Факультет чудаков
Шрифт:
Владелец лошади откликнулся не сразу. Андре Шару пришлось несколько раз подряд повторить, что он хочет приобрести эту лошадь.
— Как приобрести? — всякий раз переспрашивал владелец лошади и подымал кнут, чтобы ударить лошадь, и снова опускал кнут.
— Купить, купить, — пояснял Андре Шар. Ему казалось, что владелец откажется продать ему лошадь, и он останется без лошади, точно это была единственная лошадь на весь Париж.
— Не задерживайте нас, господин, своими неуместными шутками, — сказал владелец лошади, — нам некогда.
— Я дам вам любую цену, какую вы только пожелаете, — сказал Андре Шар.
Владелец лошади посмотрел на Андре Шара: шутил ли он или был сумасшедшим. Нет, очевидно, он не шутил.
— Вместе с упряжью, телегой и сеном, — сказал владелец лошади и поднял кнут, так как был уверен, что эти условия не подойдут странному господину.
— Но мне нужна только лошадь.
— Тогда не выйдет, — сказал владелец лошади и ударил лошадь кнутом, от чего она с шумом сдвинулась
— Хорошо, я согласен, — крикнул Андре Шар и вынул деньги.
Владелец лошади остановил лошадь, медленно пересчитал деньги и неохотно слез с воза. С его помощью Андре Шар взобрался на воз. Возчик после некоторого раздумья передал ему кнут и притронулся рукой к шляпе. Шар ударил кнутом лошадь, и телега сдвинулась с места. Казалось, весь мир сдвинулся с места вместе с телегой. И если не мир, то во всяком случае предместье. Целая улица любопытных своеобразной демонстрацией двинулась на город вместе с Андре Шаром. Они шли сзади воза, впереди, с левой его стороны и правой. Человек, прекрасно одетый, без шляпы, с длинными волосами, на возу с сеном, способен был вывести из равновесия всех любопытных предместья. Он не умел управлять лошадью — человек без шляпы, в первую минуту, как он забрался на воз, лошадь пошла прямо на тротуар, оттого что он дернул одну сторону вожжей. Толпа любопытных помогала ему управлять лошадью, она давала ему советы. Постепенно толпа любопытных все увеличивалась и увеличивалась. Она становилась тем больше и активнее, чем ближе воз приближался к центральным улицам Парижа. Громадный воз сена посреди лимузинов и мрамора, особняков и на возу прекрасно одетый молодой человек с длинными волосами и без шляпы — зрелище, которое можно увидеть только в кинематографе.
Между тем демонстрация ротозеев достигла таких размеров, что не могла не обратить на себя внимания полицейских. И вот один из полицейских позвонил в участок, коротко передав, в чем дело, и спросив, как поступить.
— Задержать, — ответили из участка.
И вот лошадь Шара взяли под уздцы, справа один полицейский, слева другой и двое сзади и повели в участок.
Толпа была рассеяна мигом. Правда, расходясь по домам, ротозеи долго еще смеялись над сумасбродом без шляпы и на возу с сеном в центре Парижа. Одни говорили, что это причуды богатого американца. Другие — поэта, демонстрирующего возом с сеном новое направление, третьи — выходка советского агента и т. д.
— Кто вы? — спросили в участке Андре Шара.
— Я Андре Шар. Художник, — сказал Андре Шар. — Мой адрес: улица Паскаля, 13. Лошадь я купил потому, что я захотел купить лошадь.
— Вы вправе это сделать, — ответил дежурный полицейский офицер. — Мы очень извиняемся, что задержали вас. Но мы приносим извинение и за то, что нам придется задержать вас до темноты. Вы не знаете странности толпы. И кроме того, дневное ваше путешествие на возу с сеном по главным улицам Парижа, помимо того, что соберет возле себя народ, будет препятствовать уличному движению.
И Андре Шару пришлось провести время в участке до наступления темноты. Он выехал из участка ночью. Удивленные автомобили хрипло объезжали его. Почти перед рассветом он подъехал к своей квартире. Консьержка, похожая на старое черное платье, открыла ему дверь. Но Андре Шар не вошел в дом. Андре Шар остановился на пороге, держась за рукоятку полураскрытой двери. Он думал о том, как ему пристроить лошадь. Не оставлять же ее на улице перед домом. Или поступить еще более нелепо — ввести ее в комнату! Он улыбнулся. Консьержка полуодетая, ежась от холода, смотрела на него. Наконец, он придумал. Он уплатил одному из шоферов соседнего гаража, тот пустил лошадь в гараж и поставил ее среди автомобилей. Если бы не он, едва ли Андре Шар смог бы выпрячь ее. Теперь она была более или менее устроена и приступила к отдыху. Только теперь Андре Шар почувствовал сумасшедшую усталость. Он почти не заметил, как вошел в свою комнату, как упал на кровать, как уснул. В эту ночь он спал без всяких сновидений. Он проснулся утром и так рано, как будто сменил свою профессию художника на профессию извозчика. Он вспомнил про лошадь в первую минуту после того, как проснулся, во вторую минуту был на ногах и оделся, в третью — в гараже. Лошадь чувствовала себя великолепно. Она жевала сено, доставая небольшие пачки его прямо с воза своими длинными желтыми зубами, и, махая хвостом, глядела на Андре Шара сбоку несколько лукаво и не без кокетства.
