Фанфан-Тюльпан

Вебер Пьер Жиль

— Лейтенант, ваше поведение недостойно офицера!

И, повернув его кругом, он толчком выкинул его вон, в комнату, куда Фавар, Бравый Вояка и несколько рабочих сцены уже вбежали, привлеченные шумом скандала.

Потом, повернувшись к Люрбеку, маршал скомандовал:

— Вон отсюда!

Люрбек, белый от ярости, осмелился возражать:

— По какому праву, господин маршал, вы отдаете мне приказы? Насколько мне известно, я не подчинен вам и я не ваш слуга!

Но Морис Саксонский схватил Люрбека за колет, поднял его в воздух,

как связку соломы, и вышвырнул вслед за его приятелем.

Обоих мгновенно и след простыл под хохот присутствующих.

Скатываясь вниз по лестнице, Д'Орильи, совершенно растерянный, бормотал:

— Но мне нужна эта женщина!

Тогда Люрбек, уже придя в себя и беря его под руку, прошептал ему на ухо таинственные и гнусные слова:

— Если вы будете меня слушаться, сегодня же вечером госпожа Фавар и мадемуазель Фикефлёр будут в наших руках!

Фавар подошел к маршалу, который стал успокаивать актрис. Почтительно поклонившись, он произнес:

— Монсеньер, не знаю, как вас благодарить за* защиту госпожи Фавар!

Маршал встретил его слова мрачным взглядом, но тот продолжал:

— Как ее муж и как автор пьесы, я дважды благодарю вас!

На эти слова Морис Саксонский, который не смог удержаться от жеста досады, распрощался с двумя актрисами, резко повернулся спиной и удалился, не проронив ни слова.

Совершенно сбитые с толку столь неожиданным исчезновением, госпожа Фавар и Перетта обменялись изумленными взглядами, а Фавар в это время заметил на полу записку, которую великий воин в суматохе уронил. Он быстро схватил ее, развернул и прочел громко вслух:

О, чудо грации, любимица Партера!

Лишь к одному из всех вас снизойти молю!

Пусть ваших милостей ко мне сравнится мера

С той нежностью, с какой я вас давно люблю!

Морис Саксонский

На этот раз Фавар себя почувствовал уязвленным не на шутку и устремил на жену печальный взгляд. Но госпожа Фавар забрала у него из рук записку, едва касаясь ее кончиками пальцев, и сожгла ее на пламени свечи, стоявшей на туалете из розового дерева, перед которым она гримировалась.

Тут послышался голос Бравого Вояки, который громко произнес:

— Ваш выход, дамы!

Комедия продолжалась. Ей предстояло закончиться поворотом действия, которого Фавар совершенно не предвидел, разрабатывая ее интригу.

Фанфан, который стоял на страже в вестибюле перед входом в зрительный зал, в антракте слышал восторженные отзывы об игре госпожи Фавар, но рядом с ее именем все время звучало еще одно — мадемуазель де Фикефлёр. Это было непонятно!

— Фикефлёр!.. — говорил он сам с собой. — Кто может быть молодая актриса, которая взяла себе имя моей деревни?

Вспоминая о том, что его невеста давно проявляла пылкий интерес к театру, он спрашивал себя:

— Может быть, это случайно она? Нет, нет, это невозможно!

Охваченный странным волнением, он повторял:

— А все-таки… Фикефлёр!

Фикефлёр! А вдруг это она!? Тогда понятно, что она меня забыла!

До него долетели приглушенные портьерами аккорды оркестра, означавшие начало второго действия. Не в силах более сдерживать себя, Фанфан сунул саблю в ножны и проскользнул в зал. Как только он оказался внутри, у него вырвался крик:

— Перетта!

Актриса в этот момент заканчивала куплет, исполненный ею с необыкновенным изяществом.

— Перетта! Перетта! — совершенно потеряв голову, кричал Фанфан, не обращая внимания на гром аплодисментов в зале.

Но девушка уже исчезла со сцены.

Почти обезумев, Фанфан кинулся в вестибюль, промчался за кулисы, где сначала запутался, и, наконец, влетел к Перетте, которую поздравляла с успехом госпожа Фавар. Но, едва он попал на подмостки за занавесом, как Перетта, которая не успела его заметить, вернулась на сцену. Тогда Фанфан, ничего уже не соображая, бросился за ней следом. И раньше, чем его успел задержать Бравый Вояка, он оказался перед зрителями рядом с Переттой, которая от потрясения упала в обморок прямо к нему в объятья.

В зале поднялся страшный шум. Бравый Вояка сразу же опустил занавес, и, когда Перетта пришла в себя в гримерной, куда ее перенесли, и Фанфан покрывал ее руки поцелуями, сияющий старый солдат сказал ей:

— Вот видишь, я все-таки оказался прав! Он живой — совсем живой! — и смотри, какой он красивый офицер!

— Перетта, дорогая моя, ты забыла меня?

— Я тебе писала каждую неделю, — лепетала счастливая Перетта, — это ты ни разу мне не ответил!

— О, гром и молния, и тысяча чертей! — заорал Бравый Вояка. — Это старая церковная крыса, папаша Магю, уничтожал все ваши письма! Ну, давайте, детки, обнимитесь, наконец! Теперь-то уже я вас поженю!

Но тут, по просьбе госпожи де Помпадур, маршал Саксонский, которого этот инцидент чрезвычайно позабавил, вызвал влюбленных к себе. Оба, дрожа, предстали перед двумя властительными особами, а они оставались сидеть в своих креслах. В молчании всего зала молодой солдат, стоя во фрунт, пробормотал:

— Господин маршал, я совсем обалдел, когда увидел мою суженую на сцене… Я долго ничего не знал о ней… Я думал, она меня забыла… Но я имею честь доложить вашему сиятельству, что она меня все-таки любит!

Доброжелательный смех поднялся в зале. Перетта, пунцовая, как пион, низко опустила головку.

Фанфан выиграл эту кампанию.

Морис Саксонский воскликнул:

— Маркиза, этот Фанфан-Тюльпан — отважный солдат. Я даже дал ему звание первого кавалера Франции. Поэтому я имею честь просить вас его помиловать.

— О, я тем охотнее соглашусь, — ответила с улыбкой маркиза, — что нахожу это происшествие весьма романтичным и трогательным. Но пусть спектакль продолжается. Фанфан-Тюльпан после его окончания сможет обрести свою возлюбленную.