезумев от экстаза, зашвырнула ноги Нэру на плечи, сведя лодыжки за его спиной.
В этот момент она увидела, что налитые кровью глаза могут налиться еще сильнее.
Он терзал ее с удвоенным рвением. Как будто не было никого в мире, кого бы он ненавидел сильнее. Как будто Нора была одна повинна во всех бедах, которые с ним случились, и хотя бы так, хотя бы за самую малую часть он мечтал расквитаться с ней. Как будто и правда ненавидел сильнее всех на свете. И сильнее всего желал.
Это было его слабостью, Нора знала, а ее слабостью (или избавлением?) стало то, что она все-таки прогнулась под этого женоненавистника. При каждой мысли об этом злость застилала глаза, и ноги скрещивались все сильнее за его шеей, чуть ли не сдавливая ее. Трудно дышится, скотина? Ну так наслаждайся.
А самое смешное заключалось почему-то в том, что он ни разу не поцеловал ее. Не было страстных, чувственных поцелуев. Ну и пожалуйста. Нора, скорее всего, все-таки врезала бы ему, попробуй он протолкнуть свой грязный язык ей в рот. Да попробуй он только вообще ее поцеловать. Не хватало тут еще о женоненавистниках грезить.
Отвратительнейший, грязный сексист.
То, что наконец-то размышления о его члене, на кого у него стоит и кого он трахает, привели Нору к тому, что этим самым стоящим членом Нэр сейчас трахал ее, конечно, чести ей не делало. На самом деле надавать бы себе по роже, но вместо этого только орешь во всю глотку, пока бушующее внутри пламя раздирает тебя на кусочки. Орешь так, будто этот мудак – лучшее, что случалось с тобой в последнее время.