Все было в порядке. Андре Шар вернулся в ателье, помылся, оделся в рабочее платье, позавтракал. Он поставил на электрическую печь банку с грунтом. Через несколько минут грунт был готов, и Андре Шар, взяв с собой кисти, отправился в гараж. Он почистил лошадь скребницей; затем, обмакнув большую кисть в грунт, стал покрывать им лошадь. Он знал, что, если он покроет грунтом всю кожу, лошадь погибнет. Он покрывал грунтом одни участки, другие оставлял свободными. Теперь оставалось выждать, пока обсохнет грунт. Лошадь вела себя спокойно, и грунт, наложенный на нее, высох гораздо быстрее, чем если бы он был на полотне. Загрунтованный конь, как живой холст, стоял на своих четырех ногах, чуть поблескивая и белея. Андре Шар начал лихорадочно писать. Он никогда еще так не спешил. Кисть бегала по крупу лошади слева направо и справа налево. Фигурки,
Что же в конце концов это было — лошадь или живопись? И лошадь, и живопись.
Эта лошадь страдала всеми порами своей кожи, теми порами, которые уже перестали существовать и перешли в гладкую фактуру живописи Шара, и теми порами, которые пока еще были свободны. Лошадь страдала, как только может страдать лошадь. Но Андре Шару не было никакого дела до страдания лошади. Лошадь перестала существовать для Андре Шара как лошадь. Она перешла в живопись. В эту минуту его интересовала только его новая работа, ее достоинства и ее недостатки. Андре Шар обошел вокруг лошади. Все было сделано с большим мастерством. Краска, наложенная на живую лошадиную кожу, давала еще более неожиданные эффекты, чем на полотне, фактура была живой, как кожа, она жила вместе с лошадью, она двигалась вместе с ней, казалось, что она даже дышала. Андре Шар хотел уже выйти с лошадью из гаража на улицу, но вдруг остановился в долгом раздумье. Единственная цель его работы — вывести людей из равновесия, похожего на отдых после сытного обеда, предстала перед ним во всей своей простоте. Выполнил ли он свой замысел? Он посмотрел на свою работу с этой точки зрения. Он видел ее уже иначе. Чудовищный недостаток бросился ему в глаза и заставил его попятиться от лошади. Как это он не заметил сразу: лошадь почти ничем не отличалась от его прежних картин, висевших в ателье повернутыми изображениями к стенке. Правда, эта его работа в отличие от прежних могла двигаться, жевать сено и махать хвостом, но это не являлось достоинством его живописи, а особенностью каждой лошади как живого существа.
Оставалось взять кисть, и Андре Шар взял кисть и замазал белой краской все беспредметные, ничего не изображавшие фигурки, замазал все за исключением физиономии господина Моробье.
Он решил написать что-нибудь такое, что способно было вызвать ужас буржуа, что могло бы разбудить людей от их спячки.
Но что было способно вызвать ужас буржуа? «Призрак пролетарской революции» — это подсказал бы Андре Шару любой подросток из рабочей семьи, если бы Андре Шар стал советоваться с подростками.
Но Андре Шар всегда советовался только с самим собой, со своей совестью и со своим воображением. Кроме самого себя, он никого не уважал и ни с кем не считался. И он снова принялся за работу. На обоих боках лошади он написал одно и то же, он изобразил, как машина угнетает человека. Он написал человека, занятого самым невинным и повседневным из человеческих занятий, человека, чистившего себе зубы. Человек был написан просто, но без абстрагирования и утрирования черт, хотя несколько деревянно и примитивно, как изображаются люди на вывесках провинциальных портных. Изображенный человек походил и на манекен, и на живого человека, который каждому другому человеку непременно напомнил бы одного из его знакомых. И не напомнил бы знакомого разве только тем людям, у которых совершенно нет знакомых. «Но таких людей, у которых нет знакомых, к сожалению, не бывает» — так думал Андре Шар, осматривая изображение человека на правом боку лошади и на левом, два совершенно одинаковых изображения. Он остался доволен физиономией написанного им человека, его носом, быть может, несколько более индивидуальным, чем следовало, его веселыми зубами и глазами, но особенно доволен остался зубной щеткой, походившей на зубную щетку гораздо более, чем настоящая зубная щетка.