Факел
Шрифт:
— Да, я приму и черепаху, и всех, кто придет вместе с ней.
— А знаешь, — спросила Дафна, — что нашел Ктесий в своей сумке наутро после пожара? Среди червяков и насекомых, которыми он кормит черепаху? Смятый свиток! Он достал его, когда отвечал на вопросы архонтов. И первый архонт сломал печать. Там было только одно слово: «Да».
Гиппократ хлопнул себя ладонью по колену.
— И как я только не догадался! Ах, знай я это, я никогда бы…
Дафна сделала ему знак замолчать.
— Я нечаянно, — сказал Ктесий, и на глазах у него блеснули слезы. — Я забыл.
Гиппократ присел перед ним на
— Ну, ничего, — сказал он. — Ты привел ко мне сегодня Дафну, а это самое главное. Быть может, твой отец оставит тебя гостить у нас долго-долго. И я начну тебя учить, чтобы ты мог стать асклепиадом.
Ктесий судорожно вздохнул, а потом улыбнулся.
— А знаешь, что сказала мне жена привратника? Она сказала, что я, когда вырасту, стану знаменитым асклепиадом, вроде тебя и Эврифона, и сказала, что, наверное, персидский царь пошлет за мной, чтобы я стал его придворным врачом. [21]
21
Это «пророчество» сбылось: известно, что врачом персидского царя Артаксеркса был Ктесий из Книда, написавший историю персидских войн. — Прим. автора
— Очень может быть, — ответил Гиппократ. — Но теперь, если для меня найдется место в лодке, которая привезла вас сюда из Мерописа, нам пора бы вернуться туда — но только сначала мы поедим и попрощаемся с Фенаретой.
Еще только светало, когда Сосандр на следующее утро подошел к двери дома, где жил его брат, и постучал. Ему открыла Праксифея. Она прижала палец к губам.
— Они еще все спят, — шепнула она и, выйдя к нему, притворила за собой дверь. — Они приехали совсем поздно. Гиппократ всю дорогу от гавани нес Ктесия на руках. Мальчик даже не проснулся.
— Эврифон и Тимофей тоже приехали ночью, — ответил Сосандр. — На македонской триере. Ее начальник обещал подождать, пока свадьба не кончится. Я с ними уже виделся. Они должны присутствовать на заседании косского Совета. А потом мы с Эврифоном пойдем в храм Аполлона принести брачные жертвы от наших двух семей.
— Только последи, — перебила его мать, — чтобы жрец после жертвоприношения отдал тебе лучшие части. Без хорошего мяса и хорошего пирога не бывает хорошей свадьбы.
— Ну, — засмеялся Сосандр, — и без этого будет немало хорошего: вино, красавица невеста, жених, эпиталама. Ну, а мать жениха — разве не в ней все дело? Только не забудь, что стряпать нужно будет в печах за домом. Эврифон просил, чтобы во время свадьбы очаг был холодным.
Праксифея повернулась, открыла дверь и поманила за собой сына. Они тихонько прошли через дворик к двери таламуса. Праксифея отдернула занавес. Комнату наполняло благоухание. На белых стенах нельзя было заметить ни пятнышка. В углу стоял сундук с приданым Дафны, сделанный из полированного триопионского дуба. Его начищенные ручки и замки сверкали. Брачное ложе было накрыто кремовым покрывалом, узор на нем изображал посох Асклепия и змею-целительницу.
— Это все приготовила я, — сказала она, — и покрывало, и теплые одеяла, и мягкие простыни. Все они были сотканы здесь и ждали лишь, чтобы Гиппократ нашел себе невесту. Вечером останется только усыпать
Праксифея взглянула на старшего сына и указала на стоявшее на столе красивое овальное зеркало.
— Ты знаешь, что это такое?
— Очень дорогое зеркало, — ответил Сосандр. — Почти наверное коринфской работы — об этом свидетельствуют коленопреклоненные мужские фигуры.
— Это зеркало Фаргелии, — объяснила Праксифея. — Его привезла с собой Дафна.
Лицо Сосандра стало удивленным.
— Моему брату будет не так-то просто понять свою молодую жену.
— А это и ни к чему, — ответила Праксифея. — Достаточно того, что она будет его понимать. От него же требуется только, чтобы он ее любил.
Когда они вышли из комнаты, Праксифея, задернув занавес, сказала со вздохом:
— Тридцать лет я спала здесь — у нас бывает столько воспоминаний, у нас, женщин, которые когда-то неслись в самой середине потока жизни с ее радостями, ее рождениями, созреванием и смертями. Струя жизни некоторое время мчит нас вперед, а потом мы отходим в сторону и смотрим, как она увлекает за собой других. Когда я выходила замуж за твоего отца, он был таким молодым и веселым! Но сегодня я вижу его в моих сыновьях.
— И он и ты живете в нас, — улыбнулся Сосандр.
Через некоторое время после того, как Сосандр ушел, во дворик спустилась Дафна и увидела, что Гиппократ уже разговаривает там со своей матерью. Глаза Дафны сияли радостью, от нее веяло нежным ароматом жасмина.
Поцеловав ее, Праксифея повернулась к сыну.
— Сейчас не время для разговоров. Мне некогда, и вы уж как-нибудь вымойтесь и оденьтесь без моей помощи. Вон там в углу два полных меха. В них вода из священного источника Ворины. Подалирий, добрая душа, привез их вчера для вашего свадебного омовения. По старинному обычаю, эту воду всегда приносит родственник. — Повернувшись к Дафне, она объяснила: — Подалирий — двоюродный брат Гиппократа. У нас на Косе те, кто хочет, чтобы Аполлон благословил их брак, всегда совершают омовение водой, принесенной из источника, который бьет в горах над его кипарисовой рощей.
— Но я уже мылся, — сказал Гиппократ. — Все это глупости.
— Ты вымоешься и во второй раз, мой сын, — властно сказала Праксифея. — Подалирий ходил к источнику вечером, после того как весь день посещал больных. Когда он явился сюда, ведя за узду мула, на спине которого лежали эти мехи, у него был очень усталый вид. И все-таки он не сел, а произнес положенную речь. Он пожелал вам обоим счастья, а потом засмеялся — это с ним случается редко — и сказал, что заранее радуется тому, как будет играть с вашими детьми.
— Он не женат? — спросила Дафна.
— Нет, хотя он почти вдвое старше моего сына. Да вот и он сам.
К ним, сияя детской радостью, шел через дворик Подалирий. На Дафну он посмотрел с нескрываемым любопытством.
— Хайре! — сказал он ей и еще раз повторил: — Хайре! — А затем, повернувшись к Гиппократу, продолжал со смущенной улыбкой: — Я очень рад твоему счастью… и тому, что ты нашел такую красавицу жену! Но я вдруг сообразил, что сейчас луна идет на убыль. Не лучше ли будет отложить вашу свадьбу и сыграть ее после новолуния? Брак, заключенный в дни, когда луна прибывает, как всем известно, редко оказывается бездетным, а ведь дети — это самое важное.