Фанфан и Дюбарри
Шрифт:
Изумленная, испуганная, смятенная Дебора пожирала взглядом Фанфана-Тюльпана — как она только что узнала, таково было его настоящее имя! И взгляд её выражал восторг и испуганное почтение. Господи, сколько же пережил и совершил её малыш Ролло! Она подобрала раненого юношу, ухаживала за неизвестным, который был никем и блуждал в поисках самого себя — и вдруг из него вылупилась ослепительная бабочка и вмиг он стал совсем другим человеком! Авантюрист, драчун, забияка, боец, шпион, обольститель женщин и волокита (по части женщин ей Фанфан не рассказал и малой части того, что знаем мы!). Да, теперь он был совсем другим человеком, и даже голос у него переменился, стал
Тюльпан так упивался тем, что к нему вернулась память, что неосторожно выболтал о себе все! И Дебора уже спрашивала себя, не должна ли она сдать властям столь опасного врага её родины (но при этом была абсолютно уверена, что не сделает этого, но вопрос все же задала, чтобы соблюсти приличия, соответствовавшие её положению).
— Ах, Боже, — блаженно вздохнула она, — неужели я смогу рассказать это сестре? Только почему ты теперь со мной на "вы"?
— Ха-ха-ха, — засмеялся Тюльпан. — Но и вы со мной — то же!
— Это оттого, что во мне пробудились совсем иные чувства! — она тоже рассмеялась. — И вообще я вас впервые вижу! — с этими словами она призывно посмотрела на него, так желая, чтобы он заключил её в объятия и приласкал… только не отважилась признаться, — ведь для нового знакомства это не годилось!
— Фанфан!
— Да, Дебора?
— Раз уж я теперь о вас все знаю, значит я… ваша сообщница!
— Нет, вы ничего не знаете! Я вам ничего не говорил!
— Все равно, но я теперь рвусь покинуть Англию! Здесь уже не чувствую себя в безопасности, и всему виной вы, разбойник! — И она снова рассмеялась. — Как же хорошо, что я забеременела и вспомнила о своей сестре! Но что вы делаете?
— Встаю! — заявил Фанфан-Тюльпан.
— В таком состоянии?
— Я хорошо, даже очень хорошо себя чувствую! И не могу терять ни минуты, если хочу найти капитана Рурка. Расскажите мне ещё раз поточнее, что произошло со мной в "Олд Джордж Инн"!
— Ничего! Только вы вдруг вскочили, опрокинув бокал, и тут же потеряли сознание. Мне некогда было даже выяснить, кто там был и как выглядел! Люди помогли вас поднять, перевезти в отель и донесли до нашего номера!
Фанфан-Тюльпан торопливо оделся. Пот уже не лил, зато подламывались ноги.
— А теперь, простите, мне нужно быть на Чик Лейн! — До сих пор Фанфан ни слова не сказал ни о Чик Лейн, ни об Авроре, Анжеле и Эверетте Поксе!
— На Чик Лейн? Но там опасно даже днем! Там полно головорезов!
— Ничего, сейчас же ночь! — отвечал он, смеясь. — Но именно там я могу узнать, где найти Рурка!
О том, зачем ему нужен Рурк, он тоже не распространялся, и Дебора предпочла не спрашивать. Ей и в голову не приходило, что речь идет о делах любовных (вы уже поняли, что Фанфан в своем рассказе о Летиции и не заикался, не желая огорчать свою спасительницу). Нет, Дебора испугалась, что опять начинается какая-то ужасная шпионская история, и поэтому тоже встала, накинула плащ и заявила, что его проводит — решение это было вызвано отчасти какими-то романтическими позывами, отчасти — её доброй душой, — она видела, что Фанфану ещё не по себе.
— О, только не это! — запротестовал Фанфан. — Там и днем опасно и полно головорезов!
— С вами я ничего не боюсь! — решительно заявила Дебора. — И вообще я по глазам вижу, что у вас там есть ангел-хранитель!
Меньше
"Проспект оф Уитби" — с трудом прочитала Дебора надпись на погруженной во тьму вывеске, и повернулась к Фанфану.
— Вы трижды повторили это название, когда пришли в "Олд Джордж Инн".
— И это одна из причин, почему ко мне вернулась память! — ответил Тюльпан. — Так и вертелось все время в голове, но почему и что это такое сообразить никак не мог!
— Теперь узнали? В чем тут дело?
— Это касалось тех дней, что я провел на Чик Лейн и в её окрестностях, — ответил он, вызвав у собеседницы новое возбуждение, как всегда бывает с человеком, наткнувшимся на загадочную тайну — в данном случае тайну её молодого спутника. И потому Фанфан — Тюльпан казался Деборе все более загадочным, все более необычайным и чужим. Когда Дебора вспомнила ещё и про его татуировку (но так и не отважилась спросить), то вовсе перестала сомневаться в его принадлежности к знатному роду и подтвержденному доктором Стенхопом высокому происхождению.
— Хотел бы я знать, почему тут закрыто! — бросил Тюльпан, вернувшись с крыльца таверны, где вначале стучал, потом ломился в дверь и, наконец, даже свистел под окном (конечно, условным образом, как подумала Дебора) — под окном Анжелы! И ничего, никто не отозвался. Дебора чувствовала, как возбужден Тюльпан, когда он ей предложил пройти дальше. Взяв её под руку, торопливо повлек вперед, явно — как поняла Дебора — хорошо зная внушавший опаску лабиринт, где то мелькали за окном с полуразбитыми стеклами неверные огни свечей, то долетал какой-то шепот, но в целом в темноте стояла зловещая тишина, нарушаемая лишь шумом дождя.
И тут Тюльпан вдруг остановился! Откуда-то долетали голоса. Дебора чувствовала, как её восхищение Фанфаном все растет и сгорала от возбуждения, представляя, как сможет рассказать сестре об этой ночной вылазке, хотя одновременно и тряслась от страха. Когда Фанфан вдруг замер, уставившись в землю, сердце её бешено заколотилось и она осмелилась спросить, что он нашел.
— На этом месте я должен был погибнуть, только вместо этого убийца пал от моей руки. И звали его Пастенак! — ответил он.
Но то, что Дебора Ташингем никогда уже не смогла забыть, последовало потом.
Они спустились по десятку каменных ступенек к дверям, которые Фанфан открыл — а это были двери в "Рай" — и тут последовала немая сцена, словно из ночной тьмы возникла на пороге статуя командора — "каменный гость"!
Ненси Вонючка, игравшая на бочке в домино с Теодорой, столетнею хозяйкой "Рая", за спиной которой торчал Симон-Чудак, первая подняла глаза, когда в зал потянуло холодным воздухом, заколебавшим огоньки свечей, озарявших компанию старых приятелей. И даже джин, проглоченный в изрядных дозах, не уберег их от испуга при виде "призрака". Ненси завопила, к ней присоединилась Теодора, а Симон, зажмурив глаза, рухнул на колени. Последовавшая сцена описанию не поддавалась: перепуганные дамы заметались по залу, то и дело падая на пол и визжа от ужаса, в то время как Симон-Чудак, заикаясь, выл: