Фальшь истины
Шрифт:
Поравнявшись, Дайна оттолкнула его согнутым коленом – так отгоняют назойливую собаку.
– Ну-ка… Дверь-то откройте!
– Кто это? – спросил Митя поверх ее плеча.
Чтобы объяснить, потребовалось бы поведать ему всю нашу жизнь. Открыться – почти породниться. Я не хотела, чтобы моей семьей стал кто-нибудь, кроме Олеси…
– Пусть идет, – сказала я.
Устраивать дикую сцену? Отбирать ребенка? Дайна сама приведет ее назад завтра же. На сутки ее материнских чувств, может быть, хватит…
Но Митя сдался не сразу.
– Девочка больна, – сказал он строго. – Ей нужен покой. Куда вы ее тащите?
– А тебе-то какое дело? – поинтересовалась Дайна сквозь зубы.
– Я ее доктор, – невозмутимо пояснил он. Длинные складки вдоль лица будто окаменели. – Я только что поставил ей укол, она должна поспать.
– В машине поспит.
Я не сдержала удивления (Напрасно! Интересуясь пошлостью, сам становишься пошлым):
– У тебя появилась машина?
Она оглянулась, но слова ее не прозвучали ответом:
– Нужно увезти ее от этой…
– Не понимаю, – признался Митя.
И не подумав объяснить (Да и что она могла сказать?!), Дайна простонала, наступая на него:
– Дай пройти, у меня уже руки отваливаются!
Взглянув на меня и не увидев ни одобрения, ни протеста, он молча открыл дверь и снова притворил ее, когда Дайна вывалилась в подъезд.
– Это и есть ее мать? Я не ошибся? Откуда она вдруг взялась?
– Она вернет ее, – пробормотала я, и повторила, как мантру: – Она вернет ее.
– Так уже было?
Теперь он будто бы и не собирался уходить. Хотя и не решался снова снять обувь: Митя носил кроссовки, возможно, это и заставило меня принять его за вчерашнего студента. А сейчас отозвалось одобрением: этот человек любит ходить. Как и я. У Дайны теперь есть машина? Наши миры отталкиваются все больше, скоро не разглядеть…
Подождав немного – отвечу ли что-нибудь (но любые слова разорвали бы сейчас горло в кровь!), Митя проговорил, заметно помрачнев:
– Я не мог не открыть ей дверь. Вы же не возражали… У девочки, я думаю, ничего серьезного, так что за нее не волнуйтесь.
Пытаясь укрыться от его заботливости, – как она невыносима, когда от не нужного человека! – я отошла и отвернулась к окну. Разве этого недостаточно, чтобы человек понял: здесь в нем никто не нуждается? За спиной – шорох. Пытается ускользнуть неслышно? Не люблю этого в мужчинах. В тех, кто хоть бочком пытается втиснуться в мою жизнь. От них я жду силы хотя бы на равных, лучше – такой, чтоб встряхнула. Резко – пусть осыплется шелуха прошлого. Деликатностью от нее не избавишься…
Я вздрогнула всем телом, когда чужие руки уверенно вжались в мои плечи.
– Вы еще здесь?!
– А вы решили, что я сбежал?
Оказывается, возился там, опять
– Зачем вы здесь?
– Я же доктор, – он еще пытался шутить. Вышло неуклюже. – Я не могу бросить человека, когда вижу, что ему по-настоящему плохо.
– В таком случае, вам придется остаться здесь навсегда. Не пугайтесь так, я шучу.
– Неужели вам всегда плохо?
– Я же сказала, что это шутка.
– Мрачноватая…
– Знаете, Митя, лучше всего вам сейчас уйти.
Он давно опустил руки, но я по-прежнему чувствовала их: тепло проникло насквозь.
– А, по-моему, я должен задержаться. Давайте просто пообщаемся! Это вас отвлечет.
– Мой любимый вид общения – потусторонний: сон.
Он даже не удивился:
– Почему-то я так и подумал, что живые люди, из плоти и крови, вас не особенно интересуют. Но сны ведь тоже бывают разные! Привяжется, например, кошмар какой-нибудь…
И этих Марининых слов он тоже не мог знать:
– Мне сон не снится, я его сню.
– Что-что делаете?
В этом мальчишеском, взахлеб, смехе было столько задора, что я охотно подхватила бы его, если б умела смеяться вместе с другими.
– Вы так странно разговариваете!
– Разговариваю? Я так думаю.
В этом не было неправды. Ее мысли всегда были моими собственными. Я читала ее строки и узнавала все свое. Мы веками были одним целым.
Митя признался:
– А с вами непросто. Но это как раз интересно! Редко удается поговорить с кем-то всерьез.
– А по-другому – зачем?
– Ну, не знаю! – он прошелся по комнате, словно вживаясь в нее. – Невозможно ведь промолчать всю жизнь! Да и скучно, согласитесь!
– Вам кажется, пустота может развеселить? Тогда вам к Дайне.
– Куда?
– Дайна – это имя. Ее имя.
Он кивнул в сторону входной двери:
– Вот этой дамочки? Дайна… Шикарно!
– Вам так кажется?
– Никогда не слышал такого имени. Где она родилась? Явно не русская.
– Интересоваться ее происхождением?! Увольте! Но вообще-то глупость не имеет национальности.
Замер возле разоренной кроватки, остановил на мне взгляд врача:
– Что это вы так вскипели? Она вообще кем вам приходится?
Я могла не ответить, и это не было бы невежливостью. В конце концов, я вызывала на дом врача, не исповедника. Почему он все еще здесь?
Пришлось произнести прямым текстом:
– Я хочу остаться одна.
– Если Дайна не вернет девочку, вы и без того останетесь одна.
Ничего неожиданного. Он был жесток со мной не более, чем все в этом мире. Кто-то должен принимать побои, раз так много желающих ударить.