Фантастические сказки
Шрифт:
Он торопливо накинул кое-какое платье и вернулся в кабинет.
– Ну, г. Факраш, - сказал он, - теперь объяснитесь. Вы говорите, будто осыпали меня благодеяниями? Вы, очевидно, убеждены, что я обязан вам благодарностью. Но, ради Бога, за что? Все это время я был снисходителен в пределах возможного, так как верил, что вы желаете мне добра. Но сейчас хочу высказаться откровенно. Я говорил вам с самого начала и повторяю теперь, что мне не нужно от вас ни богатства, ни почестей. Единственное настоящее добро, которое вы мне сделали, заключалось в том, что вы привели ко мне клиента, но и это вы испортили, так как непременно
– А что до всего этого мне?
– Только то, что вы обязаны как-нибудь все это поправить. Иначе пусть меня повесят, если я стану запечатывать вас в бутыли!
– Как же могу я поправить это?
– испуганно воскликнул джинн.
– Если вы могли отнять у всех жителей Лондона память обо всем, что было в ратуше, то можете заставить и моих друзей забыть обо всем, что связано с медной бутылью. Не так ли?
– Это совсем не трудно, - согласился Факраш.
– Так вот, сделайте это. Тогда клянусь, что закупорю вас в бутыли так, как будто вы никогда оттуда и не выходили, и спущу вас в Темзу, где поглубже и где никогда никто не потревожит вас.
– Так сначала покажи сосуд, - сказал Факраш, - ибо не могу поверить, что ты не таишь в сердце какого-нибудь коварного замысла.
– Сейчас позвоню хозяйке и прикажу принести бутыль, - сказал Гораций.
– Может быть, это удовлетворит вас? Только лучше не показывайтесь ей.
– Я сделаюсь невидимкой, - сказал джинн, тут же исполняя свои слова, - Но смотри, не обманывай меня, ибо я все буду слышать.
– Так вы вернулись, г. Вентимор?
– сказала, входя, г-жа Рапкин.
– И без того господина? Ах, как я удивилась, и муж мой тоже, когда вы утром уехали в такой роскошной карете и прекрасном наряде. «Будь уверен, - сказала я мужу, - будь уверен, что за г. Вентимором прислали из Букингемского дворца, а пожалуй, и из Виндзорского замка!»
– Оставим это пока, - с нетерпением сказал Гораций.
– Мне нужна та медная бутыль, которую я купил на днях. Приносите ее, пожалуйста.
– Вы, кажется, тогда сказали, что больше не желаете ее видеть и пусть я дену ее куда угодно?
– Ну, теперь я передумал. Так, пожалуйста, принесите, да поскорее.
– Ах, право, как мне жалко, сударь! Только никак не могу, потому что Рапкин, не желая заваливать квартиру хламом, только вчера продал ее господину, который торгует костями и тряпьем тут, за мостом, и взял-то за нее всего полкроны.
– А как зовут этого торговца?
– спросил Гораций.
– Дильджер, Эммануиль Дильджер. Когда вернется Рапкин, то, конечно, сбегает за нею с удовольствием, если только вам требуется.
– Я схожу сам, - сказал Гораций.
– Не беспокойтесь, г-жа Рапкин, ваша ошибка была весьма естественна, только… только этот кувшин мне понадобился опять. Можете идти.
– О, лицемер со лживыми речами!
– сказал джинн, становясь видимым после ее ухода.
– Разве я не предвидел твоего коварства? Верни меня в мой сосуд!
– Пойду и постараюсь добыть его, - сказал Гораций.
– Не задержусь и пяти минут.
И он собрался идти.
– Ты не покинешь этого дома!
– крикнул Факраш.
– Ибо мне весьма ясно, что ты употребляешь эту хитрость с целью убежать и выдать меня Демону Прессы.
– Если вы не видите, - сердито ответил Гораций, - что я не меньше вашего хочу засунуть вас в эту проклятую бутыль, то вы довольно крепколобы. Неужели не можете понять? Бутыль эту продали, и я не могу ее выкупить, не выходя из дома. Не будьте же так чертовски неразумны!
– Если так, иди, - сказал джинн, - а я здесь дождусь твоего возвращения. Но знай, что если ты долго промедлишь или вернешься без моего сосуда, то этим обличишь свое вероломство и я покараю всякими казнями тебя и тех, кто тебе дорог.
– Я вернусь не позже, как через полчаса, - сказал Гораций, чувствуя, что такого срока вполне достаточно и благодаря судьбу за то, что Факраш не вздумал идти с ним сам.
Он надел шляпу и убежал, чтобы поскорее выкупить бутыль. Не так легко оказалось найти лавчонку Дильджера, грязную и пыльную, помещавшуюся в каком-то маленьком закоулке, с выставкой из нескольких жалких старых стульев, хромых умывальников и ржавых решеток, а внутри набитую грязными матрацами, пустыми футлярами от часов, тусклыми и растрескавшимися зеркалами, сломанными лампами, исцарапанными рамами от картин и вообще такими предметами, которые не могли иметь ценности ни для какого человеческого существа. Но среди этой коллекции ненужного хлама не было видно медного кувшина.
Вентимор вошел и увидел юношу лет тринадцати, который в сумерках портил себе глаза над одним из тех полукопеечных юмористических листков, какие теперь, благодаря усовершенствованной системе воспитания, стали доступны, по крайней мере, восьмидесяти процентам нашего молодого поколения.
– Мне нужно г-на Дильджера, - сказал он.
– Его нет, - ответил юноша.
– Нет дома. Ушел на аукцион.
– Так не знаете ли, когда он будет?
– Может вернуться к чаю, только сказал, чтобы я не ждал его раньше ужина.
– Не найдется ли у вас старой металлической бутыли, медной… или бронзовой… не продадите ли?
– На этом меня не поймаешь! Бутыли бывают стеклянные.
– Ну, так кувшин, что ли… Большой медный горшок… Что-нибудь в этом роде.
– Таких не держим, - сказал мальчик и опять погрузился в своих «Молодцов-Удальцов».
– Вот я сам посмотрю, - сказал Гораций и с замиранием сердца принялся искать, страшно боясь, что зашел не в ту лавку, так как пузатого кувшина здесь, очевидно, не было. Наконец, к своей невыразимой радости, он усмотрел его под куском подъеденного молью плиса.
– Вот я хотел чего-нибудь подобного, - сказал он, щупая карманы и убеждаясь, что при нем как раз соверен.
– Что вы за него просите?
– Не знаю, - сказал мальчик.
– Я дал бы три шиллинга, - сказал Гораций, не хотевший сразу проявлять особой щедрости.
– Скажу хозяину, когда придет, - был ответ.
– Я взял бы ее сейчас, - настаивал Гораций.
– Ну я дам вам три с половиной.
– Да она того и не стоит, - возразил простодушно юноша.
– Может быть, - сказал Гораций, - но я спешу. Дайте мне сдачи, вот, с соверена, и я возьму ее с собой.